Глаша 2

Сквозь пелену слез Глафира таращилась на густые тени, роящиеся по углам огромного зала. На секунду ей показалось, что среди тяжелых портьер, рядом со светлым ночным окном, стоит ОН. Он стоял возле стены, скрестив на груди руки и, улыбаясь, смотрел на Глашу. И эта улыбка была полна светлой грусти. Никогда прежде она не видела у него такую улыбку. Глаша чуть не вскрикнула, но призрак обожаемого кузена рассыпался в прах, только слабый сквозняк шевелил тяжелую портьеру. Звуки рояля стали сильнее. Горелов играл с упоением, прикрыв глаза. Как непривычна была эта волшебная мелодия в этом чужом доме, рядом с чужим мужчиной – как ни печально, Горелов так и не стал ей близким.

Она слушала с зажмуренными глазами, чуть покачиваясь на каблучках своих новых туфелек.

«Дожила, теперь мой ненаглядный кузен, мой демон и душегуб, стал мне всюду мерещиться», – думала она, увлекаемая мелодией.

Но звуки наконец оборвались. Горелов опустил руки и посмотрел на нее.

– Mon Dieu, que t’es belle![11]

Глафира едва заметно смахнула со щеки слезу.

– Нет, вы видели себя в зеркале?

– Видела, – кивнула она.

– Вы – настоящая королева. Я немедленно бы просил вашей руки, если бы, увы, не был уже женат, – он взял в свою ладонь ее маленькую ручку и принялся ее целовать.

– Зачем вы об этом? – она одернула руку.

– А о чем я должен говорить, если сильно полюбил вас?

– Я думаю, что о браке нет смысла говорить мужчине, уже связанном его узами. Да и потом я сама, собственно, замужем, – вдруг выпалила Глафира. – А потому мне непонятна ваша самонадеянность.

Несмотря на внешнюю красоту, породу и сильный темперамент, он вдруг стал чудовищно ее раздражать.

«О каком замужестве он может мне говорить? Лишь один человек на этом свете мог бы стать моим супругом. Но он не захотел. А все остальные ему и в подметки не годятся».

Совершенно некстати она вспомнила долговязую фигуру брошенного ей Рылова и неожиданно для себя фыркнула. А потом и вовсе рассмеялась, красиво запрокинув голову.

– Чему вы смеетесь? – спросил ошарашенный Горелов.

– Да, так…

– Не желаете отвечать?

– Не желаю, – с вызовом ответила она.

– Вы меня сильно удивили. Я отчего-то считал, что вы – дама незамужняя. Простите, а где ваш супруг?

– Далеко отсюда. Я не живу с ним. Мы расстались.

– То есть, как так, расстались?

– Обыкновенно, как люди расстаются. Я прожила с ним недолго и … покинула его.

– Вот как?! И он вас отпустил?

– У него не было выбора, – Глафира нервно заходила по залу. – Я это рассказала вам, Александр Петрович, для того, чтобы сразу объясниться толком – я не могу быть ничьей женой, ибо брак мой еще не расторгнут. И потому, оставьте все эти разговоры. Тем паче, что вы и сами женаты.

– Конечно, я не настаиваю и не смею. Я просто выразил то, что у меня было на душе. Я, собственно, вовсе не знал…

– Теперь знаете. Александр Петрович, я исполнила вашу просьбу и надела новое платье. Уже далеко за полночь. Пойдемте спать.

– Разве вы не выспались, – спросил он с вызовом и ухватил ее крепко за руку. – Замужем вы или нет, для меня совсем не важно. Хотя, признаюсь, факт наличия у вас супруга, делает вас в моих глазах еще привлекательней. Люблю, знаете ли, наставлять рога глупым болванам. И уж точно могу сказать, что кем бы ни был ваш супруг, он априори болван.

– Это почему же? Вы ведь его совсем не знаете.

– Да только лишь потому, что он упустил из своих рук такое сокровище. Любой бы на его месте, посадил вас под замок.

– Я ведь не собачка!

– Я знаю, – он сгреб ее в свои объятия и принялся страстно целовать, почти кусать ее в губы.

Она сама не заметила, как жар возбуждения вновь охватил ее чресла.

Горелов подхватил Глафиру на руки и посадил прямо на рояль, опустив крышку.

– Сиди здесь я принесу сейчас вина.

Он сделал несколько шагов в сторону угла – там стоял невысокий столик с бутылкой французского Borderie и вазой с фруктами.

Глаша сидела на рояле, откинувшись немного назад, и прислушивалась к звукам огромного зала. Вот прозвучали широкие и быстрые шаги Горелова, послышался звон стекла, звук открывающейся бутылки, легко булькнуло вино, снова шаги. Прикосновение прохладной руки. Но в этих привычных звуках она вдруг явственно уловила чей-то шепот. Он был похож на шум прибоя – то усиливался, то сходил на нет.

– Пейте, Глафира Сергеевна, – он подал большой бокал вина.

– Хотите, чтобы я еще сильнее опьянела?

– Не скрою, хочу.

– Зачем?

– Вы мне нужны мягкая и податливая.

– Тогда напоите меня водкой или… дайте опия. У вас есть опий? – с вызовом спросила она.

– Есть. Но я не стану вам его давать.

– Да? А вот один мой знакомый своим любовницам постоянно давал опий.

– И что?

– Что? А им потом мерещились змеи и лесные кикиморы.

– Фу, какая гадость. Неужели вы тоже хотите увидеть нечто подобное?

– Ну, почему бы и нет? – безотчетно и зло шутила Глафира.

– Пейте! Пейте пока это вино. Оно довольно хмельное.

Большими глотками она с жадностью осушила бокал.

– Ого! Не так скоро, эдак вы у меня просто уснете на этом рояле.

Глаша рассмеялась и легла на бок, подогнув под себя ноги и слегка запрокинув голову. Черепаховый гребень выпал из ее прически, и русые волосы тяжелым водопадом упали с рояля на пол.

– Вы похожи на ведьму, ma chérie.

– О, когда-то я это уже слышала. От двух джентльменов.

– И где это было?

Глаша перевернулась на спину, запрокинув шею так, что длинные волосы разметались, словно змеи по глянцу рояля.

– Tu as de beaux cheveux[12]

– De quoi tu parles?[13]

– Я спрашиваю тебя о том, где это, двое джентльменов сказали, что ты похожа на ведьму?

– О, – продолжала дурачиться Глафира, – это было очень давно и далеко отсюда. В ле-су-уу, – последнее слово она почти пропела пьяным голосом.

– Хорошо, – Горелов присел на банкетку, ближе к роялю. – Продолжайте. Вы сказали, в лесу.

– Да, в ле-су-уу-уу. Темном и страшном.

– А как вы в нем оказались?

– Я? Ходила по грибы, – рассмеялась Глаша. – А потом я оказалась в дормезе, а там…

– Продолжайте… Прошу вас. У вас было рандеву сразу с двумя джентльменами?

– Было и что с того?

– Глафира Сергеевна, вы сводите меня с ума.

– Они так тоже говорили. Оба! – Глаша хихикала, запрокинув голову к потолку. – А более я вам, господин Горелов, не скажу ни слова. Довольно с вас. А то еще плохо спать будете… Спать! Я хочу спать.

Но в этот момент она более явственно услышала тот самый шепот. Он показался ей таким знакомым. Глаша раскрыла шире глаза – потолок отчего-то потемнел. По нему стали носиться черные тени и клубы дыма. Потолок зажил собственной жизнью. Ей даже почудилось, что часть белой лепнины, ровно на том месте, где висела огромная люстра в сто свечей, вдруг растаяла, растеклась, словно воск, и появилась живая прогалина, идущая в ночное небо. А с неба падали хлопья снега. Она отчетливо почувствовала на губах и щеках холодное касание снежинок.

Горелов же ровным счетом ничего не замечал. Лихорадочным движением он подвинул на себя Глафиру и раздвинул ей ноги. Ее раскрытая вагина находилась возле самого его лица.

– Послушная девочка, ты надела лишь одни чулочки, и не стала надевать панталоны. Иди ко мне. Ты такая мокрая.

Глашин зад оказался на краю рояля, ровно над самыми клавишами. Горелов нечаянно прикоснулся к ним локтями – раздался резкий диссонансный звук. От этого звука тени на потолке пришли в еще большее смятение – они словно бы порскнули в разные стороны.

Горелов чертыхнулся и захлопнул крышку.

– Иди ближе. Я поласкаю твой сладкий бутончик.

Глафира извивалась от наслаждения. Несколько пальцев мужчина ввел в ее вагину, не отрывая языка от трепетных лепестков плоти. Глаша запрокидывала голову и мычала от наслаждения. В этот самый момент от противоположной стены отделилась чья-то высокая тень и приблизилась к роялю, на котором лежала Глаша. Это был ОН. Владимир! Она сразу узнала его. Он встал возле ее головы и погладил волосы.

11

Мой бог, как ты прекрасна! (франц.)

12

У тебя красивые волосы (франц.)

13

О чем ты говоришь? (франц.)