Глаша 2

– Как ты прекрасна, моя Глашенька.

Близость растворила их легкую субординацию. Он позволил себе назвать ее по имени и на «ты».

Сильные ладони властно развели в стороны ее податливые, полные в ляжках ноги.

– Иди ко мне. Я приласкаю твою мохнатую красавицу. Она у тебя такая сладкая и тугая.

Его голова склонилась над ее пахом.

Делал он это иначе, чем делала умелая Татьяна. Но сам факт того, что этим таинством занимается мужчина, и не простой мужчина, а мужчина, имеющий высокий социальный статус, деньги и внешнюю красоту, заставил ее трепетать от наслаждения. А когда искушенный любовник одной рукой вошел в сжатое, скользкое лоно, раздвигая лепестки плоти и надавливая на верх, не отстраняя рта от возбужденный вульвы, тело Глафиры довольно быстро содрогнулось в сильнейшем оргазме. Она вскрикнула и продолжала сжиматься и хрипло кричать ровно до тех пор, пока сладостные судороги пульсирующими токами не взорвали ей мозг. А после она опала, бессмысленно глядя на темный полог кровати.

Он нежно целовал ее острые соски, но она уже ничего не чувствовала. Теперь ей хотелось только спать. Он обнял ее, и они оба задремали.

Среди ночи он разбудил ее. Его огромный член стоял, словно каменный жезл. Он приказал ей перевернуться на живот и встать на колени. Нависая, Александр Петрович с силой вошел в нее. В этот раз его удары отзывались в теле едва уловимой болью. Но и боль эта была сладостна. Как давно она мечтала о таких ударах и сильном мужском дыхании за спиной. Он двигался ритмично. И ритм этот, и руки его, сжимающие бедра, так живо и некстати, напомнили ей Владимира Ивановича. Она даже зажмурила глаза, стараясь отмахнуться от его навязчивого образа. Но совсем рядом, над ухом, вдруг отчетливо услышала его шепот! Она ни с кем бы, ни перепутала его дыхание, его повелительную манеру, его руки и голос. Глаша чуть повернула шею. Сзади был ОН! Владимир! Это он сладкими выпадами входил в нее, жестко распирая тугое лоно. Лицо Махнева исказила гримаса страсти. Глаша задохнулась от счастья, не давая себе отчета в том, что этого просто не может быть. Она прогнулась и стала с силой насаживаться на толстый член.

– Так, так, моя девочка, – хрипел Владимир за спиной.

– Боже! Это ты, любимый!? – кричала она. – Люблю! Я те-ее-бя люблю! Слышишь?! Я люблю тебя…

Упругий гость выскользнул из нее, хрип за спиной, и теплые капли брызнули на поясницу. Она застонала от разочарования. А когда обернулась, то увидела широкоплечую фигуру Горелова. В изнеможении он бухнулся рядом.

– Ты сказала, что любишь меня? – прошептал счастливый Александр Петрович.

Глаша не отвечала ему. Она лежала на боку, горячие слезы текли по воспаленным щекам.

За окном уже брезжил едва заметный рассвет.

– Глашенька, ты спишь? – спустя время он тронул ее за плечо.

– Нет, я хочу в уборную. И пить. И есть я тоже хочу.

Он рассмеялся.

– Пойдем. Ты хочешь помочиться?

– Да.

– А я хочу на это посмотреть.

«И этот туда же…» – подумала она, вспомнив те эпизоды, когда Владимир заставлял ее мочиться у него на виду.

Он потянул ее за руку и повел в боковой будуар. Его ладонь сначала сжимала подсвечник с двумя свечами, но пройдя с ним за порог, он пошарил рукой, нащупал задвижку в стене и зажег в уборной три газовые лампы, которые заметно осветили помещение, сделав видимой каждую деталь. Глафира засмущалась, стараясь ускользнуть от наглого взгляда мужчины.

Газовые фонари осветили будуар. Там была устроена удобная уборная с фарфоровым нужником в кресле и большущей мраморной ванной.

– Александр Петрович, оставьте меня одну, – попросила она.

– Ни за что! – ответил он. – Я же сказал.

Она промолчала, закусив в волнении губу.

– Смотри, у меня здесь есть бак, который по желанию, нагревается снизу печкой, и прямо в ванну течет горячая вода.

Он взял кувшин и налил в него воду.

– Потрогай, она еще теплая, хотя, я грел ее вечером. Ты всякий раз можешь здесь мыться и принимать ванну.

– Отвернитесь, я очень хочу…

– Писать?

– Это же очевидно.

– Нет, обожди минуту. Иди сюда. Залезь в ванну и сядь на ее край. Прошу тебя.

– Ну, зачем? – слабо сопротивлялась она.

– Сядь, я тебе говорю. Сядь и разведи ноги.

Смущаясь, она выполнила его просьбу.

– Шире… И так писай.

– Я так не могу.

– Хочешь, я полью на тебя водой? Встань.

Он потянул ее за руку. Теперь она стояла босыми ногами на чуть прохладном мраморе объемной ванны.

– Разведи ноги, – приказал он.

Она, зажмурив глаза, повиновалась. И тут же почувствовала, что его пальцы нырнули ей в вагину, и стали поступательно надавливать на верхний свод, другая же ладонь легла на выпуклый низ мягкого живота. Глаша почувствовала давление двух его ладоней – изнутри и сверху. И сама не заметила, как обильный теплый поток оросил его руки и ее ноги.

– Да, еще… до капли… – шептал он, и его опавший член снова поднимал овальную голову. – Видишь, что ты с ним делаешь, маленькая нимфа.

– Экий вы, Александр Петрович, бесстыжий! – упрекнула его Глафира и сама испугалась своего прямолинейного упрека.

– Помилуй, а разве в плотской любви дамами ценимы скромники стыдливые? – он рассмеялся. – Нет, моя дорогая. И это – только начало…

Он взял кувшин и полил на нее водой, потом омылся и сам.

– Ну вот, а теперь я дам тебе поесть.

Поднос с едой он принес прямо в спальню, захватив с собой и бутылку шампанского.

– Я же хотела пить.

– А ты и будешь пить, но не воду.

Глафира с аппетитом ела ломтики желтоватого швейцарского сыра, ветчину, булочки и персики с виноградом. А запивала все шампанским. И… снова довольно быстро опьянела.

– Я хочу спать, – проговорила она заплетающимся языком.

– Сейчас ты уснешь, только я тебя еще немного помучаю.

– Нет, у меня нет сил, я хочу спать, – канючила она.

– Ну, хорошо. Я передумал тебя мучить. Встань, милая, задом. Я постараюсь быстрее кончить.

В третий раз он подвел ее к кровати и заставил наклониться. В этот раз он был в ней дольше, чем прежде. Глафира едва держалась на ногах, то и дело сползая на пол. Но он снова и снова ставил ее то задом, то поворачивал передом, заставляя садиться на край кровати и широко раскидывать ноги. Когда он закончил, Глафира совсем не держалась на ногах. Внутри все болело, и даже шампанское до конца не притупляло эту боль. А после она уснула. Вместе с ней уснул и он.

Проснулись они оба днем, почти перед самым обедом.

Во рту у Глаши было сухо и неприятно. В этот раз она, не мешкая, бросилась сама в уборную и заперлась изнутри. Там Глафира привела себя в порядок и даже омылась все еще теплой водой и расчесала волосы. Вышла она более собранная и строгая и тут же пошла одеваться.

– Ты куда? – спросил он.

– Мне надо идти домой, меня Таня, наверное, заждалась.

– Домой, как и положено, я отпущу тебя только к вечеру.

После этих слов она вспыхнула и обиделась.

– Я пойду наводить порядок в вашей библиотеке. Хорошо, господин Горелов?

– Конечно, пойдешь, – с легкой иронией отвечал он, развалившись на белых простынях широкой кровати.

Она нервно одевалась, искоса поглядывая на него. И не могла не отметить красоты и силы его развернутых широких плеч. Темные пряди волос спускались на его высокий лоб. В эти минуты он казался ей таким симпатичным…

– Тебе помочь со шнуровкой?

– Будьте так любезны, если вас не затруднит.

– Нет, меня не затруднит. Напротив.

Он соскочил с постели и встал возле нее в полный рост. Старый друг снова стоял у него в полной боевой готовности. Но она делала вид, что не смотрит на него. Он помог ей затянуть корсет и застегнуть крючки на платье.

Чулки и панталоны она надела сама. И не оглянувшись, вышла из спальни, стуча каблучками туфелек. В проеме коридора мелькнул подол другой горничной. Глаша не рассмотрела ее. Она прошла в библиотеку и принялась вытирать пыль с нижних полок. Около получаса она занималась уборкой, без интереса расставляя книги на прежние места. В течение часа в библиотеку никто не входил.