Страница 5 из 66
Девушку Анюта заметила не сразу - та стояла за спиной старика, в ребристой тени пока безлиственного, но густо разросшегося куста сирени, чуть не сливаясь с этой тенью. Худенькая и хмурая, одетая в платье, больше похожее на маскхалат из-за расцветки (блёклые цветочки на чёрном фоне), она поглядывала на всех диковато, что подчёркивалось отсутствием на её темноволосой голове траурного платка. И пару раз насторожившаяся Анюта поймала её взгляд в спину старика - ненавидящий, но при том, как ни странно, боязливо покорный. И если Анюта сначала решила, что это молоденькая любовница богатого старика (правда, тогда почему она в таком платьице?), то теперь просто терялась в догадках, что тут к чему.
Высокая тощая женщина в чёрном платье выглядела так, словно только что приехала с какого-то празднества. Даже траурный цвет платья не позволял предположить, что она специально надела его для похорон. С внезапно проснувшейся иронией Анюта вдруг усмехнулась: а если и так? Если смерть прадеда для неё именно что праздник? Ибо длинное платье было не только “ну очень” неприлично декольтировано, но и без рукавов, а на волосах вместо традиционного чёрного платка сверкающими на солнце заколками крепилась изящная чёрная вуалька. На лысого старика она то и дело посматривала сбоку. Враждебно.
Чуть дальше от дамы в вуальке, в трёх-четырёх шагах, стоял роскошный мужик - мечта романтичной барышни: широкоплечий, с узкими бёдрами, в офисном костюме, который только не лопался от мощи, упрятанной в него. Лицо мужика было вытянутым и скуластым, и поглядывал этот тип вокруг себя настоящим волком.
Когда у могилы появилась похоронная процессия, к нему шагнул другой, не менее впечатляющий тип. Этот вроде и не мог похвастаться мышцами, но чёрный костюм ему шили явно на заказ - настолько идеально облегал он высокую фигуру. Был он лицом тоже слегка худ, даже сухощав, будто его обветрило на каких-то работах в пустыне, но, в отличие от первого, недовольства на нём не читалось. Скорее, отчётливо очерченные губы слегка кривились в насмешке, как насмешлив был и прищур небольших глаз… Оба переглянулись. Словно скрепили временный договор. О ненападении. И почти одновременно со злобой покосились на старика в чёрном. Впрочем, нет. Второй как раз посмотрел на старика оценивающе. Анюта даже боязливо в душе хихикнула: будто оценивает, когда старик тоже отправится следом за её прадедом.
А когда девушка в цветастом платье обернулась куда-то - кажется, на человека, застучавшего молотком у соседней могилы, за ней обнаружился белобрысый парнишка, который поневоле прятался, будучи небольшого росточка. Этот вообще одет так, словно только что явился, скажем, со спортивного поля, где бежал не один круг, сдавая зачёт. Что ещё более странно: выглядел парнишка не только усталым от пробежки, но и таким измождённым, будто не ел недели две. Кожа да кости. Одетый в широкие трикотажные штаны и в футболку с длинными рукавами, он ещё и смотрел вокруг себя, так тяжело моргая сонными глазами, будто не понимал, как очутился на кладбище и что здесь делает.
Зато понимал тот старик. Он тоже оглянулся на стук молотка. При виде парнишки он недовольно ощерился и кивнул на него одному из телохранителей. Охранник, ни слова не говоря, тут же повернулся к парнишке. Тот ссутулился, повернувшись к нему боком, словно боялся, что его будут бить здесь и при всех, и жалобно и тихо что-то запричитал. Мощная длань сграбастала его за шиворот, и телохранитель со своей ношей, скулящей, но покорной, невозмутимо прошагал куда-то в сторону мимо опасливо посматривающей на них похоронной процессии… Анюта поёжилась: а вдруг он этого заморыша бросит в свежевыкопанную яму в другом месте? С такого бугая станется… И пошли далее мысли нехорошие: а заморыш упадёт и скрючится на дне, и его, не заметив, закроют чужим гробом и закопают… Господи, что у неё с воображением…
Когда рабочие вылезли из приготовленной ямы, телохранитель вернулся и так же спокойно встал рядом со стариком. Двое мужиков и дамочка в чёрном всё так же скучающе смотрели на могилу, рядом с которой началось отпевание: высокий священник гулким голосом проговаривал молитвы, а порой басил, пропевая некоторые фразы. Впереди толпы провожающих прадеда всё так же стояли дедушка с бабушкой, за ними все остальные. Анюта хотела было подойти к могиле ближе, но мать неожиданно железными пальцами больно вцепилась в её локоть.
- Стой на месте! - прошипела она. - А то этот увидит!..
Удивлённая Анюта не сразу поняла, что её прячут от старика в чёрном. Теперь её от него загораживали священник и дед с бабушкой. Да ещё отец как будто специально встал впереди - перед нею с матерью. То есть она, Анюта, превратилась в одну из скорбящих родственниц? Зачем? А если надо прятать, то зачем её вообще сюда привели?
Будто услышав её вопрос, мать прошептала:
- Не знали мы с отцом, что этот гад придёт на кладбище!
Гроб с прадедом опустили в могилу. И с его исчезновением Анюта почувствовала, что снова впадает в странное оцепенение. Всё проходило мимо - все детали похорон. Она постепенно снова засыпала, и только руки родителей помогали ей, направляли. И не пускали к могиле - даже горсть земли, пахнувшей радостно и свежо по-весеннему, бросить на опущенный прадедов гроб. А потом её опять усадили в ту же машину с хмурым мужиком, который довёз её до дому.
В квартире прадеда родители вручили Анюте кипу бумаг. Сначала она смотрела на них с тусклым удивлением. Потом на последних силах сознания заставила себя вчитаться. Подняла глаза на родителей.
- Это правда? - с недоумением спросила она. - Квартира моя?
- Да, доченька, - торопливо сказала мать. - Это документы на дедову квартиру. Но Лёлька пока у нас поживёт, хорошо?
- Хорошо, - с тем же недоумением согласилась она. Зачем повторять одно и то же множество раз, если всё было заранее оговорено?
- Теперь осталось тебя оформить опекуном твоей бабули, чтобы ты была официально работающей, - с облегчением сказала мать. - Но ты не беспокойся. Это уж мы всё сами сделаем - без тебя. А ты… Иди отдохни.
- Спасибо, - сказала Анюта, не понимая, за что благодарит. И всё тяжелей воспринимая слова матери.
Наконец та, кажется, догадалась, в чём дело, и снова отвела дочь в ту же комнату, в которой Анюта спала целые сутки.
Что там дальше было с родителями, Анюта не знала. Едва она легла и закрыла глаза, она открыла их на тёмный сгусток, который тут же принялся опять впихивать в неё информацию, водя по призрачной квартире прадеда и объясняя, объясняя, а заодно прямо во сне заставляя тренироваться “практически”… Целыми днями и ночами. Порой Анюта как-то стороной понимала, что во второй половине дня приходит мать и помогает встать с постели, умыться, привести себя в порядок и поесть. А потом снова ведёт в комнату, где было спокойно, но где её учили так, что мозги кипели.
Иногда она открывала глаза и шептала неизвестно кого:
- Какой сегодня день?
“Тебя это не должно волновать”, - раздражённо откликался тёмный сгусток.
А однажды она открыла глаза, потому что руке, лежащей вытянутой, было тяжело, а боку - горячо. Открыла, и взгляд упёрся в полыхающие зеленью кошачьи глазища. Несмотря на тяжесть, кота сгонять с руки не хотелось. С ним было… спокойней. И Анюта снова закрыла глаза, погружаясь в уже привычную дремоту.
И наконец наступил день, когда она открыла глаза - и поняла: проснулась. Раз и навсегда. Другой - не той, что переступила порог прадедовой квартиры. Странное впечатление - из-за вторичности, что ли. Как будто переболела чем-то тяжёлым, как было однажды в детстве. Гнойную ангину, с её высоченной температурой, с невозможностью встать на неожиданно отяжелевшие ноги и удержать равновесие, она запомнила навсегда. Так и теперь вставала - очень осторожно, помня, как чуть не упала тогда, много лет назад. Очень уж схожие ощущения вернулись. Но тело, едва попробовала сделать несколько шагов, повиновалось так привычно, словно Анюта пролежала обычную ночь - не более. И тёмная комната перед глазами не плыла…