Страница 38 из 48
Сенька Быков, сам парубок не из маленьких, восхитился:
— Слышь, Гридя, ты бы хоть нам кого-нибудь оставил! Зол ты драться!
— Так с ними и надо! Чего на них глядеть! Враг — он хорош, когда мёртвый!
Сенька не нашёлся что ответить. До ополченцев очередь в сечу вступать ещё не дошла, а Гридя уже отличился, трофеи себе добыл. Будет что рассказать родне да соседям, когда вернётся. Сенька даже позавидовал. Ну ничего, заварушка серьёзная идёт, ещё и он, Быков, себя в деле покажет, не одного татарина пришибёт. Булаву бы ему такую же, как у Гриди, только где её взять? Из оружия у него только рогатина охотничья и нож. Правда, рогатина надёжная. Ратовище метра три, отполированное до него десятками чужих ладоней. Лезвие, то бишь рожон, в локоть длиной, отточено, яко бритва. Это уж он сам постарался. Вот только перекладина смущала. На боевых копьях её не было. Для охоты на серьёзного зверя, вроде медведя, она была нужна. Хаживал Сенька года два назад на медведя, было дело, помнил, как дядя его всадил рогатину в поднявшегося на дыбы лесного хозяина. Раненый медведь яростен, лют и страшен. Только перекладина и удерживала его на безопасном расстоянии. Лапы его с мощными когтями так и мелькали перед лицом.
Сенька, хоть и испугался вначале, ухватился за ратовище, помог сдержать напор зверя. А потом и другие охотники подбежали, помогли заколоть медведя охотничьими кинжалами.
Вот только татарин — не медведь. В душе Сенька переживал — а ну как лезвие пробьёт щит татарский, а до туловища не достанет из-за перекладины?
Меж тем большой полк медленно пятился назад. Бренок подумывал, не ввести ли в бой резерв? Вот татары — добавили свежих всадников, и наши пятиться стали.
Бояре вокруг Михаила обсуждали ситуацию вполголоса. Бренок улавливал отдельные слова, иногда фразы. По всему — склонялись бояре к тому, что резерв в дело пускать пора. Только Михаилу сердце подсказывало — рано ещё. Не всех воинов Мамай на поле боя вывел. Как бы не остаться в самый разгар, в самый трудный, решающий момент без свежих сил, способных переломить ход боя.
А Мамай видно решил — пора! Михаил увидел, как с обоих флангов двинулась вперёд татарская конница. «Вот оно», — подумал Михаил. Чего-то подобного он ожидал. Татары во всех сражениях после лобового столкновения, поистрепав основные силы противника, старались его обойти с флангов, окружить, ударить с тыла, посеять панику. Ведь воин в бою смотрит вперёд, поглядывает на соседей — держатся ли ещё, прикрывают ли бока? И когда вдруг сзади, в своём тылу возникает неожиданно враг, сея смерть, в душу змеёй заползает тревога. Что там, сзади? Может, пал уже воевода? Не время ли спасаться самому? И глядишь — один дрогнул, поддался панике, за ним — другой... И вот уже вся дружина, нахлёстывая коней, позорно покидает поле боя, оставляя брешь в обороне. А в неё тут же вливаются татары. И вот уже войско расчленено на несколько частей, управление им потеряно, каждая сотня сражается за себя, а со всех сторон враг... Так проигрываются битвы.
Михаил передал боярам приказ — вводить в бой полки правой и левой руки, отбить фланговые удары татар. Приказ был тотчас же передан сигнальщиком. Склонились вперёд прапоры полков левой и правой руки, заухали тамбурины. Для верности в полки были посланы гонцы.
Да только и в полках не зевали, следили за действиями татар и за великокняжеской ставкой. Почти одновременно конница обоих полков начала разбег. Всадники ощетинились копьями. Разбег, столкновение!
Теперь бой кипел по всему фронту — сколько видел глаз.
У Бренка оставался небольшой резерв конницы в виде поддержки большого полка, пешцы-ополченцы и засадный полк в Лесной дубраве. И если Мамай с высоты Красного холма мог видеть и пешцев и резерв, то засадный полк за Зелёной дубравой был для Мамая невидим. Не знали о нём и татарские лазутчики.
Правда, и Бренок не знал о тяжеловооружённой коннице татарской, укрытой за Красным холмом. Оба полководца имели в рукаве по сильному козырю.
Основные силы с обеих сторон уже были задействованы, и теперь только стойкость и умение воинов решали исход боя. Михаил знал, как много сил и уговоров приложено Дмитрием для сбора войска со многих земель и княжеств. И если татары одержат победу, это будет катастрофа не только для воинства. Русь очень долго не сможет оправиться от такого удара. И сможет ли вообще? На карту поставлено многое, если не всё. «Да и победа достанется нам тяжёлой ценой, — с горечью подумал Михаил. — Лучшие, опытнейшие воины погибают сейчас в битве. Сколько же тысяч русских не вернётся в свои дома, как оборонять земли от иных врагов? Ведь Ягайло только и ждёт, когда Русь ослабнет, когда можно будет оторвать от земель русских лакомые куски — Смоленск, Полоцк, Великий Новгород».
Сидя на коне, Михаил с беспокойством смотрел на фланги. Особенную тревогу вызывал у него правый фланг. Хотя воины там были опытные и полководцы умелые — Андрей Ольгердович, Фёдор Елецкий, Юрий Мещёрский, Андрей Муромский — все княжеские звания.
Положение складывалось серьёзное, но Михаил выиграл.
Левый фланг под руководством князей Ярославских, а также князей Фёдора Моложего и Глеба Друцкого пока держался. Но и от них пришла тревожная весть, посланная с гонцом: татары перешли речку Смолку, и теперь приходится держать фронт и левый фланг. Сил не хватало, русские войска потихоньку пятились, но отступления нигде не было, не говоря уж о бегстве.
Татары атаковали яростно — откуда только силы брались? Они ухитрились вдоль левого берега Смолки добраться до Дона и захватить мосты. Теперь, даже если бы русские вздумали отступить, это было бы невозможно. Слева — Смолка с татарами на берегу, справа — Непрядва, сзади — Дон. Михаил представил, как радовался Мамай, узнав о захвате мостов. Как же, русские оказались в западне!
Недалеко от места гибели боярина Пересвета бился русский богатырь огромного роста — Григорий Капустин. Поговаривали, с берегов Вятки в войско Дмитрия пришёл. Сначала он бился конно, а когда коня под ним убили, стал биться пешцем. И даже стоя на земле, он был почти вровень с конными.
Бился богатырь огромной секирой — оружием ему под стать. Секира — оружие для конников редкое, его обычно норманны любили. Огромное лезвие порхало в его сильных руках. Боялись подступиться к нему татары. Что можно противопоставить тяжёлой секире? Сабельки татарские либо отбрасывались в сторону, либо ломались. А владельцы сабелек падали с коней, разрубленные вместе с доспехами.
Вокруг Капустина вал образовался из убитых татар и коней их. Никого не щадил Григорий, секира описывала круги, только воздух шипел. И копьями пробовали его достать, да секира легко перерубала древки. Вот он, богатырь, рядом совсем, да попробуй его возьми!
Наконец двое татар взялись за луки. Их сотоварищи расступились внезапно, образовав коридор, и лучники с дистанции в десяток шагов пустили стрелы. Гранёные, бронебойные наконечники пробили кольчугу и вошли в грудь русскому воину. Застыл богатырь, опустил руку с секирой, посмотрел недоумённо на древки стрел, торчащие из груди. А татарские лучники, опасаясь только ранения, выстрелили снова. Одна стрела в шею вошла, аккурат под бармицей, другая — в живот. Покачнулся богатырь, выронил секиру и упал на землю.
Татарам близко подойти страшно, ткнули они для верности копьём в мёртвое уже тело. Но ту г наши ратники подоспели, и не до глумления или мародёрства татарам стало, самим бы уцелеть.
Полк левой руки смог продержаться до трёх часов пополудни. Лишь потеряв едва ли не половину воинов, полк начал отходить.
Михаил сразу уловил угрозу. Отступая, полк Левой руки обнажил левый фланг большого полка. Татары не преминут этим воспользоваться, ударят. Надо немедля принимать меры, и Михаил скомандовал:
— Резерв — на левый фланг, немедля!
Командовал резервом князь Иван Тарусский, воин опытный, прошедший не одно сражение, полководец искусный. Князь и сам был недалеко от Михаила, видел сложившуюся ситуацию. Поглядывал на Бренка с нетерпением. А дождавшись приказа, сам поскакал к резерву, и вскоре конный отряд уже мчался на левый фланг.