Святы и прокляты

Рудольфио снова прижался к дереву, считая удары сердца и пытаясь почувствовать, когда «главный» поравняется с его деревом, чтобы раз — и взять того в заложники. Потому как понятно, что дядька не посмеет домой сунуться без драгоценного сопляка, пусть тот ему хоть трижды осточертел. Старый хрен службу знает!

В этот момент Константин вдруг метнулся в сторону и прижал нож к жирной шее неповоротливого мальчишки.

— Ни с места, а то он пострадает!

— Ну и славно! — Люциус развернулся на голос, метя из арбалета. — Смерть как надоело мне эту свинину за собой таскать. Всё ждал, что он сам в какой-нибудь канаве шею сломает. Ещё и спасибо скажу.

Константин медлил, не ожидая подобного. Рудольфио, незамеченный, приближался к арбалетчику, сокрушаясь только об одном — что не видит, где притаился пестун. Попытаешься прижать барчука — и усатый Роже, как мамка леопарда, кинется мстить за детёныша…

Рудольфио оказался за спиной Люциуса, как раз когда тот собирался спустить палец со пускового крючка. И раз — схватил его за шиворот, два — развернул на себя, приложив кулаком в нос. Да больно! Парень полетел на землю, но, однако, не выпустил из рук арбалета, за что получил второй удар по скуле, но теперь уже сыромятным сапогом. Звери тоже иногда брыкаются.

Толстяк в руках Константина завыл, поспешно опускаясь на землю. Должно быть, мальчик пнул увальня под коленки.

— Молчите оба и останетесь живы. — Рудольфио завладел арбалетом, и Люциус добровольно передал ему остальное оружие. — Где твой дядька? — Рудольфио нежно обнял своего недавнего врага, ожидая в любой момент предательской стрелы или ножа в спину.

— Убей бог, не знаю, — заныл парень, утирая рукавом сукровицу.

— Зачем Бога утруждать, я и сам за милую душу справлюсь, — осклабился Рудольфио, слыша за кустами конский топот и человеческую речь. — Вы вызвали подмогу? Или другие охотники подоспели?

— Ни сном ни духом, сеньор! Одни мы были — все кого ты нынче видел, а больше никого. Девой Марией Апулейской клянусь!

Собачий лай превратился в визг и скулёж, и на поляну вывалился один из псарей со стрелой в спине. Он рухнул в пяти шагах от своего пленённого господина, и тут же Рудольфио и Константин, позабыв о своих обидчиках, развернулись в сторону новых врагов.

— Молодой фон Уршперг, если не ошибаюсь? Куда же вы в такую рань собрались? А я, признаться, к вам. — Вежливо приложил два пальца к бархатному берету с пряжкой в виде распятия чернобородый незнакомец, а затем поклонился Рудольфио, всё ещё направляющему на него арбалет.

— Себастьяно Малабранка? Какая честь! — Константин кинул выразительный взгляд на Рудольфио.

Тот и сам понял, что их нагнал кровник семьи покойного летописца.

— Ого! И Люциус фон Юстинген с вами? Я давно предполагал, что ваш отец пользуется покровительством юстингенского дома. Что же, теперь наконец всё встало на свои места. А это… Боже, неужели я вижу последнего бастарда вашего знаменитого деда Ансельма?[3] До чего же ты раздался, мальчик мой! Или твой отвратительный племянник решил откормить тебя к Рождеству? Фу! Впрочем, если я правильно помню, твоя матушка была той самой жирнющей поварихой, которую как-то сослепу отымел душка Ансельм. Или, прости меня покорно, он по-пьяному делу всё-таки совокупился со свиньёй? В этом случае, прости мне мою неосведомлённость, ты не имеешь никакого отношения к этой жирной шлюхе, задирающей подол перед всяким солдатом…

— А где твоя сестра? — Себастьяно Малабранка обернулся к Константину, в то время, как его люди обступали беглецов плотным кольцом.

Константин замотал головой, мол, не знаю, не ведаю. Как ни странно, Люциус также не спешил выказывать свою осведомлённость относительно местонахождения Анны.

— Чёрт с вами! Мои люди сейчас обыщут лес и…

— Меня зовут Олов, и моя матушка действительно служила поварихой в замке. Она благочестивая католичка и никакая не свинья! — задыхаясь от возмущения, неожиданно тонким голоском запищал толстяк, уморительным движением вскидывая арбалет и не целясь выпуская стрелу.

Один из воинов сеньора Малабранки чудом успел встать между ним и толстым Оловом, словив бастардов подарочек почти в подмышку. Стрела пробила кожаную безрукавку и ушла глубоко под ребро.

В следующее мгновение солдат, стоящий ближе других к Олову, набросился на толстяка, замахиваясь мечом. Лезвие взлетело над головой несостоявшегося убийцы, но в следующее мгновение тело служивого выгнулось точно лук, принимая поясницей метко брошенный нож.

Воспользовавшись паузой, Рудольфио кинул Люциусу его оружие и, развернувшись, саданул незаряженным арбалетом подлетающего к нему молодчика. Удар получился такой силы, что парень замертво рухнул на землю со сломанной шеей.

Рудольфио же подхватил его меч и, перекувырнувшись, подсек им под ноги следующего молодчика. Поджарый, лёгкий Рудольфио скорее не бился, а танцевал, причём сразу с двумя противниками. Нанеся удар в запястье одному, он принял на меч другого, изумительно точным движением разрезал ножом живот третьего и тут же его внимание потребовалось четвёртому.

Меж тем Люциус, держа меч в правой, а нож в левой руке, лихо теснил самого Себастьяно Малабранку, нанося удар за ударом, но пока что даже не ранив озадаченного подобным напором почтенного господина. Константин оказался сбитым с ног и теперь сцепился клубком с пажом кровника — во всяком случае, тот мальчишка выглядел не старше своего противника, и они долго не могли побороть друг друга, катаясь по земле… Только толстый Олов стоял посреди поляны, пробитый сразу тремя стрелами, и, по всей видимости, попросту не догадываясь упасть.

Справившись со своими противниками, Рудольфио подлетел к Константину, оглушив рукоятью меча пажа, оказавшегося в тот момент сверху. Но тут на поляну выскочили монах, Анна и уцелевший псарь.

Себастьяно Малабранка нанёс колющий удар в бедро Люциусу и, оттолкнув его, раненого, ногой, поспешил с мечом наперевес к застывшей от ужаса девочке. В руках кровника меч описал несколько сверкающих кругов, превратившись в золотую мельницу, после чего взвился над головой Анны, когда безоружный монах вдруг бросился на не ожидающего подобного Малабранку и, проскочив под мечом, повалил его на землю.

В следующее мгновение кто-то из людей Себастьяно схватил раненого Люциуса за длинные волосы, приставив меч к горлу: «Уходите, господин!» Малабранка пытался было возразить, но тут воспитатель Люциуса метнул в него нож. Звяк — и остриё царапнуло по кольчуге. Малабранка вскочил на поданного ему коня, командуя отступление и скрываясь за ближайшими кустами. Вслед за ним, с поспешностью покидали поле боя его люди, которых, впрочем, никто и не пытался преследовать.

— Я знаю монастырь, где нам окажут необходимую лекарскую помощь, — монашек подставил своему белокурому господину плечо, дабы тот мог опереться на него.

— Зато я знаю кабак, где нам нальют доброго вина и перевяжут раны… — тот печально поглядел на истыканного стрелами бастарда. — Бедняга Олов всю жизнь бесил меня, а теперь… Имею честь пригласить вас, благородный сеньор Рудольфио из Турина и ваших… Впрочем, этот мерзавец Малабранка раскрыл вашу тайну. Так какой смысл и дальше делать вид? — Люциус обворожительно улыбнулся. — Я так же приглашаю господ фон Уршперг.

— Ваш отец мне голову оторвёт за то, что я не уберёг дитятко! Ух, мало он вас порол, ваша милость! — пестун выглядел довольным. — Что же до вашего дяди, — он покосился в сторону приходящего в себя Олова, — так я вам вот что скажу. Можете считать меня безбожником, но святой Себастьян супротив него — это просто… — Роже не нашёл слов.

Рудольфио похлопал по щекам пажа. Тот пришёл в сознание.

Константина и уцелевшего пажа отправили в указанный кабак, дабы те привели подмогу. В ожидании помощи Роже рубил молодые деревца для носилок.

— Всё хорошо, что хорошо кончается. — Рудольфио и монах стянули рану молодого охотника остатками плаща Рудольфио.

3

Ансельм фон Юстинген — шваб, рыцарского рода, рейхсмаршал и посол.