Сердце Крима

Старик перепугано перебил меня:

— Сон? Чей сон? Мы в чем-то сне? В чужом сне?

— Нет, нет. — сказала я, пытаясь успокоить старика. — Дедушка Севиар, помните... На краю земли...

— На краю земли постою дом

И поселюсь я в нём... — произнёс старик и стал успокаиваться, повторяя это двустишье.

Я тяжело вздохнула и провела рукой по седым волосам Севиара, который стал для меня единственным реальным другом в этом мире-сне. Бывает, что дедушка падает в задумчивость, забывчивость, тревогу и испуг... и мне кажется, что это разрушается мой разум и гибнет сознание. Может Севиар — это олицетворение моего больного, раненного и потерянного рассудка.

Не все мои сны проходили гладко и спокойно, были и полные ужаса, боли и страха — это говорило что где-то за пределами сна со мной творятся страшные вещи. Точнее над моим телом проводили опыты, процедуры, пичкали лекарствами, смесями и жидкостями или меня кусали постельные клопы и блохи. В такие моменты сны казались тугими, кривыми и тяжёлыми и в них всегда присутствовала пара мерзавцев, называемых себя: Ворон и Ангел. Они два брата-близнеца, воплощение молодого, красивого мужчины, брюнета с голубыми глазами.

Ворон мерзавец номер один, он и лидер среди их двоих. Он грубый, жестокий, самовлюблённый, брутальный и эгоистичный, ходил в чёрном, кожаном костюме с цепями и шипами, а обувал тяжёлые сапоги на шнуровке.

Ангел не сравним с Вороном. Тёмный брат задира, а светлый — равнодушен ко всему.

Ангел — блаженный мерзавец, следовал своей религии, то есть никакой. Так же самовлюблённый, как и его брата-близнец, чересчур высокомерный, насмешливый, эгоистичный и холодный. Носил, Ангел костюм из белой ткани, расшитый золотом и золотыми лентами. Обувь, совершенно, не носил. Светлый брат отличался от тёмного тем, что у Ангела есть белые крылья за спиной и длинный перистый хвост, а у Ворона их нет. Когда, я видела эту парочку во все, то у меня от испуга чесалось всё тело, даже глаза, весь сон превращался в тяжёлый ужас, но самое обидное, что они издевались над несчастным стариком Севиаром, а я ничего не могла сделать.

Сейчас у меня чувство тяжелого больного сна и это означало, что мерзавцы-братья где-то рядом. Я решила, что надо убежать в безопасное место, но как скрыться от братьев, они часть сна. Повернувшись к дедушке, я в ужасе замерла. Ворон и Ангел нещадно избивали и издевались над дедушкой, били его ногами по животу, по спине, по лицу, ломали руки, ноги, вставляли острозаточенные палки ему в бока, забивали гвозди в его седую голову. В разные стороны плескала кровь, Севиар с трудом держался, а мерзавцы продолжали над ним издеваться... а я нечего не могла сделать, даже не могла подойти и хоть как-то защитить мой исчезающий рассудок.

Я заплакала и закрыла глаза... В безысходности, я часто плакала. В не сна надо мной что-то делали и это причиняло мне боль и мучения, а я не могла предстоять этому, защитить себя. Могла только плакать...

Внезапно, я почувствовала чьё-то тепло... необычное, живое, человеческое тепло. Кто-то взял меня за руку и потащил вперёд в густой непроходимый лес. Деревья расступались перед нами, а впереди просвечивался яркий свет.

— Обратно ревёшь. — раздался недовольный голос мужчины, который держал меня за руку и вёл вперёд. — Тебе вроде бы шестнадцать лет, уже стоит прекратить реветь из-за всякой ерунды. Когда мне было шестнадцать, я уже имел стойкость духа и не знал, что такое слёзы...

Я молчала и слушала незнакомца, широко раскрыв глаза. Я не знала кто он. Его голос, не смотря на недовольство, суровость и раздражение, был очень красивым, звучным и бархатным, в нём звучала бесконечная тревога и забота обо мне. Обо мне... Кто бы мог подумать. Что кого-то будет охватывать тревога и беспокойство за меня, кроме семьи и друзей.

— Когда же ты повзрослеешь. — продолжал незнакомец отчитывать меня.

Незнакомец, который сильно сжал мою руку, вёл меня вперёд. Его хватка была сильной, крепкой и уверенной, как будто, он вёл меня уже сотню раз. Я внимательно посмотрела на него. Я шла, точнее бежала, за его спиной и могла увидеть не многое, но это тоже что-то. Незнакомец оказался высоким, подтянутым, широкоплечим мужчиной с прямой, величественной осанкой; жгучим брюнетом лет не больше тридцати. На нём надет тёмный костюм, сапоги и длинный чёрный кожаный плащ с поднятым вверх воротом. На спине его плаща золотыми нитями расшито изображение птицы с распахнутыми в сторону крыльями.

— Вот это, я себе преемницу выбрал... — в недовольстве произнёс незнакомец и постучал себя кулаком по лбу. — Сам же сглупил. Не думал, что ты будешь такой упрямой...

— Преемницу? Преемницу для чего? — спросила я, внимательно смотря на него, и надеялась увидеть его лицо.

— Сколько можно тебе повторять... Где твоя память? Каждый раз одно и тоже. Может... всё таки она мешает. Я устал ждать! Если в этот раз ты не придёшь ко мне, то я сам приду к тебе, а это будет страшнее и ужаснее для всех. — говорил незнакомец и крепче сжал мою руку, как будто хотел, чтобы я извинилась или что-то пообещала. — Ты заставляешь моё сердце бешено биться.

Я не понимала о чём говорит мужчина.

— Проснись уже, Алисса! — сказал незнакомец и остановившись повернулся ко мне.

На миг, я увидела его лицо, но не смогла разглядеть, так как всё растворилось в белой пелене, а после резко наступил мрак и темнота. Я почувствовала боль в не шевелящемся теле, неприятный запах лекарств, гнойных повязок, крыс и чего-то ещё терпкого и дурно пахнущего. Видя лишь темноту, я попыталась открыть веки или поднять руки, чтобы потереть глаза, но не сразу поняла, что у меня нет зрения. В темноте, я не могла пошевелится и подвигать глазными яблоками и пришла в ужас от заключения, что у меня их нет. В испуге, я закричала и услышала в тишине комнат свой хриплый, корявый голос, а после почувствовала сильный удар по своему лицу. Сразу ощутила резкую, ноющую боль и треск разорвавшихся рубцов, из образовавшихся ран потекла кровь. «За что?» — обидно вымолвила я, но в ответ получила сильный удар кулаком в живот и ещё один по лицу. Я прохрипела и закашляла от боли, глотнула клочок воздуха и с трудом проглотила свою слюну вперемешку с кровью.