Сказка для Алисы

— Оль, я все главы вычитала, — робко сказала Алиса, присаживаясь рядом.

— Умница, — глухо пробормотала Ольга, не открывая глаз.

— Может, ещё чаю?

— Угум.

Удавалось выдавливать только односложные ответы. На длинные фразы не было сил.

— Поешь что-нибудь, Оль...

— Не.

Сходить в душ? Нет, это километры по коридорам и комнатам. Подняла кружку с чаем — и выдохлась. Но до туалета как-то дотащиться придётся. Зелёный — он мочегонный весьма.

Овощное состояние. Couch potato. Кабачок диванный обыкновенный.

Где-то вдали маячил светлый поплавок мысли: это не навсегда. Это когда-нибудь закончится, и она придёт в норму. Но до поплавка — километры мёртвого штиля. Не достать рукой, взглядом не дотянуться.

Алиса сидела за компьютером, занималась в домашнем спортзале, что-то делала на кухне. Даже не открывая глаз, Ольга видела её несчастный испуганный взгляд. Мягкие ручки прикасались, трогали волосы, гладили щёку, скользили по плечу.

— Оль, покушаешь?

— Не.

— Чаю?

— Угум.

Путешествие в туалет длиной в полжизни. Цель — фаянсовый белый друг. Гай со своей гайской ебической настырностью полз по пустыне, чтоб найти свою Ингу. Не сдох, нашёл, отбил у нёхов — слизняков с круглыми пастями, как у рыбы миноги. Плавают по подземным рекам с бешеной скоростью. Жуткая хрень на самом деле. Присосутся — все потроха выпьют, оставят пустую оболочку. А некоторым впрыскивают парализующий яд и оставляют себе в качестве игрушек, что с Ингой и случилось. Очнуться после этого яда нереально. Так и будешь лежать и пялиться в потолок, пока не высохнешь заживо, как мумия.

Гай был готов всю пустыню ложкой вычерпать, чтоб найти Ингу. А автору хоть бы на толчок взгромоздиться. Эверест, блин.

Снаружи громыхало, сверкало. Тюль взвился, вздулся парусом, в комнату повеяло влажной прохладой, и Алиса закрыла балконную дверь.

— Гроза, — озабоченно проговорила она. — Надо бы комп выключить.

Выключила и пошла заваривать новый чай. Кабачок лежал на диване.

— Оль, ну поешь всё-таки, а? Четверо суток уже на одном чае.

А Алиса — четверо суток без машины и личного водителя. Сама ездила на массаж на общественном транспорте. Сама притащила пакет с продуктами.

Диванный кабачок желтел и прокисал. Его нутро превращалось в склизкую массу, а один бок уже прогнил, и мерзкая кашица вытекала на диван.

На следующий день овощ растёкся слизистой лужицей, но из одного семечка поднимался жёлтый росточек. Солнца не хватало ему, оттого и бледный. Он спустил с дивана тоненькие ножки-корешки, нащупал ими тапочки, раскинул в стороны сложенные вместе, как ладошки в молитве, листочки. Встал, покачиваясь, и поплёлся в ванную. Алиса вчера сказала — четверо суток. Значит, сегодня пятые. Плюс те два недо-рабочих дня — почти неделя.

Четыреста лет кабачкового гниения. Без душа, без смены белья, вонючая и мятая. Была бы мужиком — ещё и щетиной бы обросла. Но, к счастью, не. Полушария-листочки уже гоняли по жилкам хлорофилл, а по извилинам — первые нескладные мысли, которые робко интересовались окружающим миром. Но он пока ещё пугал.

Из ванной вышел уже хороший такой, крепенький зелёный росток с двумя настоящими листьями. Диванный анабиоз осточертел, но еда ещё не очень лезла, а вот мысль о кофе вызывала интерес.

Надо будет как-нибудь написать что-то этакое — в духе Кафки. Однажды человек проснулся, открыл глаза, хотел встать... Но понял, что он — кабачок. Родственники в шоке. Сначала пыль смахивали, перекладывали с места на место: родной человек же... то есть, овощ. А потом в гости приехала тётушка, которая ничего не знала о случившемся. И пустила кабачок на оладьи. Семья пришла с работы, тётушка Эльза подала вкусные оладушки, все с удовольствием поужинали, нахваливая тётину вкусную стряпню. И вдруг фрау Мюллер, окинув взглядом комнату, восклицает в ужасе и тревоге:

«А где Ганс?..»

Беготня, суматоха, все ищут Ганса, тётушка недоумевает.

«Пресвятая Дева, вы о чём, какой Ганс?»

«Кабачок, тётя!!! Вот здесь лежал!» — Глаза фрау Мюллер — два блюдца, в которых плескался ужас и паника.

«А-а, кабачок! — пожала старушка плечами. — Такой замечательный был, грех ему пропадать, испортится же! Я решила приготовить из него вот эти оладушки. По-моему, получилось очень вкусно!»

«Тётя Эльза, что ты наделала! Это же был Ганс!!!» — завопила фрау Мюллер.

А её муж, бледнея, пробормотал:

«Мы съели Ганса...»

Занавес.

Алиса сразу зашевелилась в комнате, послышались её приближающиеся шаги.

— Оль... Я уж думала, ты не встанешь.

Прильнула.

— Прости, я не знала, что делать, как помочь.

— Ничего. Ты всё правильно сделала. А помочь тут нечем. Главное — была рядом.

Первые предложения длиннее одного слова. Даже не верилось, что она умела составлять ещё гораздо более длинные и сложные конструкции. Вроде бы даже с какими-то художественными достоинствами. Это как возвращаться в спортзал после годового перерыва. Всё как в первый раз.

Она попробовала подвигать ногами на беговой дорожке — на самой маленькой скорости. Мускульный мешочек в груди поднапрягся, качая кровь, в голове зашумело. Четыре с лишним дня без еды, вот откуда эта слабость. Силовые ещё рано, но двигаться надо, надо. Тело хотело движения, любого. Хоть руками-ногами подрыгать. Встряхнуться.

Закружилась голова, пришлось сесть на скамью для жима лёжа. Потихоньку, без фанатизма.

Алиса приготовила омлет, поджарила кабачок. Настоящий, а не Ганса. Немного еды зашло и как будто даже благополучно улеглось внутри, хотя небольшая тяжесть появилась. Но вскоре рассосалась, желудок справился.

— Оль, ты как?

— Жива, вроде.

Похожий приступ был в апреле, но Ольга перенесла его легче, на ногах и на работе. Алиса беспокоилась, конечно, тоже заглядывала в глаза, но Ольга заставляла себя улыбаться ей. Тоже дней шесть или семь, но как-то более терпимо, что ли. Даже физкультурой сумела пару раз позаниматься — по упрощённой программе; может, потому и легче прошло. На сей же раз — прямо какая-то жесть. Капитально прихворнула, Алису напугала. Но хорошо, что недолго, всё-таки таблетки делали своё дело.

— Оль, наверно, из-за конкурса всё это, — робко высказала Алиса предположение. — Тебе нельзя переживать, волноваться... Стресс провоцирует.

— Я не волнуюсь из-за него, солнышко. Мне по большому счёту пофиг. Да и если бы я от каждого стресса так расклеивалась, я бы из больнички не вылезала. На работе тоже всякое бывает — ничего, держусь как-то.

Уф, длинный монолог, даже язык устал и дыхание сбилось, как после забега. Больше хлорофилла, больше кислорода. Она вышла на балкон с кружкой кофе, щурясь на солнце и фотосинтезируя. Кажется, гроза была? В который из дней? Хороший дождик: вон, лужи ещё не просохли. Значит, вчера. Интересно, интернет фурычит? Или опять где-то что-то сломалось?

Значок сети показывал, что подключение есть. В уже невесть какой по счёту «Курилке» (болтуны быстро исчерпывали лимит комментариев) висели обеспокоенные возгласы:

«Убивец, ты хде?»

«Душегубушка, ау!»

Народ тут водился самостоятельный, могли и сами между собой потрепаться, но автор пропал из онлайна на неделю и не осчастливливал своим вниманием верных почитателей своего таланта.

«Всё нормуль, ребят. Занят был», — медленно, спотыкаясь на клавишах, набрали пальцы.

Чувства ещё были замороженными, заторможенными. Но проклёвывалось, как росток из грунта, какое-то подобие усмешки. Алиса обняла сзади за плечи, прильнула: мелкая птаха, стоя возвышалась над сидящей Ольгой совсем немного.

— Оль...

— М-м?

— Я рада.

Что это кончилось, да. Тьма прошла, выглянуло хмурое солнце. Оно ещё не полностью прогнало тучи, но лёд таял.

О книге Алиса пока не заикалась, но глаза у неё были, как после кораблекрушения. Тихая опустошённость. Неизвестность: что теперь? Ольга и сама не знала, творческий мускул души сковали паралич и бесчувственность. И непонятно было, как разгонять в нём кровь и возвращать в рабочую форму. Каким массажем, какими упражнениями? А главное — как захотеть это сделать? Как стряхнуть с себя безразличие и лень?