Страница 17 из 18
Она сделала это. — Господин, теперь я принадлежу вам. Я рада служить вам. О чем вы просите меня?
Я закрыл глаза, и стал молиться об ответе. — Сара, теперь ты свободна. Ты принадлежишь только себе.
— Свободна? Я не понимаю. На протяжении всей моей жизни другие говорили мне, что делать. Всю мою жизнь бароны держали меня в строгом плену. Для них я заработала много денег. Если на то будет ваша воля, Уильям Уитмор, я могу продолжить это для вас.
— Хватит, Сара. Твоя жизнь принадлежит тебе. Ты можешь уйти, можешь остаться, как тебе будет угодно. Что бы ты хотела делать? Возможно, мы сможем помочь.
Она, казалось, отражала. Белый грим на ее лбу слегка сморщился. — Я думаю, мой господин (данна), что хотела бы навсегда покинуть карьякай - мир цветов и ив. Ее ясные серые глаза впились в меня. — Мне было бы очень приятно, если бы мой хозяин никогда больше не продал мое тело.
— Будет так, как ты пожелаешь. Твое тело принадлежит тебе.
— Мой господин великодушен. Могу ли я продолжать говорить то, что доставит мне удовольствие?
— Конечно.
— Я хотела бы переехать в дом моего господина. Там я могу быть очень полезна, потому что умею готовить, убирать в доме, стирать, ходить в магазины. (Теперь она говорила торопливо). — Я играю на сямисэне. Я искусна в постели и языком могу завязать вишневый стебель в узел...
Я торопливо откашлялся. — Сара!..
Она озадаченно посмотрела на меня. — Мой господин недоволен?
— Нисколько. Просто…
— Или, может быть, я могу помочь в вашем офисе? Я могу регистрировать документы, я могу работать на компьютере, я могу отвечать на звонки, записывать сообщения. Я могу подать документы в суд. Я могу работать у вас клерком шесть лет, потом стать младшим адвокатом и работать с вами.
Она пристально посмотрела на меня, и я мельком увидел Сару в полном облачении, выступающую перед ошеломленным судьей Клоуком и вытаращенными глазами двенадцати присяжных.
Мэри окликнула нас. — Мне очень не хочется прерывать этот разговор, но мы с Джоном-Клодом очень скоро уезжаем, и перед отъездом нам хотелось бы прояснить вопрос с имплантатом Карен Байт.
Я рассмеялся. — Золотой рудник.
Не обращая на меня внимания, она обратилась к судье Клоку: — Ваша Честь, то, что я хочу сказать сейчас, - интересное примечание к этому судебному разбирательству. Это займет всего минуту. Если Ваша Честь позволит нам?
— Без возражений, пожалуйста.
— Спасибо, Ваша Честь, — сказала Луиза. — Начнем с истории. В последние годы XXI века группа японских геологов обследовала весь земной шар с помощью спутника в поисках залежей колониума. В Нью-Йорке их директор зашифровал их находки в мозговом имплантате, который они вставили в мозг квалифицированного курьера, некой Карен Байт. Она должна была доставить эту полоску в Хьюстон, где ее расшифруют с помощью специального декодирующего устройства. Имплантат так и не был доставлен к месту назначения. Курьера подстерегли Берл Доггер и его банда. У него не было возможности расшифровать имплантат, поэтому он держал Карен в плену, пока она не умерла при родах, отдав миру сына Берла Рорка. После ее смерти Берл вырезал имплантат из ее мозга и убрал его на хранение. Вот этот имплантат. Они показали нам тонкую полоску блестящего титана.
— Это единственная запись японской разведки, — сказала Мэри. — Все остальные заметки, записи и соответствующий персонал были потеряны более ста лет назад, когда «Гольян» взорвался и забрал с собой жителей Нью-Йорка. Она протянула полоску Саре. — Сара была дешифровальным аппаратом, который долгие годы ждал этого в Хьюстоне. Но этого не произошло. Но сейчас она здесь, надеюсь, снова в хорошем рабочем состоянии, и мы попросим ее расшифровать его, если она сможет.
Грациозным, почти томным движением андроид - гейша запустила руку в складки кимоно и сунула металлическую полоску в невидимую щель где-то на груди.
В этот момент я понял, что Сара, по слухам, специализировалась на высоких технологиях, просто расшифровывая некоторые зашифрованные имплантаты. Это не имело никакого отношения к сексу. Я почувствовал странное облегчение.
Через несколько секунд она вытащила маленький свиток белого пергамента и протянула его мне. На нем были цифры и пометки, но для меня они ничего не значили.
— Можно мне? — спросила Мэри.
Я отдал ее ей. Они с Луизой вытянули его обеими руками и внимательно осмотрели. Луиза сказала: — Три месторождения. Здесь приведены широта и долгота, с точностью до метра. Номер один - Тихий океан, кажется, на глубине семь миль, на дне Марианской впадины. Безнадежно для современных технологий. Номер два - в 50 километрах от Северного полюса, недоступно под арктическими льдами.
Пока они изучали оставшуюся часть пленки, Мэри, казалось, производила в уме различные вычисления. Наконец она закончила, и обе головы повернулись ко мне с широкими улыбками. — Номер три, в поле к западу от Летарии, на Баркам Роуд. В углу под кучей навоза. Луиза добавила: — Согласно этому, месторождение обширное. Большая его часть находится вблизи поверхности и может быть легко добыта.
Джон Берг прокомментировал: — Месторождение должно считаться бесценным. — Безусловно, его стоимость в несколько раз превышает всю налоговую базу провинции Летарии — добавил Клод.
— Пойдут слухи, — сказал Джон. — Прибудут покупатели из звездных систем, еще не включенных в ваши каталоги.
— Вам понадобится большой космопорт, — сказал Клод. — Некоторые корабли с Андромеды размером с вашу городскую площадь.
Я застонал. Я не хотел этого. Я просто хотел быть деревенским адвокатом с разумной нагрузкой, не слишком легкой, и не слишком тяжелой. Жизнь в среднем ряду. Но я понимал, что это невозможно. Больше нет. И они еще не закончили.
— Вы будете строить собственные корабли, — небрежно заметил Джон. — Мы оставим вам три основных конструкции, — сказал Клод. — Двигатели для двух кораблей будут сверхсветовыми - быстрее света, что, конечно, необходимо для межгалактических полетов.
— Конечно, — сказал я.
— Вы справитесь, — сказала Мэри. — Наймите кого-нибудь из старых сотрудников НАСА, — предложила Луиза. — Там должно быть много талантливых инженеров, которые только и ждут, чтобы приступить к работе.
— Есть ли вопросы? — спросил Джон.
Никто не осмеливался их задавать.
— Навозная куча, — пробормотал Сесил. — Недостаточно было отдать? Для пущей убедительности нам пришлось уступить ее по закону. После этого в комнате, как мне показалось, было очень тихо. Тут я заметил, что Сесил что-то достал из кармана пиджака - маленькую канистру. Я узнал ее – «законсервированный смех Фахрни», рекомендованный для использования, когда вы чувствуете, что ситуация требует веселья, но вы, кажется, не можете начать. Он брызнул себе в лицо. Мы все зачарованно смотрели. Сначала мы услышали только тихий унылый смешок, но он быстро нарастал и вскоре перешел в истерический хохот.
Бывший лорд Сесил хохотал так громко, что ему пришлось обеими руками обхватить свой огромный живот, иначе он отскочил бы от него. И даже когда он, наконец, прекратил, его желудок продолжал работать в течение нескольких минут, как уменьшающиеся сейсмические толчки.
После этого, словно дождавшись, пока он закончит, двуглавые влюбленные вышли в дверной проем, и через несколько минут мы услышали гудение взлетающего корабля. Снова наступила тишина. Куда они направляются? Об этом можно было только догадываться.
Теперь все смотрели на меня выжидающе. Почему? У меня не было никаких планов, никакого чувства направления, никаких инструкций для кого бы то ни было. Я устал, совершенно выбился из сил. Я должен был уйти.
Я оглядел комнату. Неужели это конец? Сесил выглядел печальным и оцепенелым. Клатчетт - мрачным и встревоженным. Мерфри выглядел смирившимся и, вероятно, задавался вопросом, хватит ли у Сесила наличности, чтобы заплатить ему немалый гонорар.
А наше знаменитое провинциальное правосудие? Он выглядел не только счастливым, но и мудрым. Теперь он произнес то, что должно было стать его последним латинским высказыванием: — «Molae deorum molent tarde sed molent subitissime».— Я все продумал в уме. Мельницы богов мелют медленно, но очень мелко.