Страница 17 из 19
Все ответы российской стороны русские чиновники должным образом продумали, чтобы их нельзя было воспринять однозначно. Китайцы воздержались от предложения открытого союза, однако в постановке их вопросов ясно звучало предположение об искреннем русском нейтралитете или пассивном альянсе. Закончилась ли китайская дипломатическая миссия полным провалом? Отнюдь! Притом что при российском дворе отказались от открытого союза с китайцами в среднеазиатских войнах и даже от четких гарантий незамедлительного возвращения отступающих вооруженных отрядов джунгар, проход китайских войск на сибирскую территорию категорически они запрещать не стали, однако дали неопределенные обещания договориться на местном уровне о размещении будущих переселенцев. Для Пекина такие результаты миссии выглядели значительным дипломатическим успехом, они и на самом деле послужили расширению и уточнению положений Кяхтинского договора, пусть даже на неофициальном уровне. Русские участники переговоров использовали представившуюся возможность, чтобы посетовать — как они делали это много раз в будущем — на ограничения, наложенные на русские казенные обозы, направлявшиеся в Пекин. Обе стороны многое узнали о главных заботах и интересах друг друга, и попутно стоит упомянуть о том, что чиновники и придворные обеих империй получили весьма ценные подарки. Китайцы вернулись на родину с отборными сибирскими мехами, а также с кусками парчи для себя и своего императора.
Китайские послы отбыли из российской столицы 8 марта после заключительной аудиенции при дворе 2-го числа. Одна половина свиты спустилась по Волге, чтобы провести переговоры с новым предводителем торгутов Цэрэн-Донкуком, а вторая — отправилась прямо на границу. Насколько нам известно, на Волге китайцам мало что удалось изменить из того, что уже в целом определилось в Москве. Переговоры между китайскими послами и только что назначенным предводителем торгутов проходили в присутствии русского подполковника Беклемишева; совещания не затягивались и выглядели чисто формальными — торгутам огласили послание императора Юнчжэна. Встречи по большому счету посвящались воспоминаниям о былых отношениях торгутов и китайцев. Только этими воспоминаниями оправдывалось нынешнее путешествие китайских послов. На словах китайцы описали постепенное нарастание враждебности джунгар к монголам, и по существу торгутов призвали задерживать всех беглых джунгар, а также подумать над тем, как организовать паломничество их предводителей в Пекин. Китайские послы отправились на родину 15 июня, прихватив с собой послание торгутского хана Юнчжэну с выражением ему благодарности за присланную миссию и подарки, а также с просьбой не забывать о них в будущем. Считается, что хан Цэрэн на словах пообещал задерживать всех беглых джунгар, но что касается паломничества в Пекин, он напомнил о необходимости на то воли русской царицы. По-видимому, торгуты не проявили явного расположения к открытому противостоянию джунгарам, хотя сохранился доклад о том, что царица Анна особым распоряжением запретила торгутам даже думать о джунгарских событиях.
Для проведения заключительной встречи с русскими чиновниками китайская свита возвратилась в Тобольск. Отсюда через Барабинск все посольство двинулось дальше на Томск, где в ходе серии встреч (в начале января 1732 года), в частности со статс-секретарем Василием Бакуниным, сопровождавшим данную группу до торгутских деревень, обсуждался ряд прочих вопросов, очевидно тогда не решенных. Среди них: подданство степных татар Барабинского района, плативших дань (ясак) одновременно российскому и джунгарскому гегемонам (китайцы поинтересовались, можно ли переселить их на территории Иркутской или Саратовской области, где над ними легче было бы осуществлять контроль); потребность в посещении русским посольством Пекина в ответ на китайские посольства (иначе цинский двор постигнет большое огорчение); свидетельство того, что в Санкт-Петербурге приняли джунгарское посольство и что российского пехотного майора некоего Угримова послали с поздравлениями к Галдан-Цэрэну (едва ли воспринимавшегося символом российского нейтралитета), и возможность транзита китайской миссии через Россию в Турцию (китайцы интересовались о размере этой страны и названии ее столицы). По-видимому, В. Бакунин ответил на все вопросы китайских послов, хотя содержание его ответов нам знать не дано. Сам факт обсуждения таких достаточно тонких материй служит достаточным доказательством большой меры благожелательности, возникшей между русскими и китайцами за время долгих переговоров, начатых в 1726 году. Китайское посольство вышло к государственной границе в середине февраля 1732 года.
В то время, когда китайское посольство впервые прибыло в Сибирь, его дипломатам сообщили, что царь Петр II, посетить которого их уполномочили, умер 18 января 1730 года. Юнчжэн, когда ему доложили такую горестную весть, тут же отправил второе посольство, тогда как первое его посольство все еще находилось в России. Предлогом для отправки дублера называется доставка поздравлений взошедшей на русский престол царице Анне. Вторая свита из 20 с лишним человек прибыла в Кяхту 21 апреля 1731 года, и, кроме как о некой диковинке, упоминать об этой миссии нечего. Разве что заслуживает пристального внимания тот факт, что неделю спустя на границу прибыло еще одно посольство, направленное к торгутам, и отправил его калмыцкий хан (Намки Рецули), тогда обосновавшийся в Пекине. Оно представляло собой многочисленную свиту из 53 дипломатов и 3 выдающихся руководителей, которым поручили выполнение задачи, состоявшей в том, чтобы побудить торгутов на участие в войне против джунгар. Темп развития китайско-джунгарских отношений ускорялся, и требовалось вооружить торгутов для участия в том конфликте и убедить их выдать им беглого брата джургарского контайши Галдан-Цэрэна, поселившегося в торгутском улусе. 18 июля и 11 августа в адрес Правительствующего сената России китайцы направили четыре уведомления по поводу данного посольства, но в Санкт-Петербург их доставили только 4 января 1732 года. Суть их всех состояла в ходатайстве на разрешение китайскому посольству проследовать по территории России и провести переговоры с торгутами.
В Коллегии иностранных дел ответили китайцам меморандумом от 12 января и 31 мая 1732 года в адрес вице-губернатора Иркутска А. Жолобова и полковника И. Бухгольца. Эти сибирские чиновники получили указание остановить китайское посольство, направлявшееся к торгутам, и проинформировать пекинские официальные лица на сей счет. А вот новое посольство в Санкт-Петербург предписывалось встретить со всеми полагающимися почестями и пожелать доброго пути до самого места назначения. А. Жолобов передал содержание полученных распоряжений китайцам в соответствующей ноте от 30 марта, ответ на которую поступил в Санкт-Петербург без малого семь месяцев спустя (23 ноября 1732 года). И даже тогда китайцы все еще лелеяли тщетную надежду на то, что русская царица разрешит своим подданным воевать с джунгарами или, по крайней мере, откроет путь для усиления китайского влияния на них через позволение торгутскому предводителю посетить Пекин.
Китайскую миссию к торгутам отправили домой, а свита, следующая из Пекина в Санкт-Петербург, продолжила свой путь. Она прибыла в Тобольск 13 февраля 1732 года, а к концу апреля ее разместили в подмосковном селе Александровском. Ей устроили пышный прием: вдоль дороги выстроили три полка пехоты, а также произвели салют из 31 залпа орудий адмиралтейства. На следующий день после прибытия китайцев в Санкт-Петербург отмечалась годовщина коронации Анны (28 апреля 1732 года), и императрица приняла посланцев китайского императора во всем великолепии, положенном для такого торжественного дня. Вице-канцлер Андрей Иванович Остерман официально приветствовал их только потому, что канцлер граф Г.И. Головкин слег с подагрой. И он же принял два дипломатических послания из Лифаньюаня: одно с поздравлением царицы Анны, а второе с выражением удовлетворения императора Цинов по поводу письма И.Д. Бухгольца в адрес тушету-хана относительно беглых монголов, которых впредь он обещал высылать на родину вместе с их скотом и имуществом. Что же касается первого китайского посольства, то обмен дарами состоялся в соответствии с положенным обрядом. Не прошло и трех месяцев, как его свита 15 июля покинула Санкт-Петербург, еще через полгода с небольшим она прибыла в Селенгинск. Особого толка от второго посольства ни одна из сторон не наблюдала, разве что его дипломаты вместе с коллегами из первой миссии значительно поспособствовали началу длительного периода добросердечных отношений между двумя империями, ставшего предпосылкой для значительной по объему и взаимовыгодной торговли.