Страница 8 из 22
Оставшись один на один с ведьмой «меченой», Кайсай с расстояния, как ему показалось безопасного, осторожно стал спрашивать:
– И что это было, Апити?
– Ты про чё? – прикинулась дурой белобрысая.
– Вот про это, – выставив пред собой руки дрожащие, уточнил молодой бердник про что спрашивает.
– Ах, про это, – веселясь, проговорила еги-баба местная да повела рукой будто от мухи отмахиваясь и «нервная плеть» больно стегнула Кайсая по бедру левому, от чего он глухо взвыл, выгнулся да чурбаном повалился в траву на спину болезненную.
Ведьма, подойдя к нахалу да нависнув над ним словно птица хищная, мило улыбаясь, начала рыжему читать прописные истины:
– Я тебя отучу, наглец ты эдакий, ручками-то шаловливыми лазить, где не попадя.
Кайсай стиснул зубы до скрежета, но отточенный с заречными девками язык без костей спокойно умереть не дал молодому берднику.
– А чё тебе жалко, чё ли? Может я хочу тебя до умопомрачения?
И тут же получил по зубам очередной «плетью нервенной». Зубная боль пробила во всей челюсти одновременно и была такой лютой, что искры из глаз посыпались. Когда через несколько ударов сердца, боль отпустила мученика, и он разжал веки сомкнутые, то вновь увидел над собой деву улыбающуюся. Собрал воин силы в кулак, ненавидя проигрывать да настырно, словно баран упрямый пробурчал под нос, готовясь к смерти окончательной:
– Всё равно хочу.
И тут же зажмурился. Сжался в клубок всеми мышцами ожидая удара неминуемого, но того не последовало. Она не стала больше лупцевать его бес толку, а просто выпрямилась горделиво, улыбнулась покровительственно и ушла, оставив его взмокшего от перенапряжения валяться в траве да отходить от нервного потрясения.
Все последующие дни Кулик сиял словно золотая бляха начищенная, расхаживая по округе, да не выпуская из рук топора обоюдоострого. Из каких закромов леший его выкопал, осталось загадкой за семью печатями. Кулик сказывал, что они дошли до дуба старого. Он велел подождать да не подглядывать. Затем леший зашёл за дуб, а вышел уже с другой стороны, таща за собой железяку тяжеленую. А вот секрет перехода в бешеное состояние Кулик умолчал, мотивируя, что на секрете этом наложен зарок молчания и коли скажет кому-нибудь, то дар потеряется.
Так как уговор лесной дед выполнил полностью и быстрей чем можно было ожидать от лешего, то молодцам ничего не оставалось, как благодарить хозяев за гостеприимство доброе, по обниматься, прослезиться, откланяться да пуститься в путь-дорогу дальнюю.
Уже взобравшись в седло да собираясь в путь тронуться, Кайсая остановил недовольный окрик лешего:
– Эй ты, рыжая бестия.
Воин развернул коня да подошёл шагом к нежити, что стоял, потупив глазки в траву высокую, а затем вынул из-за спины огромный пояс из золота с мечом-акинаком да кинжалом серебряным и протянул молодому берднику:
– На, дарю.
У Кайсая аж в зобе дыханье спёрло колом не струганным, и он дар речи потерялся от такой наглости.
– Так это ж моё… – чуть не задыхаясь от несправедливости, выдавил из себя воин, буквально сверля вора глазами бешеными.
– Не твоё, а моё, – тут же заерепенился «недодед» леса местного, – какой-то дурень выбросил, а я подобрал. Чё добру валяться, лес загаживать. А раз нашёл, значит моё. Чур [1] в свидетели.
Кайсай неимоверной силой воли нечеловеческой подавил в себе лютый гнев праведный, да не подавая вида что взбешён как бык укушенный, медленно наклонился к дарителю да буквально вырвал пояс из рук лешего. Но тут же устыдился поступка собственного, и потупив взгляд, теребя в руках пояс из золота, тут же смиренно покаялся:
– Прости хозяин. Запамятовал. Благодарствую тебе за подарок, лесной дедушка. Больше никогда не брошу без надобности.
– То та, – хмыкнул лесовик, довольный раскаяньем да махнув рукой в сердцах, тут же выпалил, – да валите вы отсель. Надоели, словно поганки с голодухи, недоеденные…
2. Для чего люди встречаются по жизни на одной тропе узенькой? Кто-то просто пройтись, поговорить ни о чём да разойтись в стороны. Кто-то осчастливить друг друга своим близким присутствием, но в большинстве случаев исключительно для собственного наказания
Первый день пути путешествия по степным просторам с редкими перелесками по направлению к ближайшему стойбищу, Кайсай с Куликом шагом ехали, ни слезая с коней, да не ступая на ноги. Даже когда пускали скакунов своих травку пощипать да сами перекусывали.
Естественно, ехали вместе, хотя с начала самого произошёл небольшой конфуз-недоразумение. Выехав из леса к развилке злопамятной да бурно веселясь от души по-мальчишески, вспоминая последние лесные события, не смотря друг на друга да продолжая разговор меж собой, плавно разъехались путями различными, не обратив на то никакого внимания, что правили в разные стороны.
Кайсай поехал вдоль леса, направо заворачивая, а Кулик по прямой в степь бескрайнюю. Только пройдя шагов несколько да неожиданно для себя сделав открытие что собеседник куда-то от него удаляется, оба встали и обернулись, друг друга разглядывали.
– Ты куда, Кайсай? – первым выразил своё недоумение берсерк новорожденый.
– Туда, – как-то неопределённо махнул рукой бердник по дороге вдоль леса зелёного.
– Так ближайшее стойбище там, – также ткнул пальцем Кулик в сторону поля бескрайнего и на его лице тревога вспыхнула.
– А кто сказал, что мне нужно в ближайшее? – непонимающе поинтересовался Кайсай, – мне нужно на Поле Дикое, где стоит ставка царская.
Попутчик поник, опустив голову да пробурчал себе под нос растеряно:
– А мне надо в орду, где отец хаживал. Я ему обещал заменить его, коли что с ним сделается.
Наступило тягостное молчание. Оба стояли не двигаясь. Кулик с явным сожалением, что расставаться приходится, а Кайсай о чём-то задумавшись. Наконец, рыжий решив для себя сию дилемму положительно, махнул рукой да развернул Васа к товарищу.
– А! – выкрикнул он весело, нагоняя попутчика, – какая разница как добираться туда. По прямой ли скакать иль кривой через пень колодой двигаться. Один хрен орды касакские соберутся там ко времени назначенному. Я, в общем, никому не задолжал окромя тебя. И раз надобно отца уважить погибшего, я не против составить компанию.
– А ты почём знаешь, что все на Поле собираются? – сразу оживился Кулик обрадованный.
– Да была оказия, – ответил Кайсай с бесшабашностью, подъезжая к попутчику да рядом пристраиваясь, принимаясь рассказывать товарищу, – ещё по весне заезжал на заимку деда приятель старинный из прошлого. Он как раз с вестями о будущем походе, объезжал касакские стойбища. Дня три они с дедом пьянствовали да о былых походах гуторили. Опосля как уехал он дальше, дед и начал меня готовить к отъезду неминуемому. Именно к этому походу общему спровадил от себя, чуть ли не пинком под задницу, как что-то ненужное да до оскомины надоевшее.
Так и поехали дальше вместе вот только в стойбище, куда приятели неторопливо спешили за разговорами, их никто не ждал и ждать не собирался, судя по увиденному. Добравшись до места, новобранцы ордынские нашли лишь помойку огромную, вместо обжитой степи с людьми да шатрами походными. Касаки ушли, притом видимо давно уже. Следы совсем остыли от их пребывания. Кулик было задумал опечалиться, опоздав к сбору назначенному, но Кайсай хлопнув его по плечу надежду внушил, что ничего не произошло страшного. Мол, догонят и вообще-то, по-хорошему, надо было сразу с ним от леса поворачивать, ибо всё равно по его получается. И сказав:
– Не ссы белобрысый. До похода далеко ещё. Сорок раз успеем сбегать туда-сюда, коль захочется, – спокойно и всё так же не спеша никуда, отправился по широкому следу, оставленному ушедшей касакской ордой, траву табуном затоптавшую.
На второй день совместного путешествия, доехав до реки немаленькой они вновь наткнулись на помойку отхожую, прямо на берегу оставленную. Стало понятно, что орда касакская здесь стояла станом временным, перед переправой водною. Встали и они, расседлав коней да пустив пастись их в сторону от степи вытоптанной, превращённую в землю голую. Сами же раздевшись догола, полезли в реку холодную пыль дорожную смыть да усталость снять от верховой езды нескончаемой.