Орда II

– А кто такой бердник? – неожиданно спросил Кулик со всей своей наивностью.

Кайсай посмотрел на него с неверием, с таким видом мол, как можно не знать этого, но увидав блестящие глаза по-детски заинтересованные, разом осёкся ему на дремучесть указывать. Подумал немного, а стоит ли объяснять эти тонкости. А коли стоит, то, как и каким образом? В конце концов, лишь махнул рукой:

– Да не важно, в общем-то. Воин такой есть – одиночка убийственная. Способный в стан врага пробраться никем не замеченным да один со всей оравой биться, коли понадобиться. Да при этом живым остаться. Тьфу, ты! – тут же сплюнул он от досады за своё ранение, при этом, не желая того, пощупал поясницу раненую.

– Да ладно тебе из-за этого корить себя, – постарался поддержать Кулик его словом праведным, – тот урод не по-честному тебе в спину стрелял.

– Ты о какой честности тут сказываешь? – неподдельно удивился рыжий услышанному, – какая честность может быть в сражении, коль на смерть бьёшься, а не в бирюльки играешься?

– Но вы ведь просто дрались, почитай, как все, по пацански на кулаках да без оружия. Какой тут бой насмерть? Какое тут сражение?

– В том то и дело, Кулик, – вдруг с азартом Кайсай поучать принялся своего неучёного собеседника, почувствовал себя чуть ли не бывалым наставником, прям как дед его, что всю жизнь ему читал нотации, – не бывает просто драки, как мой дед учил. Как не бывает просто жизни, такой, долго не живут у нас. Любая жизнь – бой на смерть с другими жизнями. Или ты их для своей отберёшь или они твою схавают. Только так можно выжить в этом мире грёбанном.

– Не согласен с тобой, – нежданно выдал ему Кулик после короткого размышления, – жизнь – это жизнь, а бой – это бой. Зачем же их смешивать. Живём мы посреди людей, а бьёмся с врагами-недругами. Ни все люди враги. Не бывает так.

Эти слова выбили уверенность из рыжего, и понял он, что до наставника ему ещё далеко, кажется. Он что-то по соображал лихорадочно, а затем сдавшись проговорил упавшим голосом:

– Вот и я об этом же. Я воином с детства натасканный. Среди людей почитай и не жил получается. Для меня все люди враги без исключения. От любого должно ждать нападения.

– Но я же не такой, – обиженно прервал его сосед по завалинке.

Кайсай лишь неуверенно пожал плечами широкими.

– Ты не такой, наверное. Потому не знаю, как себя вести с тобой. Я вообще не знаю как люди меж собой живут в мирном поселении. Меня этому дед не учил никогда, а я не спрашивал.

– А что тебе мешает людской жизни учиться. Аль кто запретил воину человеком быть? – нежданно-негаданно встряла в разговор их натянутый, непонятно откуда взявшаяся хозяйка Апити, пристраиваясь рядом с Кайсаем на брёвнышке.

Полная неожиданность её появления видно перенапрягла воина рыжего, от чего в нём что-то лопнуло да понесло Кайсая по стремнине эмоций нешуточных:

– А ты вообще кто такая? – накинулся он на неё выплёскивая накопившееся, – ты-то, откуда здесь взялась такая умная?

– Да, – тут же поддержал Кулик его притязания, переводя своё собственное напряжение на влезшую в их разговор деву «меченую», используя её как громоотвод естественный для разрядки натуга эмоционального, – откуда ты взялась в нашем лесе такая вот? Я с детства тут всё знаю. Никогда тебя тут раньше не было.

– О, приехали, – тут же взвинтилась еги-баба голая, тоже переходя на тона повышенные, да руками расписными всплёскивая, – вы чё на меня орёте, окаянные? Да я тута почитай всю жизнь сижу как неприкаянная. А коли ты по лесу ходишь да ни хрена не видишь, так я тебе глазёнки протирать не обязана.

– Врёшь, ведьма, – чуть ли не взвизгнув, Кулик выпалил, – не было тебя тут. Я весь лес излазил от дерева к дереву.

– Тута я жила, а вот тебя в моём лесу ни разу не видела.

– Ведьма, – тут же втиснулся в их перепалку старичок плюгавенький, – как есть ведьма размалёванная.

– А хоть и ведьма, – вскакивая на ноги да уперев руки в боки, ехидно отреагировала Апити, – тебе то чё до этого? Коль ты слепошарый не способный узреть обычного, даже не колдовского отвода глаз простенького.

– Стой! – заорал Кайсай, тоже на ноги вскакивая и в упор уставившись на деву белобрысую.

Наступила тишина. Все замерли.

– А это кто? – спросил рыжий почти шёпотом, медленно слова растягивая да указывая своим пальцем в сторону непонятно откуда взявшегося «недодеда» плешивого.

Апити скосила глаза в том направлении куда он указывал. Снова вернула взгляд на Кайсая и пожав плечиками, с видом, мол дурак совсем что ли, просто ответила:

– Так, леший здешний, а что не так?

Кайсай медленно перевёл взгляд на деда мелкого, что стоял столбиком вкопанным, вытянув руки длинные вдоль тела щуплого да отведя широко открытые глаза в сторону, как собачонка нашкодившая.

– Леший? – переспросил Кайсай опешивший.

– Ну, да, – так же просто ответила дева с удивлением.

– А ты ведьма, – тут же огрызнулся старичок непонятно на что обидевшийся, всё также отводя большие глаза печальные в сторону.

– А я вообще живой или умер уже? – неуверенно спросил Кайсай ни к кому не обращаясь, но при этом переведя взгляд на Кулика ошарашенного, что, распахнув глаза и рот на деда пялился.

– Ладноть, – печально вздохнул «недодед» обиженно, видно другую реакцию ожидая на своё появление, – пойду я от вас.

И стал уже поворачиваться, как его остановил Кайсай своей фразою:

– Дать бы тебе в ухо, – проговорил рыжий озлобленно.

– За что это? – растерялся леший от таких речей в свою сторону.

– А кто меня надоумил тому придурку глаз подбить?

– Так это… – вдруг стушевался леший да принялся оправдываться, явно не зная, что соврать в своё оправдание, но тут же нашёлся и выпалил, – так сам виноват.

– Я? – недоумению Кайсая придела не было.

– А кто ж? Надо было сразу глаз гасить, лиходею наглому, – распалился резко дед, к рыжему подскакивая да кулачком помахивая, – а потом уж пинай сколь хошь, коль решил потешиться.

– Так это ты недомерок учудил заваруху кровавую? – отодвигая Кайсая рукой в сторону, буквально вклинилась в их разборку Апити взвизгнувшая, разом перехватив инициативу у рыжего уже открывшего рот для ответа достойного.

– Молчи баба! – топнув ножкой маленькой, заверещал дедок в пуп ей уставившись.

Но дело до драки не дошло. Кулик разрядил обстановку своим истеричным хохотом. У того видно напряжение тоже лопнуло да излилось вот таким своеобразным образом. Все трое стоящих посмотрели на него как на дурачка полоумного, катающегося по траве из стороны в сторону и при этом драться, передумали. Кайсай с Апити тоже улыбнулись, заражаясь веселием, а грозный дед-недодед, сложив ручки на груди щупленькой, злобно смотрел на катающегося по траве человека белобрысого.

Наконец Кулик откатался время положенное, снова сел, вытирая слёзы сладкие и со словами: «Вот умора!» посмотрел на воина рыжего.

– Вот видишь, Кайсай, какая жизнь у нас интересная, а ты всё бой да сражения.

Но Кайсай ни подумать не успел, ни ответить на его высказывание, так как тут же его мысли перебил самым беспардонным образом вечно вмешивающийся не по делу «недодед»:

– Кайсай, а ты чё эт голожопым-то скачешь перед девою? Воще чё ли стыд потерял, срамота рыжая? Аль эта дрянь сисястая тута тоже своим колдовством балует?

– Ой. Помолчал бы, старый пень! – тут же рявкнула на него ведьма грозная.

– Тихо! – пресёк Кайсай очередную перебранку затеянную, поднимая при этом руки в знак примирения, – вы, что тут постоянно цапаетесь?

– Ну, почему же, – вдруг резко сменив тон на загадочный, томно проговорила еги-баба красавица, подступив к лешему да нежно погладив его по голове маленькой, от чего тот в раз округлил глазки слезой сверкнувшие да расцвёл в блаженной улыбке на всё лицо.

– Понятно, – подытожил Кайсай с усмешкой загадочной, – пойду, надену штаны походные. Не тягаться мне в этом деле с лешим проказником.

– А то, – самодовольно крякнул дедок, горделиво взглянув на деву улыбающуюся.