Страница 2 из 46
Как это часто бывает в таких случаях, личность подлинной Марии Анны Шарлотты Корде, мелькнувшей на страницах истории подобно метеориту в ночном небе, окружена легендой. Легенда эта стала создаваться ещё её современниками и чуть ли не участниками событий. Находившаяся тогда во Франции английская писательница Мария Елена Вильямс отмечала, что в департаментах к смерти Марата относятся без особого интереса, но молодая женщина, убившая его, вызывает живое участие: «Скупые рассказы о ней собираются с жадностью и повторяются с восторгом. Французы одобряют (именно так: applaud) деяние, само по себе страшное и преступное, едва ли сознавая его мотивы, и жертвенность молодой женщины кажется им чем-то необычайным»[1].
Случившееся в Париже 13 июля 1793 года привлекло к себе внимание всей Европы. Люди были чрезвычайно заинтригованы. И дело было вовсе не в убийстве видного политического деятеля, и даже не в убийстве как таковом, совершённом, к слову сказать, самым банальным и прямо-таки примитивным образом. Парижское происшествие вызвало широкий общественный резонанс только благодаря личностям убийцы и убитого. Это обстоятельство подметил Марк Алданов в своём эссе, посвящённом нашей героине: «История знает политические убийства, имевшие ещё большие последствия, чем дело Шарлотты Корде. Однако, за исключением убийства Юлия Цезаря, быть может, ни одно другое историческое покушение не поразило так современников и потомство. Для этого было много причин – от личности убитого и убийцы до необычного места действия: ванной комнаты».[2]
Сближать Шарлотту Корде с Аристогитоном, Брутом и другими классическими тираноубийцами ещё тогда же стали идейно близкие ей жирондисты. Луве де-Кувре, знавший Корде лично, во время своего изгнания и подполья написал «Гимн смерти», в котором назвал Марата «зверем», а его убийцу возвёл на героический пьедестал:
Но если бы дело заключалось только в этом – в том, что убийство Марата является ретроспекцией убийства Юлия Цезаря, а Корде стала новым Юнием Брутом, – вряд ли бы в течение двух с половиной веков личность Шарлотты продолжала привлекать общественное внимание не только во Франции, но и далеко за её пределами. Значит, здесь есть что-то ещё, более важное и интригующее.
В чём тут интрига? Какая здесь тайна или какой парадокс, заставляющий снова и снова внимательно приглядываться к нормандской дворянке, потрясшей Париж и всю Европу? Кажется, наилучшим образом это сформулировала парижская «Газете Перле» тотчас же после процесса Корде:
«Она не выказала ни страха, ни угрызения совести. Она отвечала на все вопросы с ясностью и невозмутимым хладнокровием… Это зрелище злодейства, красоты и дарований, объединённых в одном и том же лице, этот контраст между тяжестью её преступления и слабостью её пола, её демонстративное удовлетворение [содеянным] и её улыбка перед судьями, которые не могли не осудить её, всё это производило на зрителей такое впечатление, которое трудно передать [словами]».
Это загадочная улыбка и это демонстративное удовлетворение содеянным глубоко врезались в память очевидцев и современников Шарлотты Корде. Другой жирондист Анри Шенье посвятил ей оду, в которой есть такие строки:
«Не по-женски твёрдая душа…» Несомненно, это была личность мессианского плана. Корде исполнила миссию, словно бы возложенную на неё свыше, и была этим удовлетворена. В чём-то процесс Корде перекликается с судом над Иисусом Христом, как он описан в Евангелиях. Только основатель христианства вёл себя перед судьями смиренно, а нормандская героиня как бы смотрела на своих судей сверху, со снисходительной улыбкой. Далее, в романе, который является, по сути, исторической реконструкцией, читатель найдёт даже слова Иисуса, которые Корде произносит перед аудиторией, – правда, в её собственном истолковании.
Молодая нормандская дворянка обладала харизмой, сопоставимой разве что с харизмой самого Марата, её жертвы. Почитатели Друга народа отводили ему роль пророка, мессии Революции, якобинского Иисуса. И действительно Жан-Поль Марат был харизматической личностью, вовлекающей в свою орбиту, очаровывающей и подчиняющей себе окружающих. Тем интереснее исследовать и наблюдать столкновение двух сильных личностей. Причём исход этого столкновения мог быть разным, и совсем не таким, который получился в результате нескольких случайных обстоятельств. И это мы также покажем в ходе исторической реконструкции.
Настоящий роман претендует на историческую и психологическую достоверность. Автор готов поспорить с каждым, кто скажет, что было не так. Впрочем, он согласен сбросить процентов 10 достоверности за счёт второстепенных деталей, недостающих в материалах дела, но которые были внесены им для полноты картины. Ещё в 10-ти процентах автор может быть неточен в различных бытовых подробностях. Но за остальные 80 он готов ручаться. Практически все действующие лица – это реально жившие люди, носившие те имена, которые они носят в этом романе. Лишь немногим из них, которые также реальны, но неизвестно, как их звали, автору пришлось присвоить подходящие фамилии.
Даже там, где не приводятся непосредственные документы (в тексте они выделены курсивом), нередко звучит подлинная речь заглавной героини. Располагая подробными записями допросов Марии Анны Шарлотты Корде, автор мог бы лишь точно следовать протоколам, заботясь только о правильном переводе языка оригинала на русский язык. Однако надо понимать, что в протоколах мы имеем дело не с буквальной цитатой, а её с канцелярской обработкой. Сама Корде ставила свою подпись под этими записями, признавая тем самым, что всё изложенное верно, но и она всего лишь соглашалась с общепринятыми тогда правилами протоколирования речи. Но запись речи и живая речь – не одно и то же. Поэтому надлежало по возможности реконструировать живую речь персонажей.
Автор стремился избежать всякого приукрашивания образа главной героини, что свойственно биографам и романистам, а также не допустить излишней драматизации событий (и без того драматичных), преследуя единственно достоверность, пусть даже в ущерб жанру. Поэтому мы видим не столько роман, сколько художественную реконструкцию реальных событий. Насколько удачна эта реконструкция, читатель может судить, рассматривая и изучая приложенные в соответствующих местах документы, в той или иной мере отражающие эти самые события.
Это повествование не только о Корде. Это рассказ о тех людях, которые встретились на её пути. Самые разные люди: народные депутаты и конторские служащие, путешественники и кучера, торговцы и слуги, полицейские и стражники, судьи и адвокаты. Длинная галерея лиц. Все они так или иначе были втянуты в громкую историю, случившуюся в Париже в июле 1793 года. Деяние приезжей нормандки разящим кинжалом рассекло их размеренную повседневную жизнь на две половины: до встречи с убийцей Марата и после встречи с ней. Многие из них испытали потрясение и одновременно проверку на прочность. И, увы, многие из них не выдержали этой проверки. Дело Корде как лакмусовая бумажка выявило и обнажило их истинную сущность, которая до этого была скрыта не только от окружающих, но подчас и от них самих. Они сами узнали о себе много чего нового.
1
Williams H. M. A Residence in France during the years 1792–1795. London, 1797. P. 301–307.
2
Алданов М. Ванна Марата. // В кн.: Алданов М. Сочинения. Кн. 2. М., 1995.
3
Перевод В. Рождественского (1934 г.).