Страница 18 из 20
– Ах да, да, понимаю, – сочувственно проговорил Нуйкин, напряженно думая, сказать или не сказать девушке о смерти Евграфова.
– Что вы понимаете! – гневно закричала девушка. – Меня из-за этой картины муж избил, а вы – «да, да, понимаю…» Я из-за этой картины войну выдержала, чуть до развода не дошло, а вы – «да, да, понимаю…» Какие вы все обманщики, мужчины! А еще говорил мне: «Хотите, я нарисую ваш портрет? Вон в том лесочке? На фоне вековой ели?» Как же вам всем не стыдно?! – И, будто плюнув в Нуйкина, бросила трубку.
Позже раздался еще один любопытный звонок. В тот вечер в гости к ним пришел Сережа, Юлька уже спала, сидели за столом, пили чай. Не очень часто, но Сережа заглядывал к ним, любил поговорить с Екатериной Марковной о литературе, а с Семеном Семеновичем – о жизни. Екатерина Марковна так и не могла разобраться, что за человек Сережа, откуда он такой взялся, и, так как Сережа постоянно уходил от расспросов в сторону, она со временем перестала докучать Сереже. Воспринимала его таким, каков он есть. Когда надо будет, все само по себе встанет на свои места. Так она решила.
И вот сидели, пили чай, говорили о литературе, и тут зазвонил телефон. Екатерина Марковна вышла в коридор, сняла трубку.
– Квартира Евграфовых?
– Да, да, – ответила Екатерина Марковна.
– Можно пригласить Канта Георгиевича?
– Простите, а кто его спрашивает? Я его жена.
– Это главврач Пансионата. У нас находится Антонина Степановна Юдина, она в тяжелом состоянии. Очень просит приехать Канта Георгиевича… как бы это вам сказать помягче… попрощаться.
– Простите, – опешила Екатерина Марковна, – но разве Антонина Степановна жива?
– Как то есть жива? – в свою очередь удивилась главврач. – Конечно, жива. Но с тех пор, как Кант Георгиевич перестал к ней приезжать, Антонина Степановна очень сдала.
– Что-то я не понимаю… – пробормотала Екатерина Марковна. – Разве Кант Георгиевич приезжал к ней?
– Да, каждую неделю. Точней – каждое воскресенье. И вдруг как отрезало… Старушка сильно переживает. Однако она гордая, все носит в себе. И вот только теперь… когда у нее кризисное состояние…
– Странно. Он никогда ничего не говорил мне…
– Так можете вы передать Канту Георгиевичу просьбу Антонины Степановны приехать к ней?
– Но дело в том, видите ли… – Екатерина Марковна не знала, что и говорить. – Может, я сама могу подъехать? Мы с Антониной Степановной были в очень хороших отношениях.
– Нет, она просит приехать именно Канта Георгиевича. Для нее это очень важно, поймите!
– Понимаю… Да, да, понимаю… Но вы знаете, все дело в том, что Кант Георгиевич… умер.
– Как умер? – не столько изумилась, сколько не поверила главврач.
– Да, умер. От сердечного приступа.
– Господи! – воскликнула главврач, – да что же это за напасть такая: чем лучше люди, тем быстрей они умирают?!
– Простите? – не поняла Екатерина Марковна.
– Ваш муж был прекрасный человек. Добрый, веселый, внимательный. Что я скажу теперь Антонине Степановне? Ведь это подкосит ее окончательно. Он был ей вместо сына.
– Да, да… – ничего не понимая, лепетала Екатерина Марковна. – Не знаю, право, что и делать… Может, в самом деле, я могу приехать? Почему бы и нет?
– А, пожалуй, это идея, – воодушевилась главврач, – пожалуй, и в самом деле будет неплохо, если приедете вы. Тем более, вы говорите, с Антониной Степановной у вас хорошие отношения?
– Да, да, всегда были отличные отношения.
– Только у меня к вам просьба: не говорите старушке, что Канта Георгиевича нет в живых. Ну, соврите что-нибудь… длительная командировка… Зарубежное путешествие…
– Конечно, конечно. Зачем же… обязательно.
– Ну, спасибо вам! Вы замечательная женщина. Так мы вас ждем завтра?
– Да, завтра. Обязательно. Не сомневайтесь.
Когда Екатерина Марковна вернулась на кухню, на ней лица не было.
– Что с тобой? – встревожился Семен Семенович. – Что случилось? – Он подхватил ее под руку, посадил на стул.
Некоторое время Екатерина Марковна молчала, не в силах вымолвить и слова. Семен Семенович озабоченно переглянулся с Сережей.
– Что-нибудь с Тосей? – предположил Нуйкин.
– С Тосей? Нет, нет, другое… – медленно проговорила Екатерина Марковна.
– Но что другое может так разволновать тебя? Что-нибудь на работе?
– Нет, – помотала она головой. – Семен, – сказала она твердо, – завтра мы едем с тобой в Пансионат.
– В Пансионат? В какой Пансионат?
– К Антонине Степановне. Завтра с утра.
– Поедем, – согласился Нуйкин, хотя мало что понял. Он помнил: Антонина Степановна – бывшая соседка Евграфовых. Но, насколько он знал, она умерла.
– В Пансионат? На кладбище? – на всякий случай спросил он.
– На какое кладбище?! – раздраженно проговорила Екатерина Марковна. – Антонина Степановна жива.
– Но ты сама говорила…
– Да, говорила. Да, считала, она мертвая. Но оказалось, она жива. Больше того – Евграфов все время ездил к ней. Я всегда думала, что он выжил ее из квартиры. Что он загнал ее в гроб. И вдруг такая тарабарщина…
– Да, ваш Евграфов, – вставил слово Сережа, – любопытный орешек.
– Любопытный?! – полыхнула гневом Екатерина Марковна.
– Любопытный в том смысле, – пояснил Сережа, – что всегда может выкинуть что-нибудь неожиданное.
– Да вы-то откуда знаете?!
– Вы сами рассказывали.
– Так уж много я вам рассказывала! – Екатерина Марковна впервые, пожалуй, разговаривала с Сережей так резко, если не грубо. Да и с Семеном Семеновичем никогда не говорила с таким раздражением.
– Кстати, у меня к вам маленькая просьба, – улыбнулся Сережа. – А то вдруг вы вконец на меня рассердитесь и выгоните из дома.
Екатерина Марковна взглянула на Сережу внимательно, напряженно. И вдруг подумала: «Господи, ну они-то тут при чем? При чем Сережа? Семен Семенович? Разве они виноваты в чем-нибудь? Что это я на них? За что? Вот глупая баба… дура… ведь жалеть буду потом, каяться».
Сережа не улыбался теперь, смотрел на Екатерину Марковну тоже серьезно, внимательно.
– Простите, – виновато проговорила Екатерина Марковна, – простите, Сережа. И ты, Семен, прости. Это у меня что-то с нервами.
– Ну, что вы, о чем вы говорите, – сказал Сережа. – Все совершенно понятно, и нам не за что обижаться на вас. Правда, Семен?
– Правда, – кивнул Нуйкин.
– А просьба у меня к вам такая. Только не сочтите ее за грубость… Помните, вы однажды рассказывали мне, что ваш муж оставил конверт, на котором написано: «На случай моей смерти – распечатать». Вы его распечатали?
– Да, распечатали. – Екатерина Марковна переглянулась с Семеном Семеновичем.
– Что вы переглядываетесь? Я что-нибудь не так сказал?
– Нет, нет, ничего, – проговорила Екатерина Марковна.
– Если нельзя – то нельзя. А если можно – то не скажете ли, что он написал там?
– Да вам-то зачем?
– Мне нужно. Но если нельзя – я не настаиваю.
– Да ничего там нет. Так, глупости какие-то…
– Неужто ничего? Совсем ничего?
– Ничего.
– Не понимаю, – пожал плечами Сережа.
– А, да что тут понимать! – махнула рукой Екатерина Марковна. – Семен, покажи Сереже конверт.
– Катя, стоит ли? – смутился Нуйкин.
– Раз просит – покажи. Пусть убедится, каким был Евграфов. – Семен Семенович вышел из кухни, через минуту принес конверт: «Вот».
Сережа достал изнутри листок; листок был сложен вдвое. Сергей осторожно развернул его – там не было ни слова. Но зато был нарисован огромный, красочный, симпатичный кукиш.
– Ну, что там? – усмехнулась Екатерина Марковна.
И Сережа удивленно, в раздумье ответил:
– Кукиш…
Вариации на тему любви
I
На Урале, в поселке Северный, на улице Миклухо-Маклая, произошло невероятное событие: Дуся Комарова зарезала мужа. Дело было так: Коляй вернулся домой, Дуся сидит за столом с двумя мужчинами. Одного, естественно, Коляй хорошо знал – это был их участковый, старшина милиции Павлуша Востриков, второго Коляй видел впервые. По случаю получки Коляй был навеселе и мог бы, конечно, присоединиться к компании, но иногда его захлестывала ревность, тем более что основания для нее Дуся Комарова порой давала. Вот почему Коляй с порога завелся: