Антиглобалист

– Наверное, да.

Григорий видел, что разговор не вяжется, и Данила не расположен к теплой и дружеской беседе. Поэтому решил перейти к делу:

– Вот папка с документами, которые передала твоя мама.

Данила жадно взял папку:

– Спасибо. Ничего не потерял.

– Нет.

– Как она там?

– Ждет, когда ты приедешь.

– Да вот, освобожусь и приеду. Сегодня позвоню ей. Ну а сама она как? Ты часто видишь ее.

– Последнее время виделся с ней. Она была, приболела, я ей ходил помогать по-соседски. Очень много говорит о тебе, фотографии пересматривает. Она очень гордиться тобой, и желает тебе удачи.

– А со здоровьем что? По телефону ничего мне говорила.

– Наверное, боялась огорчить. Говорила, что у тебя завал на работе, поэтому не хотела нервировать, напрягать звонками.

И Григорий рассказал о болезни матери, о тех нуждах и рутинных необходимых делах, которые нужно приехать и сделать. Рассказал о её взаимоотношениях с соседями, о некоторых бытовых конфликтах, которые Гриша сгладил, об усталости матери пенсионерки ведь она еще работает в придачу.

Все это было как снег на голову Даниле, потому что этот, по его мнению, нищий паренек, которого он всячески только что пытался унизить, оказывается, помогал его старой матери. И даже сейчас приехал на эту встречу выполнить её поручение. Даниле стало немного стыдно.

– Спасибо тебе, Гриш. – Уже смягченно проговорил Данила. – Ты всегда был хорошим парнем.

– Чуть не забыл, там, в папке с документами лежат деньги, мама передала тебе.

– Ну, зачем? Зачем она это сделала? – пристыженный вдвойне этой новостью возмущался Данила. – Гриша, зачем ты брал у нее деньги.

– Я просто выполнил её просьбу передать тебе документы и деньги. А если они тебе будут не нужны, ты всегда сможешь переслать их ей обратно, или отдашь когда приедешь.

– Ох уж эти матери. Последнее готовы отдать. Ну что ж, нужно будет ехать к ней в скором времени. Так и сделаю.

– Ну, тогда я выполнил свою миссию, и могу идти, с твоего позволения? – проговорил Гриша.

– Давай я тебя подвезу. Куда тебе ехать?

– Нет, спасибо. Я сам, на метро. Так будет быстрее.

– Ну как знаешь.

Данила пожал руку Грише и будто бы хотел что-то сказать еще, но не решался. Григорий почувствовал это и приостановился, глядя на собеседника.

– Ты это, не обижайся, если че.

– Все хорошо. Пускай Бог помогает тебе не запутаться на твоем пути. Береги себя

– А как не запутаться? – Спросил Данила, не столько ожидая получить дельный совет, сколько желая тем самым смягчить негативный оттенок в вначале беседы. И в конце добавил. – Я слышал, ты человек верующий.

– Начало доброго пути – делать правду. Лучше немногое с правдою, нежели множество прибытков с неправдою.

– Правда, у каждого своя, Гриша. И я думаю, ты немного иронизируешь, когда мне говоришь о таких чисто субъективных понятиях, как, правда. Вот у меня во дворе есть сердобольные женщины, они подкармливают бездомных собак. Правду делают, или нет? Собаки не глупые, начали сбегаться целой стаей, начали нападать на людей, как правило, на женщин или детей. Мужья и отцы пострадавших собрались как-то и перебили этих собак, правда это или нет? Кто-то скажет что нет, ведь можно было вызвать специалистов, которые переловят собак мирно, посадят в приюты для собак. Но, как оказалось приютов меньше чем собак. Правда это или нет? И то, что из этих приютов собак не забирают в нужном количестве, чтобы бездомных не было? Что это? Правда или нет? Зато у каждого третьего в доме породистая собака в этом городе, утрирую, но все же. Дворняг никто не хочет. Люди не животных любят, а себя. Поэтому я в эти философские беседы не очень люблю встревать. Все это слишком мудрено для меня, все субъективно.

– Начало мудрости – страх Господень. – С улыбкой ответил Гриша, понимая, что слова эти будут, скорее всего, холостым выстрелом.

– Ну ладно, Гриш, будем прощаться. – С небольшим раздражением протягивал Данила руку. Гриша жал руку, и удержал тем самым уже начавшего подниматься Данилу.

– Меня попросила одна особа с тобой переговорить.

– Какая особа? – Немного рассеянно переспросил Данила.

– Лиля.

– Короче ты собрал все слухи в поселке. – С ухмылкой комментировал Данила. – И чего она хочет?

– Мне все равно, что ты думаешь, обо мне и как интерпретируешь то, каким образом я получил эту информацию. Я выступаю всего лишь в роли посыльного. – С достоинством комментировал реплику Данилы Георгий.

– Ну и что она мне передала? Наверное, то же самое, что трубку не беру?

– Она говорила, что ты поддерживал с ней связь, а потом резко пропал.

– Знаешь, Гриша, ты уже парень не маленький и должен понимать, что женщины умеют выкрутить ситуацию по-своему.

– Она сказала мне, что так просто не стала бы тревожить меня просьбой связаться с тобой, если бы между вами чего-то не произошло.

– Друг – возмутился Данила – ты не знаешь всей истории, поэтому не стоит так хмуро на меня смотреть, вот с кем с кем, а с этой я связываться точно не хочу. Я просто не люблю прилипчивых женщин. Вот расскажи, что она тебе рассказала обо мне, о нас, и о том, что она уже разведенка несколько лет и у нее ребенок от первого брака уже школу ходит?

– Я не хочу ее оправдывать за ее прошлое. Она наша соседка, и, узнав, что я еду в город к брату, спросила, будем ли, мы видится с тобой. А так как у меня уже было поручение от твоей мамы, я дал слово, что передам тебе её слова, хотя мне не хотелось этого делать. Поэтому, было бы лучше, не обсуждать эту ситуацию с тобой, а если бы ты сам позвонил и поговорил с ней.

– Вот и ладненько, оставь это нам.

– А то, что она разведенная, и у нее на руках ребенок, это еще не аргумент, что она неблагочестива. Ведь когда ты вступал с ней в близкую связь, ты знал о её положении и о ребенке. – Гриша замолчал, и опустил взгляд. Ему было стыдно говорить об этом. Потому что все, что он знал об этих двух людях, о Дане и Лиле было для него порочным, неправильным, греховным. Он понимал, что Лилия совершала ошибку за ошибкой в своей жизни. Но все же, он был рад за нее, ведь она дала жизнь своему ребенку, и старалась, как могла дать дочке толк. Второе, что тревожило Григория, это то, что такая женщина как Лиля, с надломленной судьбой, могла вполне сломать жизнь своему ребенку дурным примером, неправильным воспитанием, состоянием неполноценной семьи. Григорий был наблюдательным человеком, и не глядя на свой еще юный возраст, обращал внимание на судьбы детей, которые воспитывались одинокими разведенными мамами. Он не был противником этих детей. Ни в коем случае. Но в то же время, он не мог не замечать плачевную статистику: таким детям было сложнее создать полноценную семью, если они сами не росли в такой, если они не видели рядом хорошего примера.

Данила решил не углубляться в эту тему, и предложил снова протянутой рукой разойтись на этой ноте. Парни пожали еще раз друг другу руки. И разошлись в разные стороны. Данила направился к автомобилю, но потом обернулся и спросил, окликнув Георгия:

– А как там ваша мама поживает?

– Она умерла. – Коротко ответил Гриша, немного удивленный тем, что Даня вспомнил и спросил.

– Ох, как жаль, я не знал. Царство ей Небесное. – Проговорил, смущаясь, Данила.

– Прощай. – Гриша махнул на прощанье рукой и направился пешком в сторону метро, из кармана достал четки и начал перебирать их пальцами, что-то шепча под нос, неслышное прохожим. Данила сел в автомобиль, слегка пристыженный последней историей Гриши о девушке Лиле. Но уже через минут десять, на втором или третьем музыкальном треке, звучавшем с колонок в салоне его мчащегося по трассе автомобиля, его сознание ушло от гнетущих воспоминаний. Он не чувствовал себя ни в чем виноватым. И считал, что чувство вины это всего лишь предрассудок, сковывающий истинный потенциал мужчины.

Тем не менее, уже вечером, перед сном, беседа с Григорием всплыла в его сознании непроизвольно. И он вспомнил всю цепочку его взаимоотношений с Лилей. Эта девушка была его одноклассницей, и еще со школьной скамьи очень ему нравилась. Тогда она была неприступной. Отличница. Единственная дочка у любящих родителей, заводских рабочих, которые сулили ей хорошее будущее. Ведь она и вправду хорошо училась, шла на медаль, с дурными компаниями не водилась, на дискотеки не ходила, куда уже говорить о курении, спиртном и наркотиках, все это прошло по судьбам чужих детей, но не по дочке Сергея Николаевича и Валентины Федоровны. Школа закончилась, и Лиля, как и большинство детей, поступила в ВУЗ, выехала на учебу в город. Данила тогда еще тоже робкий и застенчивый парень, поступил в тот же город, и они, как одноклассники, и люди хорошо дружившие, периодически виделись, и даже ездили одно время на учебу и с учебы домой. Данила помогал Лиле таскать сумки и тайно был влюблен в нее, той наивной детской любовью, которая очень нежно любит, надеется, но при этом ни за что не готова нести ответственность. Однажды, набравшись храбрости, Данила признался ей в любви, на День Святого Валентина. Он пришел к ней с цветами в общежитие, и подарив плюшевого зайца выдал все что чувствует прямо в коридоре. Лиля из-за испуга, из-за неожиданности захохотала, услышав его слова, переспросив, не шутит ли он? Но Данила был в тот день непоколебим как скала, и бледен. Он предчувствовал, что все может закончиться её смехом, Лиля знала себе цену и была довольно самонадеянной. Данила с самого начала, хоть и считал её существом идеальным, но при этом признавал за ней гордость «принцессы», которая по наивности приехав в город, привыкшая к тому, что ею все восхищаются, начиная с родителей, учителей, и заканчивая бабушками во дворе, сама смотрела на всех с высока. И поэтому была уверенна, что она достойна только самого лучшего парня, и была уверена, что так оно и будет. Она тогда хоть и посмеялась, но потом поспешила извиниться, цветы взяла, но предложила однокласснику остаться друзьями, как и прежде. Данила обиженный и какое-то время убитый горем, решил забыть о ней раз и навсегда, как это бывает в юношеской любви, когда та, которую боготворишь, вмиг превращается в объект ненависти и презрения. Когда, будучи отвергнутым, ты сам себе навязываешь, что хочешь забыть этого человека раз и навсегда, при этом продолжаешь следить за его жизнь через соцсети и знакомых, где-то на подсознательном уровне желая этому человеку несчастья, будто желая наказания этому человеку судьбой в отмщение за прошлую не взаимность.