Злой Октябрь

Монархов отличают династические уродства – у кого третий глаз на брюхе, у кого врожденный горб. У знати рангом пониже уродства менее заметны – у одних по шесть пальцев, у других рудиментарные хвосты, и проч.

Монархи беспрерывно меняют свое местонахождение, но с уверенностью можно сказать: они всегда там, где сильнее голод, где страшнее озлобленность народа, где больше нищеты и убогости…

(Одна страница, видимо, утеряна, осталось только самое окончание статьи. – Ю. В.)

…этих монархов, имена которых с веками не меняются: Лука и Фома

…Бедная Россия! Именно ты теперь стала пристанищем страшных уродов! Именно здесь звучит их клич: «ЫШ АБАРАК БУЗЫК! », слышанный мною здесь, в Петрограде, уже не раз.

О том же, как я проник в их чертоги и о быте и нравах подземных царств читайте в моих следующих публикациях.

N. N.

***

…с прискорбием сообщить о трагической гибели одного из лучших журналистов России, публиковавшегося под инициалами N. N. Подлинное имя его Иван Петров-Разумный.

…не считаясь ни с какими опасностями, проникал туда, куда был заказан путь малодушным…

…в том числе и его последнюю публикацию, касающуюся Королевства Нищих и Империи Помоек…

… с переломанным позвоночником, не в силах шевельнуться, был заживо съеден крысами. К груди его была приколота записка: «Уроды не мы, ты сам урод! Ыш абарак бузык!»

…Светлая память о нашем товарище…

(Дальше оборвано. – Ю. В.)

.

(Продолжение)

Едва Лежебоко упомянул про Луку и Фому, холодок пробежал по моему телу. Однажды мне довелось-таки повстречаться с этими монстрами по делам Тайного Суда (не стану сейчас рассказывать, что за обстоятельства привели к этой встрече), и скажу тебе – не было более страшных мгновений в моей жизни.

– Вы что же, видели кого-то из них? – спросил я.

– То-то и оно! С глазом на брюхе. Брр, мерзость!

– Не могли ошибиться?

– Какие уж ошибки! И видел, и слышал. «Ыш абарак бузык!» – это что, ошибка, по-вашему? Да и чему удивляться? Уж кому нынешний Питер и может быть люб – так это им!

– Да, тут вы правы, – согласился я. – Но против этой силы мы беспомощны, так что лучше и не думать. Давайте пока – о более насущном: как быть с Ледневым? Просто пристрелить его практически невозможно, он все время в окружении какой-то шайки – то ли своих однопартийцев, то ли просто нанял какой-то сброд. Помните судьбу нашего палача Цыганова и двух заседателей? То же и нас ждет, если попытаемся приблизиться к нему. Поэтому считаю все-таки мой план – раскрыть его как осведомителя перед его же революционной братией – наиболее эффективным..

– Ну что ж, – вздохнул Лежебоко, коли иначе нельзя, давайте хоть так будем действовать… Вы, однако, вижу, о чем-то задумались?

– Да, – кивнул я. – Чтобы нам поверили, нужны совершенно бесспорные доказательства.

– Например?

– Ну, например, личная подпись Леднева под его донесением в Охранку… Но увы, это уже из области чистых мечтаний.

– Не вижу повода для пессимизма, это дело вполне выполнимое.

– И кто ж вам даст такую бумагу?

– Никто не даст. Так мы и просить не будем. Сами возьмем.

– Где?!

– Где лежит – там и возьмем. В Охранном отделении.

– Вы с ума сошли!

– Напротив – пребываю в самом здравом рассудке. Хоть она и Охранка – только ее самою сейчас никто не охраняет. Придем ночью и заберем все, что нам нужно.

– Хороши ж мы будем, если попадемся на грабеже, – сказал я. – Один – судебный следователь, пускай даже в отставке, другой – присяжный-поверенный. А уж что в газетах понапишут!

– Так вы что, против?

– Нет, отчего же, – ответил я, – напротив – целиком «за». Вы правы, нынче такое время, что это вполне даже выполнимо. И когда же вы полагаете провести ограбление? (Ах, слышал бы кто-нибудь из моих подзащитных то, о чем говорит с судебным следователем их адвокат!).

– А чего долго тянуть? Нынче же ночью и провернем это дело.

На том мы и порешили с какой-то хлестаковской «легкостью в головах необыкновенной».

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сейчас, когда пишу эти строки, уже сгущается вечер, и опять по городу зажигаются зловещие костры. Кто там, у этих костров? Революционисты? дезертиры? простые бродяги? А может, налетевшие на измученный город, как мухи на мед, люди Луки и Фомы? Иди знай!..

Через час мы с Лежебокой, как говаривали мои подзащитные, «идем на дело». О том, чем оно закончится, напишу завтра, если благополучно ноги унесем. А сейчас, пока есть время, расскажу тебе еще об одном сегодняшнем происшествии, случившимся с нами – и не потому, что оно как-то связано с остальными событиями, а просто хочу добавить еще один штрих к описанию тогдашнего Петрограда.

Обладая лишь ничего не стоящими листами с керенками, Лежебоко уже месяц перебивался с хлеба на квас, и я, решив накормить его по-человечески, позвал следователя в ресторан. О том, что такой поход может оказаться опасным, я еще не знал, поэтому удивился его вопросу:

– Вы из своего браунинга хоть раз стреляли?

Должен без лишнего хвастовства сказать, что стреляю я отменно. С трех уроков научился попадать в алтын с десяти шагов. Говорят, это – врожденное; может, и у тебя когда-нибудь проявится. В общем, вместо ответа я, почти не целясь, снял пулей нагар со свечки; опасаться было нечего – на грохот выстрелов в этом городе давно уже никто не обращал внимания.

– Что ж, – сказал Лежебоко, – в таком случае, можно и в ресторан.

Сам он вложил в карман такой же, как у меня, кожаной куртки здоровенный американский кольт 45-го калибра, очень подходивший к его богатырской комплекции, с тем мы и отправились из дому.

..……………………………………………………………………

Еще один штрих времени – перед входом в ресторан, что на Невском, швейцар, прежде, чем впустить, требовал, чтобы посетитель прежде показал ему деньги, с какими сюда пожаловал. Если у посетителя имелись только керенки, то двое дюжих парней, приставленных к швейцару, вкрадчиво объясняли бедолаге, куда ему с этим мусором следует проваливать. На 250-рублевки нового образца швейцар кривился, но пока что пропускал.

Я показал ему царский «угол» , и швейцар почтительно сам провел нас в залу. Сразу подбежал половой осведомиться, что угодно господам. Я решил не скупиться и назаказывал уйму всякой снеди, и стерляжьей икры, и уху из осетра, и рябчиков.

Половой обслуживал с подобострастием, как в старорежимные времена, не то что других посетителей. Видно, на такое обхождение имели право только обладатели «углов» и «кать».

Лежебоко накинулся на еду со рвением, любо было на него смотреть! Даже хрящики осетровые сжевывал, было видно, как давно он не пробовал подобных яств.

Когда, однако, дело дошло до рябчиков, случилось то, что он и имел в виду, кладя в карман свой кольт. Дверь распахнулась, и в залу по-хозяйски вошли четверо с красными бантами в петлицах. У меня накопился достаточный опыт в ведении уголовных дел, чтобы и по их рожам, и даже по их весьма характерной походочке понять, что в ресторан нагрянули самые что ни есть «иваны» , а красные банты их – это так, из бандитского форса. Все четверо держали в руках грозные маузеры.

Половой, столь любезно обслуживавший нас, оказался, как видно, их наводчиком. Он сразу подбежал к «старшому», верно, из «иванов», что-то ему шепнул, указывая в нашу с Лежебокой сторону, и вся четверка тут же двинулась к нам.

Лежебоко толкнул меня под столом ногой, но я и так уже держал в кармане руку на браунинге. У бывшего следователя тоже одна рука легла в карман.

Подойдя к нам, «старшой», здоровенный дылда со шрамом на щеке, прорычал:

– Тугаменты покаж, буржуáзия.

Следом подскочил маленький, почти мальчишка, и визгнул: