Грехи отцов

У Кэрол задрожали губы. Из любимых тем пьяного Эда эту она ненавидела больше всех. Но никогда еще Эд не заговаривал об этом прямо при Софии.

— Милый, — заговорила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ласково, — ну что ты такое говоришь? У меня никого никогда не было, кроме тебя. Разумеется, София твоя дочь! — и, надеясь его отвлечь, как бы невзначай пододвинула к нему стакан со скотчем.

Эд поднес стакан к лицу и завис, тупо его разглядывая. Затем вдруг грохнул стаканом об стол, так, что пахучие капли виски разлетелись по скатерти.

— Ко мне подошла! — рявкнул он Софии. Та медлила. — Ну?!

Дрожа всем телом, София сползла с дивана и подошла к отцу. Эд схватил ее одной рукой за шкирку, а другой за подбородок и повернул лицом к Кэрол.

— Ну и где моя? Зенки — твои. Нос — твой. Рот — твой. Пятна на роже твои. Патлы рыжие твои. А я где?! Лучше признавайся по-хорошему, с кем ты…

Кэрол уже открыла рот, готовая многословно и подобострастно уверять, что Эд ошибается, София пошла и в него тоже, и уши у нее отцовские, и брови как у бабушки с отцовской стороны… но что-то надломилось в ней при виде дочери, которую Эд сжимал в потных лапах и крутил, как куклу. Точнее, при взгляде на ее лицо.

София уже не боялась: похоже, она перешла ту черту, за которой кончается страх. Она как будто была совершенно уверена, что сейчас погибнет страшной смертью, и с этим смирилась — хотела только, чтобы все поскорее закончилось. Отчаяние — вот что прочла Кэрол на веснушчатом детском личике, в голубых глазах, так похожих на ее глаза.

В этот миг ее мир перевернулся.

— Убери от нее руки! — сказала Кэрол, и сама не узнала собственного голоса.

Эд уставился на нее с таким изумлением, словно с ним вдруг заговорил чайник или кофеварка.

— Че сказала?

— Отпусти ее, урод! — приказала она звенящим голосом.

Секунду Эд что-то напряженно соображал, затем оттолкнул Софию и нетвердым шагом двинулся вокруг стола к жене.

По лицу его ясно читалось: теперь он действительно вышел из себя. И ушел так далеко, что неизвестно, вернется ли обратно.

— София, беги в большой дом и зови на помощь! — быстро приказала Кэрол.

Оглядываясь вокруг, она лихорадочно соображала, чем защищаться. Торшер? Слишком тяжелый, ей с ним не сладить. Тупой столовый нож? Бутылка? Может быть, разбить и ударить «розочкой»?

Додумать она не успела: Эд прервал ее размышления ударом пудового кулака. Словно бейсбольная бита с размаху обрушилась ей на скулу: в голове загудело, Кэрол не устояла на ногах и отлетела к стене. По лицу потекло что-то горячее и влажное. На миг показалось, что она ослепла на один глаз, мелькнула паническая мысль: «Господи, глаз выбил!» — но нет, это была просто кровь, мешающая смотреть. Всего лишь кровь.

— Ты у меня узнаешь, как с мужем разговаривать! — прохрипел Эд, медленно подходя к ней. — Щас узнаешь…

Он приближался, а Кэрол возилась в углу у стены и никак не могла встать, и с ужасом понимала, что беззащитна. Все возможности обороняться она профукала. Теперь стоит перед ним на коленях, полуоглушенная, с гудящей головой, и он может сделать с ней все, что пожелает. Хоть забить до смерти.

Эд уже подошел вплотную, когда что-то вдруг с силой ударилось во входную дверь.

Кэрол ясно услышала шум, но Эд его не слышал или, быть может, не обратил внимания. Он занес для удара ногу в тяжелом ботинке. Бежать было некуда — не было места даже увернуться. Кэрол скорчилась на полу, прикрывая руками голову…

Входная дверь с грохотом распахнулась.

Кэрол не сразу поняла, что произошло. От удара мысли у нее еще путались, и перед глазами все плыло. Она видела только, что какая-то сила оттащила Эда от нее и швырнула спиной на стол. Стол покачнулся, стакан с виски полетел на пол, бутылка опасно съехала к самому краю стола, но каким-то чудом удержалась. Эд выпрямился, взревел и бросился в атаку.

На Дэрила Диксона.

Эд был крупнее и, по-видимому, сильнее, однако лишний жир и выпитое пиво лишали его маневренности. Он кинулся на Дэрила, как бык, нагнув голову; но тот отступил на шаг и, когда Эд несся мимо него, со всей силы ударил его кулаком в подбородок — хуком справа. Эд пошатнулся, начал падать; в падении кулак Дэрила догнал его еще раз, и Эд растянулся на полу, звучно стукнувшись затылком о кафельную плитку, и затих.

На миг воцарилась звенящая тишина. Дэрил оглянулся кругом — как-то растерянно, словно не очень понимая, как сюда попал; Кэрол поразили его налитые кровью глаза и дикое выражение лица. Взгляд его упал на тяжелый торшер. Дэрил схватил торшер, вырвав его из розетки, перехватил обеими руками, как дубину, и занес над головой бесчувственного Эда.

Тут Кэрол обрела голос.

— Не надо! — отчаянно закричала она.

Дэрил уставился на нее так, словно видел впервые. На долю секунды — всего на миг — она содрогнулась от ужаса; показалось, что этот дикий, взъерошенный человек с безумными глазами бросится сейчас на нее. Но в следующий миг лицо его разгладилось, глаза обрели осмысленность.

— Блядь… — проговорил он негромко, переводя взгляд то на Эда, то на Кэрол, то на торшер у себя в руках.

Осторожно, словно хрупкую вазу, поставил на место торшер. От души пнул Эда ботинком в бок. Затем подошел к Кэрол и помог ей встать.

— Он… он… — с трудом проговорила Кэрол, указывая глазами на Эда.

— Ничего ему не сделается, — хрипло ответил Дэрил. Присев над Эдом, пощупал ему затылок. — Нормально все с ним. Проспится и будет как новенький. Куда его оттащить-то, чтобы не валялся на дороге?

Кэрол молча кивнула в сторону спальни.

Дэрил взял Эда подмышки и потащил; Кэрол попыталась ему помочь, подхватив Эда за ноги. Вдвоем они водрузили его на кровать. Машинально — сейчас ей нужно было совершать какие-то простые действия, чтобы отвлечься — Кэрол достала из комода подушку и одеяло.

— Да хватит вокруг него прыгать! — зло бросил Дэрил, вырвав подушку у нее из рук и бросив на кровать. Кэрол отшатнулась, и он отвел нахмуренный взгляд, злясь то ли на нее, то ли на себя. — О себе лучше подумай. Вон как он тебя разукрасил!

Кэрол поднесла пальцы к щеке. Там было мокро и липко; кончики пальцев густо окрасились кровью.

— Пошли, промыть надо, — сказал Дэрил.

Они снова вышли на кухню. Дэрил усадил Кэрол на табурет, взял со стола домотканую салфетку и принялся вытирать ей лицо и промакивать ссадину.

Похоже, он знал, что делает. Должно быть, ему уже случалось и драться самому, и приводить в порядок чужие разбитые физиономии. Но самое странное, что теперь этот человек, еще минуту назад напоминавший дикого зверя, действовал на удивление осторожно, даже нежно. Кэрол поймала себя на мысли, что его прикосновения ей… приятны? Или, может быть, даже… Да нет, о чем она только думает! Должно быть, это от шока.

— И часто у вас так? — спросил он.

— Н-нет… так — нет… такое в первый раз, — пробормотала Кэрол.

— Ага, а «не такое», значит, часто случается. А хозяева знают?

— Нет… ничего не знают, и, ради Бога, мистер… Дэрил… пожалуйста, не говори им! Не говори ничего! Я не хочу, чтобы кто-то узнал!..

Дэрил зло дернул щекой.

— Да тут и говорить ничего не придется, — бросил он. — Глаза-то у них есть! А у тебя вон на лице все написано. Крупными буквами. Блин, на себя насрать — хоть о девчонке подумай! Ей-то каково?

Кэрол молча отвела глаза. Думать об этом сейчас она не могла. Ни о чем не могла думать, кроме того, что жива, относительно цела, что Эд валяется, как бревно, в спальне и до утра точно ни ее, ни Софию не тронет. И что рядом с ней — этот человек, которого она знает лишь несколько часов, но почему-то готова ему довериться. Человек, словно по волшебству пришедший ей на помощь.

Не сразу она заметила, что рука Дэрила замерла у нее на щеке, что он пристально вглядывается ей в лицо. Какие необычные у него глаза: раскосые, с кошачьим разрезом. И что за странный взгляд — сразу и робкий, и прямой, и колючий, и обжигающий какой-то детской беззащитностью! Взгляд, от которого перехватывает дыхание — столько в нем боли, горечи и какого-то отчаянного, невысказанного желания…