Страница 2 из 18
– И Егорка с тобой? – Она потрепала внука по вихрастой, с рыжинкой, голове. На лице у Егорки тут же вспыхнули и рыжие веснушки.
– Нет, мать, Егорка должен учиться. Не просто учиться, но и учить других.
– Кого это?
– Бывшую мою жену Аду и ее сожителя Кирилла.
– Учитель больно молодой…
– Только молодые и могут возжечь чужое сердце. Чему научишься у толстокожих и пустых оборотней?
– Ладно, проходите… Сейчас самовар поставлю.
Вечером, вернувшись с работы, Ада увидела гору немытой посуды в раковине. Рассмеялась: «Ну, дает Захарка!»
– Вот и я ему дал, – мрачно пробурчал Кирилл.
– Не надо трогать убогих, пусть себе живут! – Ада еще веселей рассмеялась, и ее большие лучистые глаза засветились озорством, словно бы говоря Кириллу: «Какая у нас ночь впереди, какая у нас необыкновенная ночь впереди, дорогой!»
Как она любила Кирилла! Просто обожала! Она увидела его впервые на автобусной остановке, высокого, стройного, уверенного в себе, – что-то совершенно другое, чем Захар, чем все мужчины, которых она встречала до того. Оказывается, она не знала, что идеал для нее – это высокий мужчина. Сколько лет прожила на свете, а не знала этого. Бывает такое. Надо же, бывает. Открываются глаза – и ты понимаешь: ничего другого не надо. Только он. Он один. Кто он, что он, чем занимается, что делает, – неважно. Важно, чтобы он теперь был всегда рядом. И всегда знал: я люблю тебя! (Но пока они не сказали друг другу ни слова.)
А он вдруг шагнул в сторону от автобусной остановки, хотя автобус уже приближался, и Аде нужно было решить: что делать? Он же, как зачарованный, шагнул в сторону и остановился около полусгоревшего тополя. Что ему там надо? Вот автобус остановился, вот люди выходят, вот люди входят, а он…а она… она остается на остановке и смотрит на него: что же он делает около этого почерневшего тополя? А он стоит и стоит; и правда, как зачарованный.
Она медленно, неуверенно, сомнамбулически подходит к нему:
– С Вами все в порядке? У Вас что-то случилось?
– У меня – ничего.
– Кто же Вы?
Он внимательно посмотрел на нее:
– А Вы кто?
– Это неважно, – сказала она. – Важно, что я встретила Вас наконец.
– Вообще-то я электрик. И обычно электрикам радуются только те, кто вызывает нас по делу.
– А просто так никто Вам не радуется?
– Видите – дерево? Тополь? – показал он. – Так вот, его ударило молнией.
– Да, вижу. – Она была готова соглашаться со всем, что только он ни скажет.
– Я считаю, что молния – начало жизни на земле. Вначале – молния, затем – огонь. «Знайте, что смертным огонь на Землю доставлен впервые молнией был!» Слышали древних?
– Да, да.
– Причем здесь Ваше «да»? Я стал электриком, только потому, что считаю началом жизни на Земле молнию.
– Я понимаю. Я правильно понимаю: Вы язычник?
– Какой я язычник? Нет. Я просто электрик, который верит: жизнь на земле от молнии.
– Знаете, и я так считаю. Я даже считаю, что вообще все в жизни, то есть самое главное, самое важное, – происходит молниеносно. Подобно молнии. Вот, к примеру, наша встреча…
…Ну, и когда Ада развелась с Захаром, она привела в дом Кирилла. Как говорил Захар: «Я – потерял, ты – нашел, хотя для Ады это одно и то же».
Но тут Захар ошибался.
Утром Аду с Кириллом разбудил стук в стенку.
– Ты слышишь? – Ада тихонько погладила Кирилла по плечу.
– Чего опять нужно твоей подружке? – недовольно пробурчал Кирилл.
Вместо ответа Ада рассмеялась тихим счастливым смехом: ночь была прекрасна и нежна.
Стук в стенку повторился: более настойчивый, даже требовательный.
Квартиры в двухсекционных домах на улице Миклухо-Маклая разделялись одной общей стеной, так что с соседями можно было перестукиваться и переговариваться напрямую, через стенку.
– Ты, Марьяна?
– Я, я…
– Что случилось?
– Зайди ко мне. Срочно.
Ада соскочила с постели, накинула халат и быстро юркнула в ванную. Наспех ополоснула лицо, прополаскала-почистила зубы и вот так, в халате, побежала к соседям. Дел-то было: обойти дом и зайти точно по такому же крыльцу, как и у них, в соседскую квартиру.
– Ты где?
– Да здесь я, в спальне, – крикнула Марьяна.
Вообще в двух самых крайних домах на улице Миклухо-Маклая жили четыре семьи. Дом № 100 и дом № 99 стояли на самом отшибе, напротив друг друга, и жили в них со своими семьями четыре подруги, три из них – одноклассницы, очень дружные между собой, почти сестры. Они даже и замуж, кроме Марьяны, вышли в один год, и дети-сыновья появились у них с разницей в один-два года. Пацаны тоже дружили друг с другом, а летом день и ночь пропадали на рыбалке – либо на Бобрином омуте, либо на Полевушке.
Ада подошла к Марьяне и со света не сразу разглядела, что та в постели не одна, с сыном Павлушей.
– Что случилось?
– Да вот, погляди! – Марьяна откинула одеяло и показала на свою руку и на руку Павлуши.
«Ну и что?» – подумала про себя Ада.
– Ты что, не видишь?
– Что именно-то?
– Да посмотри внимательней!
Ада посмотрела внимательней, но все равно ничего не поняла: Марьяна и Павлуша держали друг друга за руку, крепко держали, – ну и что?
– Сегодня воскресенье, так? – спросила Марьяна. – Ну вот, начиная с пятницы, затем в субботу, а сегодня уже воскресенье, – мы не можем расцепить наши руки.
– Как это?! – не поняла Ада и поначалу даже прыснула, но тут же осеклась, пристыдила себя.
– Тебе смешки, – укорила Марьяна, – а я не знаю, что делать?!
Павлуша лежал рядом с матерью, очень спокойный, пухленький такой, круглолицый, безмятежный, с невинно-голубыми глазами и востренько-умной челочкой на лице. В школе его считали вундеркиндом, да и друзья относились хоть и с насмешкой, но с насмешкой уважительной: всё знает, гад!
Вот Павлуша и объяснил Аде:
– Вы не удивляйтесь, тетя Адель! (Полное имя Ады действительно было «Адель».) Перед Вами не так уж редко встречаемое явление.
– Какое явление?
– Диффузное проникновение тканей.
– Ничего не понимаю, – опять было тихонько, в кулачок прыснула Ада.
– В этом случае надо действовать по инструкции, – наставительно и твердо порекомендовал Павлуша. – Поскольку мы с Матрицей (так он всегда называл мать) не можем самостоятельно отправиться в лечебное учреждение, – надо вызывать «скорую».
– И что же нам сказать?
– Так и сказать: диффузное проникновение тканей.
– И они поймут?
– Вряд ли. На «скорой» чаще всего малоквалифицированные специалисты, для них главное – научное звучание диагноза.
Ада вопросительно смотрела на Марьяну, та – на Аду, и обе не знали, что делать.
– Чего же вы медлите, тетя Адель? – упрекнул Павлуша. – Я же Вам объяснил направление общих действий, так начинайте. Начинайте!
…В больнице Марьяну с сыном продержали несколько дней: как только ни изощрялись, чего только ни делали, – не получалось расцепить их пальцы. Приехал специалист из Екатеренбурга (из Свердловска, по-старому) и, услышав про диагноз: «диффузное проникновение тканей», – грубо рассмеялся: «Такого диагноза в медицине нет. Правда, есть такое понятие в химии, в физике, в биологии, но не в медицине». Специалист сделал всего один, но какой-то очень замысловатый укол (и матери, и сыну) – и пальцы их наконец расцепились.
– Ну вот, – напоследок объяснил специалист, – перед нами вполне изученное явление: «замковое сцепление пальцевых суставов». А вы – «диффузное проникновение тканей». Чепуха какая-то!
Впрочем, когда специалист уехал, местные врачи долго рылись во всех медицинских справочниках, но так и не нашли такого диагноза: «замковое сцепление пальцевых суставов».
Мистика какая-то!
(Впрочем, впоследствии, в этой мистике кое-что объяснится, но все это будет попозже, не будем торопить события.)
Отца Павлуши звали Алиар-Хан, какое-то почти индусское имя, хотя по национальности батюшка Алиар-Хана был наполовину русский, наполовину киргиз (мать была русская). Как он появился в заводском поселке, большая загадка, но главное – он появился и смог покорить сердце Марьяны Кузьминичны (это ее полное имя).