Страница 21 из 22
В советских философских рассуждениях закрепилась главным образом Энгельсова трактовка диалектики как универсальной теории развития, каковой она не могла быть в противоположность тому, что обнимается термином «эволюция». Ленин, однако, осуждая этот термин в «Философских тетрадях» как недостаточный и даже ложный, закрепил трактовку диалектики Энгельсом. И она «заразила» не только руководящих эпигонов-академиков, но и стала универсальной парадигмой у множества субъективно честных профессиональных философов, толкая их на путь неопределенности ее смысла и даже ассоцианизма терминов. В 1970–1980-х гг. Институт философии, задействовав множество авторов, опубликовал восьмитомник по диалектике именно в этом смысле.
Против такого сугубо онтологического понимания «материалистической диалектики» выступили философы молодого поколения, которые толковали ее главным образом, если не исключительно, универсальным методом осмысления всех феноменов ментальности. Так, по сути, трактовал ее и А. Ф. Лосев. На философском факультете инициатором аналогичного осмысления (совершенно независимо от лосевского) выступил молодой преподаватель Эвальд Васильевич Ильенков. В 1956 г. он выступил с докладом на эту тему на ученом совете факультета. Хотя фактически в его докладе содержалась критика господствующего догматизма, но она была выполнена достаточно туманно и весьма слабо в речевом аспекте. Члены совета, в большинстве своем устойчивые догматики, и даже более молодые преподаватели не восприняли его всерьез. Тем не менее среди последних возник интерес к вопросам гносеологии. К идеям Ильенкова примкнул преподаватель нашей кафедры В. Коровиков, появились и другие любители. В бдительном парткоме МГУ забеспокоились: нет ли крамолы, олицетворяемой «гносеологами»? В парткоме философского факультета было рассмотрено «дело» Коровикова, который, получив «строгача», покинул факультет.
Ильенкову тоже пришлось перейти в Институт философии, в котором после ХХ съезда КПСС стала всё более оживать духовная и идейная жизнь. Сталин, не жаловавший умозрительной гегельянщины и пригасивший к ней интерес своим «меньшевиствующим идеализмом» и совершенно ложной трактовкой ее социального содержания, в этих условиях стал подвергаться разрушающей критике и как философ (кем он, по сути, и не был), в частности и за его антигегельянство. Произведения Гегеля стали снова издаваться, теперь в библиотеке «Философское наследие». Эвальд стал одним из активных сторонников и литературных пропагандистов этой философии («Гегельенков»). Он переключился и на защиту «диалектической логики» и получил многих сторонников не только в Москве («школа Ильенкова»).
Но названная «логика» получила и другой гносеологический аспект при переключении ее трактовки с произведений Энгельса на «Капитал» Маркса. Здесь Александр Александрович Зиновьев один из первых защитил диссертацию, трактуя в принципе исконную гносеологическую проблему «От абстрактного к конкретному». В дальнейшем, перейдя в Институт философии, он стремился освоить и математическую логику, два года заведовал кафедрой логики на философском факультете по совместительству.
Огромная роль в становлении преподавания, а затем и исследований в области символической логики принадлежит Софье Александровне Яновской. Она была того же поколения, что и П. С. Попов и В. Ф. Асмус, но, в отличие от них, имела математическое образование. Работая в МГУ с 1925 г., она уже в 1936 г. читала здесь курс математической логики. Добрейшая женщина, она обладала большим мастерством лектора и высоким педагогическим талантом, всегда учитывавшим запросы и способности своих слушателей. Свой курс на философском факультете она начала читать с 1955/1956 учебного года. Ее слушателями были не только те, кто уже окончил факультет, но и некоторые его преподаватели (П. С. Попов, В. И. Черкесов, Е. К. Войшвилло и др.). Из ее школы вышли серьезные и увлеченные специалисты по математической логике, преподававшие на философском факультете, работавшие в Институте философии и в некоторых других местах. Назову здесь тех, кто внес наибольший вклад в деятельность факультетской кафедры логики.
Весьма продуктивную роль сыграл на этой кафедре Евгений Казимирович Войшвилло. Математик по образованию, окончивший Казанский университет еще до войны, после нее он учился в аспирантуре кафедры логики и психологии Академии общественных наук, где и защитил кандидатскую диссертацию. В 1949 г. он стал одним из ведущих преподавателей, а затем и профессором кафедры логики. Его докторская диссертация «Понятие как форма мышления», увенчанная премией им. М. В. Ломоносова, раскрывала философское содержание математической логики. Евгений Казимирович отличался предельной научной и человеческой честностью, в частности, «разоблачая» на партийных собраниях любое начальство, если оно недостойно вело себя как руководство.
Среди логиков, вышедших из школы С. А. Яновской, но учившихся на философском факультете, выдающимся специалистом в различных аспектах символической логики и эпистемологии был Владимир Александрович Смирнов, один из тех специалистов, которые подняли эту трудную область знания на международный уровень. Николай Иванович Стяжкин, работавший на философском факультете как совместитель, был весьма компетентным историком общей и символической логики, в частности логики средневековых западноевропейских схоластиков. Дмитрий Павлович Горский, заведуя различными секторами в Институте философии более четверти века, был профессором и кафедры логики. Среди многих работ Д. П. (и не только по математической логике) особое место занимают два учебника для средней школы, в которых впервые в отечественной педагогике привлечены идеи и методы математической науки.
В 1968 г. состоялись перевыборы декана философского факультета, на которых Василия Сергеевича Молодцова, проработавшего в этой должности пятнадцать лет, заменил Михаил Федотович Овсянников, который к тому времени уже несколько лет как организовал кафедру эстетики и руководил ей. Ее появление стало весьма положительным фактом духовной жизни факультета, усиливавшим его связь с театральной и литературной жизнью, деятели которых сами стремились к такому сотрудничеству. Правда, предмет преподавания назывался «марксистско-ленинской эстетикой», предписывающей ориентироваться и на «социалистический реализм», но умудренные специалисты научились соблюдать форму, оставляя в тени надуманное содержание.
Еще более трудным стало преподавание «марксистско-ленинской этики», предмет которой с его категорическим утверждением классовой природы этических категорий звучал как «деревянное железо». Тем более что несколько лет этика обреталась на кафедре эстетики, где по первому предмету не было сколько-нибудь удовлетворительных специалистов. Ситуация радикально изменилась, когда самостоятельную кафедру «марксистско-ленинской» этики возглавил в 1980 г. профессор Сергей Федорович Анисимов, хорошо образованный и вдумчивый ученый, участник Великой Отечественной войны. Насыщая этот благородный предмет историко-философским и жизненным содержанием, он поднял его на должный уровень преподавания и осмысления, что значительно повысило его авторитет среди студентов и аспирантов. Идейная насыщенность этого предмета значительно снизилась с приходом в 1986 г. нового заведующего Александра Ивановича Титаренко, который во многом растворял его в марксистско-ленинских идеологизмах.
С конца 60-х и в последующие годы ХХ в. оживление философской жизни на факультете во многом определялось появлением новых кафедр в условиях нарастающей эрозии марксистско-ленинской идеологии, но этот процесс достиг своего максимума лишь в 1990-е гг. В частности, появилась самостоятельная кафедра исторического материализма наряду с кафедрой диалектического материализма. Ее заведующим стал упоминавшийся выше партийный и философский политик Дмитрий Иванович Чесноков, перешедший на философский факультет. Хороший лектор, человек открытый и симпатичный, он был, можно сказать, противоположностью М. Т. Иовчуку.