Страница 7 из 23
После показа вокруг Вивьен собирается толпа журналистов. Она, хоть и ненадолго, оказывается в эпицентре торнадо: представители прессы, работающие камеры, прямой телеэфир. Вивьен совершенно спокойна, и, похоже, она единственная здесь женщина, которая не беспокоится из-за своего наряда и внешнего вида, уверенная, что стиль ее и так будет заметен. Она бойко и коротко отвечает журналистам, задающим вопросы о моде на французском, итальянском и немецком. И все-таки основной международный язык моды – английский и американский английский. Даже тайцы о моде говорят с акцентом Кэрри Брэдшоу. И из этого гвалта доносится хрипловатый голос с дербиширским акцентом: «Мне представилась девушка-паломница…»
На следующее утро я в состоянии легкого похмелья сижу с Вивьен в шоу-руме, мы ждем приезда покупателей.
«Некоторые места рождают легенды, – говорит Вивьен, – как остров Кифера, где появилась на свет Венера». Конечно, не такой ответ вы ожидаете услышать на вопрос «Вам нравится Париж?», однако отнеситесь к Вивьен терпеливо. «Париж изменил мою жизнь. Дело вот в чем: я помещаю себя в разные ситуации. Сижу здесь, в Париже, с тобой, я модельер – потому что считала, что мой долг им стать. Ради Малкольма, с которым я тогда встречалась и который оказался в затруднительном положении. Я сказала ему: «Малкольм, или я помогаю тебе с музыкой, или ты помогаешь мне в магазине. Одно или другое. Тебе решать». Он ответил: «Мода, и только мода». И занялся музыкальным бизнесом! Тогда я и приняла решение идти дальше и доказать что-то себе, создала коллекцию «Пираты» и приехала в Париж. И на самом деле влюбилась в этот город. А когда влюблен, кажется, будто всегда что-то такое знал: будто я всегда знала, что Париж для меня играет большую роль, и будто я всегда знала, что в некотором смысле мне было что сказать миру моды. Люди до сих пор удивляются, как можно сперва быть панком, а потом попасть в мир высокой моды, но все связано. Именно поэтому мы и назвали одну из ранних коллекций «Punkature» («Панкутюр»). Понимаешь, для меня важна не сама мода, а история, стоящая за ней. Важны идеи.
Но нужно начать рассказ с Парижа, потому что Париж – стержень той части моей жизни, которая связана с одеждой. В самый первый раз я приехала в Париж вместе с панк-группой Малкольма «The New York Dolls». Они как раз собирались давать здесь концерт. Но только годы спустя я начала по достоинству ценить город – его искусство и историю. И это благодаря моему другу Гэри Нессу. О нем поговорим позже. А сейчас вот что: есть вещи, о которых я могу рассказать только для этой книги, потому что прошло какое-то время и некоторых людей – Малкольма, Гэри – уже нет с нами. Когда я в Париже, я много думаю о Гэри. Здесь мы с подачи Гэри создавали немыслимые, небывалые вещи, потому что он действительно знал то, о чем говорил, в историческом плане. Я хочу сказать, что идеи приходят ко мне, потому что мне интересно прошлое. Мне интересны гении прошлого; те идеалы, которым люди хотели раньше соответствовать. Мне интересно, каким они раньше видели окружающий мир. Нас очень многому может научить прошлое – происходившие когда-то события, идеалы людей прежних времен, их надежды на будущее. В Париже ощущаешь это очень явственно.
Приглашение на показ коллекции «Ностальгия по грязи», первой коллекции Вивьен, показанной в Париже
Идея показа в Париже пришла Малкольму. Было начало 1980-х годов, и мы как раз наняли личным помощником француженку Сильви Грумбаш, работала она отлично. Мы собирались демонстрировать третью коллекцию. До этого были «Пираты» и «Дикари», а третья называлась «Буффало». Официальное название у нее было «Ностальгия по грязи», по названию одноименного магазина, которым мы тогда владели. Так начался неоромантизм. Мое истинное «я»! Мы уже показывали «Буффало» в «Олимпии» в Лондоне и решили устроить повторный показ в Париже. Дело в том, что к 1981–1982 годам я уже тысячу раз видела, как мои вещи копировали и демонстрировали на парижских подиумах. К примеру, вещи в стиле панк продавались по всему Парижу.
Короче, мы устроили показ в Париже, в кафе «Анжелина» на Рю-Риволи. Конечно, по сравнению с нынешними показами организован он был на скудные средства, зато эмоций было гораздо больше. И не только потому, что я была моложе и мне это было в новинку. В те дни сотрудники журналов мод приходили на показ, а на следующий день одалживали ваши наряды для съемок. И все. Все делалось в один присест. Так везде делали: во французском «Vogue». В итальянском. Даже в американском. Итальянский и американский «Vogue» сделали мне имя. Это произошло так стремительно! Столько было радости! Ты сразу видел, какой эффект после этих съемок бывает: моментальная реакция. Но, конечно, мир моды тогда был меньше.
Я совсем не нервничала. Ни капельки. Я никогда-никогда не нервничала. По крайней мере, не из-за одежды. Никогда. Я говорю себе: «Я люблю одежду и выложилась по полной». Первый показ в Париже в 1983 году коллекции «Буффало» стал сенсацией. О нем писали во всех газетах, во всех журналах. Я была в таком восторге! Тем не менее потребовались многие годы, прежде чем я почувствовала, что меня полностью признали в Париже, как сейчас, и смогла спокойно называть себя модельером. Обо мне всегда упоминали итальянцы. Я многим обязана Италии. А еще итальянскому и американскому «Vogue»: в них великолепно обо мне отзывались, эти журналы с самого начала поддерживали меня – как раз благодаря парижским показам. Так что с самого начала Париж начал менять всю мою жизнь. В ней стало меньше панка. Меньше желтой прессы. Меня начали воспринимать всерьез. Но это произошло не только из-за парижан или французской прессы. Первыми меня поддержали итальянцы, американцы и прежде всего японцы, которые приехали в Париж, чтобы приобрести вещи для модных магазинов. И вот как обстояли дела: все было весьма странно, но я тебе расскажу, хотя и не должна. В то время, например, Джону Гальяно так нравились мои работы, что он их копировал, причем достаточно точно: я это знаю, потому что он, бывало, заходил в мой магазин. А я с подругой отправилась на показ Джона в Париже, и ей показ понравился, и не зря, да и мне понравился, но это потому, что он повторял мой собственный показ, прошедший годом раньше. Я тогда подумала: что ж, мода – штука действительно странная. Но так оно и есть. Она странная. Журналисты писали, что мои вещи носить невозможно, но на следующий сезон и через один все мои наряды, скопированные другими, продавались гораздо дороже, да и принимали их лучше. Ну, не знаю. Я тогда расстраивалась, еще как расстраивалась. Зато я знала, что у меня отличные вещи и что время играет мне на руку. Хотя все это было странно и очень огорчало.
Образ «девушки из Буффало», 1982
Так прошла часть моей жизни в Париже. Здесь все и началось. Видишь, создавать одежду – как рассказывать историю. Вот сегодня утром, лежа в постели, я читала книгу о китайском искусстве и пыталась понять, разглядывая артефакты, каким образом они думали и каким видели мир. Или, например, я говорю о модели в одежде из вчерашней коллекции: «Похоже, что она собралась в Кентербери». И это то же самое, что открыть книгу и изучить средневековую рукопись. И с этой биографией так же: она – рассказ о том, что я хочу донести до людей при помощи моды, активистской деятельности и самой своей жизни. Это не копия. Конечно, она не может отражать всю меня. Но на ее написание что-то меня вдохновило. Ты делаешь что-то под влиянием вдохновения; задерживаешь дыхание – и понимаешь: она паломник. Ее плащ должен быть самым лучшим плащом из всех возможных. Как разноцветная одежда Иосифа. Или как плащ Волшебника из страны Оз. Или плащ трубадура. Если ты можешь впитать в себя эти мотивы, то в итоге получишь представление о «плаще». А чтобы получить представление о Вивьен – хотя я и не уверена, что мне бы этого хотелось и что это возможно, – тебе потребуется найти источники информации, идеи из прошлого и цели на будущее. Как в случае с плащом. Именно благодаря идеям одежда становится неподвластной времени. Важной. С ней что-то связано. Это как ностальгия. Или понимание, что всегда любил Париж. Ностальгия по чему-то, что ты уже и так знаешь. И когда ты встречаешь это что-то в жизни, тебе сразу все ясно. Это что-то ты понимаешь, узнаешь. И если у меня есть талант, я думаю, он состоит в этом».