Страница 4 из 13
Прошло семнадцать лет. Все мечты, казалось, сбылись. В руках у меня был автомат. Мы лежали в ванной. На втором этаже. Я в ванне, а Андрюха на полу. Головы поднять не могли. Можно было попробовать уйти через дверной проем. Но это точно минус один. А нас всего два. Можно через пролом под раковиной, на первый этаж. Но это только ночью. А ночь – вот она. Специально они громко разговаривают. На психику давят. Но я знаю такие штучки. В ванной – бритва «Харьков». На эксцентрик – резинку для волос. Другой конец – к крышке от банки пасты «Санита». Сматываю изоленту с рожка. И к куску мыла хозяйственного всю эту конструкцию прикручиваю. Ключиком накрутил. И на пол поставил. Зажужжала и медленно за порог поехала. Я кричу:
– Это вам за слезы наших матерей!
А там только слышен звон разбитого стекла и восхваления Всевышнего. Они-то знают, на что это похоже. Это же «лягушка»[1], они сами такое применяют. Им из-за границы присылают. Выберется такая тварь на пустое место, подпрыгнет и разбросает вокруг себя куски разорванной меди и стали. На уровне пояса поражает. Очень злое оружие противопехотное.
Не взорвался «Харьков». Но мы за это время в пролом под раковиной нырнуть успели. А уже через двадцать минут прилетели вертушки с Ханкалы и всем там брови побрили. А нас потом ребята спрашивают:
– Как вы бородатиков напугали?
– Так бритвой «Харьков»!
– Она ж не бреет ни хрена! – смеется старослужащий разведчик в кроссовках.
– Бреет, еще как, – говорю. – Пуганая ворона куста боится.
Смеемся все и пьем. Провожу рукой по лбу – брови на месте, а со лба кровь капает. «На то и брови человеку, чтобы всякая ерунда глаза не заливала», – объясняю личному составу анатомию. И руки об штаны вытираю.
МУЖЧИНА ДОЛЖЕН СТРИЧЬСЯ КОРОТКО
Глава 4
Про праздники
Шел 1988 год. Время тянулось как старый мед. Уже началась весна света. Это Пришвин так учил. Сначала весна света – с 7 января, потом весна воды, потом весна травы, потом весна птиц, а потом уж лето. Пришвин это придумал, чтобы зима такой долгой не казалась. Но вначале как-то не так обидно. Уходишь в школу – темно. Идешь из школы – темно. А сейчас просто тоска. Достать чернил и плакать. Жизнь проходит. Да хоть бы быстрее проходила. Не могу больше терпеть этот твердый стул, эту липкую парту, эту суку-математичку… Домашнее задание никогда не делаю. На алгебре никогда не слушаю. Тетрадей не веду. На галстуке ручкой – AC/DС. В голове – СашБаш[2], «Время колокольчиков». Костяшки кулаков сбиты. Впереди второй год. Меня травит математичка Алла Николаевна. Она ненавидит меня. Мою маму. И мою бабушку. Я ненавижу ее.
Третья четверть самая длинная. Самая безысходная. Все праздники позади. Выходных мало. Можно прогуливать, и я прогуливаю. Но я уже на учете у участкового. Мне одному не скучно. Я кормлю котов. Строю им дома в подвалах. Дерусь. Вырезаю из дерева. Но сегодня я не прогуливаю. Мама сказала сидеть и терпеть эту суку. Иначе беда. В интернат меня отправят, а ее родительских прав лишат. Как несправившуюся.
Вдруг заходит комсорг Лена. Отношение к ней двойственное. С одной стороны, она преподавательница физики, комсорг и стукачка. И усы у нее больше, чем у меня. С другой – дала потрогать сиську. И поет под гитару «Прекрасное далеко». Не Цой, конечно, но с сиськой превращается в аргумент. Лена говорит:
– Дети!.. Блин, «дети»… Ну ладно… Дети! На последнем, двадцать седьмом съезде КПСС в своей исторической речи Генеральный секретарь нашей любимой партии Михаил Сергеевич Горбачев сообщил о необходимости празднования незаслуженно забытого в годы застоя старинного советского праздника, который, кстати, очень любил праздновать В.И. Ленин. Эту историческую инициативу поддержали товарищи Слюньков, Зайков, Лигачев, Талызин, Зимянин и так далее… Как этот праздник называется?
Молчим. Просто наслаждаемся тем, что алгебра остановлена. А брякнешь неправильно – весь кайф обломаешь. «Никогда не прерывай оратора – пусть высрется»… Эту формулировку я потом узнал. А тогда просто, как говорят в «эйпл», нативно молчал.
– Что ж вы молчите-то, комсомольцы будущие? – укоряюще и задорно взвизгивает усатая Лена.
– Ма-сле-ни-ца! Правильно! – хвалит она себя. – Что нужно для празднования Масленицы?
Все молчат. А я – тихонько:
– Блины!
– В армию тебе нужно, Баженов! В дисбат! Чтобы тебя там научили, где блины…
Мне приятно. Я думаю, дисбат – десантура. Мне тогда и в голову не приходит, что это тюрьма – дисциплинарный батальон.
– Масленица, – говорит усатая Лена, – это проводы зимы. Для комсомольской Масленицы нужно чучело зимы. Дети! Кто может сделать чучело зимы?
Все молчат. Безрукие все. Дети вэцээспээсовцев[3] и КМОшниц[4].
Я понимаю! Вот она. Добыча.
– Я могу, – говорю.
Она знает, что я могу. Я все стенгазеты рисую, я плакаты, я стенды. Я даже Ленину нос из гипса отлил. Когда в прошлом году его с пьедестала сбила беременная пионерка. Дело житейское. Токсикоз. Седьмой месяц. А она в карауле, под знаменем. Закружилась голова. Она – за Ленина. Но он только казался незыблемым. Рухнул и остался без носа. Как прототип. Только тот от своего сифилиса. А этот – от пионеркиного. Тогда меня на групповуху не пригласили – мал еще. Это в сентябре было. А день рождения у Ленина в апреле. Вот и считай. Она упала – бюст разбила, да давай выкидывать. Ее в больницу, а там еще и сифак нашли. У них потом у всех обнаружили. Хорошо, что меня не взяли.
Я Ленину нос слепил взамен утраченного, на все руки мастер. И чучело зимы могу взять и сделать. А никто не может. А из горкома сказали праздновать. Она в клещах. Я на коне. Могу просить что угодно. Говорю:
– Мне нужно «три» по алгебре за год.
Алла Николаевна чуть указку не проглотила.
– Нет, – говорит, – через мой труп.
А усатая ей в ответ:
– Нужно помочь Тимофею.
Я говорю:
– И освобождение от занятий нужно до Масленицы включительно.
Это наглость уже. Но они соглашаются. Я продолжаю:
– И Петьку мне в помощники! И ему все льготы, как мне.
Петька – друг мой. Музыкант. Но приперло их, видать, сильно. Они согласны.
Мы идем на охоту. Сразу. Время ускорилось. Жизнь прекрасна. Стройматериалы тогда не продавались. Их никому в голову не приходило покупать. Брали на стройках. Стройки все были заброшены. Заборы повалились. Под снегом свалены доски, бревна, трубы, арматура. Кому надо – бери. Сторожей нет. Что охраняешь – то имеешь. Все вокруг колхозное – все вокруг мое. Тихо стибрил и ушел – называется «нашел». Мы с Петькой нашли два бруса по шесть метров. Толщиной двести на двести. Бревна фактически. Едва дотащили. Не посрамим пионерию!
Перед каждой школой в то время был пустой асфальтовый плац. С ванной Гречко, конечно. Это углубление такое в середине. Там всегда лужа зеленая. А если сухо, дают школьникам шланг: идите мойте площадку. Десять минут – и лужа готова.
«Для чего она?» – спросите вы.
Молодежь! Она для НВП и физры. Начальной военной подготовки и физической культуры. К армии школьники должны готовиться в полный рост. А Гречко – это министр обороны тогдашний. Говорят, он это придумал. Так вот. Маршируют школьники, носки тянут, а толстый какой-нибудь не может.
– Взвод! Не ходим строевым нормально! Еще круг! Будем учиться! Вот все могут, а очкарик не может! Еще круг! Спасибо Шварцу скажете потом. Упор лежа принять! Ориентир – котельная. Арш!
1
«Лягушка» – самодвижущееся взрывное устройство.
2
СашБаш – Александр Башлачев, певец, композитор.
3
Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (аббр. ВЦСПС) – центральный орган профессиональных союзов, осуществлявший руководство деятельностью всех профсоюзных организаций в Советском Союзе с 1918 по 1990 годы.
4
КМО СССР – Комитет молодежных организаций СССР.