Гурджиев и Успенский

Религия, для Успенского как православного человека, выросшего в традиционно религиозной семье, “основана на Откровении”[129]. Успенский пробовал пробиться к пониманию природы этого Откровения в контексте нового ви`дения, открывшегося ему, видя связь этого Откровения с самыми высокими формами сознания. Свою идеальную модель Успенский строил на включении этого опыта, таящего в себе грани, недоступные и непонятные ординарному мышлению. Успенский писал: “Откровение… или то, что дано в Откровении, должно превосходить любое иное знание”[130]. Поэтому религия не может быть создана интеллектуальным путем: получится “не религия, но только плохая философия”[131].

Успенский проводил различие между “подлинной религией”, “подлинным искусством”, “подлинной наукой” и их эрзацами, подменами и заменами, которые также зовутся религией, искусством и наукой, но должны называться псевдорелигией, псевдоискусством и псевдонаукой. Различие между религией и псевдорелигией лежит, согласно Успенскому, не в сфере идей, но в людях, которые получают и воспроизводят эти идеи. Религиозные идеи могут восприниматься на различных уровнях человеческого развития, начиная с очень низких чисто ритуалистических или ханжеских интерпретаций и кончая самыми высокими уровнями творческого восприятия. “Это значит, – писал Успенский, – что, если допустить, что существует некая истина в изначальной инстанции (Успенский ссылается здесь на истину, содержащуюся в религиозном Откровении. – А. Р.) и что существуют различные степени искажения этой истины, то можно увидеть, как, идя этим путем, истина постепенно сводилась к нашему уровню уже в совершенно неузнаваемой форме”[132]. Успенский был убежден, что “все религии в их церковной форме есть только псевдорелигии”, каждая из которых не более чем “мертвое тело того, что однажды было или могло быть истинной религией”[133].

Интерпретация исторической религии и исторической церкви как неизбежных форм искажения первоначального духовного импульса была характерной для Успенского как горячего приверженца “нового религиозного сознания”. Он проводил это различие между “истинной религией” и “псевдорелигией” во всех своих работах, никогда их не смешивая, рассматривая современные религии как “псевдорелигии” и утверждая, что “ни религиозное учение, ни религиозная система (в смысле “псевдорелигии”. – А. Р.) не могут сами по себе удовлетворить людей”. Таким образом, Успенский противопоставлял не атеизм и религию, но “псевдорелигию” и “подлинную религию”, разделяя с “прогрессивными” мыслителями неприятие того, что они называли “религией” и что он называл “псевдорелигией”, однако в качестве альтернативы ей он выдвигал понятие “подлинной религии”, основанной на Откровении, в которое он верил как в высшую истину.

Подход Успенского к этой проблеме выявляет его позицию в споре двух противоборствующих культурных моделей. Его критика основных компонентов прогрессистской модели никогда не принимала форму простого воскрешения “старой” метафизической модели, отрицаемой прогрессистской критикой 1850–1870-х гг. Метод Успенского был методом двойного отрицания, как это видно в случае его отрицания псевдорелигии. Эту проблему он рассматривал с иной, новой точки зрения, опираясь на когнитивную систему, которую он обозначил как tertium organum (третий органон). Его разработка концепции “высших уровней сознания”, равно как и его попытка выйти за пределы существующей дихотомии “материализма” и “идеализма”, осуществлялась через обращение к новому канону познания, “третьему органону”.

Концепция истории

Исторические взгляды Успенского, являясь неотъемлемой частью его мировоззрения, стали точкой приложения его психологических, эпистемологических и теологических воззрений. Они строятся на сопоставлении “известной”, “обычной” и “неизвестной”, “скрытой” истории. Успенский пишет, что первая – “это история преступлений, и материал для этой истории непрерывно пополняется”[134]. Он замечает, что “все поворотные события в истории… отмечены преступлениями: убийствами, актами насилия, грабежами, войнами, бунтами, резней, пытками, казнями… отцы убивали детей, жены убивали мужей… цари истребляли своих подданных, а подданные предательски убивали своих государей”. Но существует и “иная история в истории, – отмечает Успенский, – которая известна очень немногим”[135] – история творческого процесса. Это скрытая история. И видимая история, история преступлений, приписывает себе то, что создается историей скрытой.

Сообразно этому человечество, по Успенскому, состоит из двух концентрических кругов: все человечество, которое мы знаем и к которому принадлежим, образует внешний круг, и история, которую мы знаем, – это “история внешнего круга”[136]. Но внутри этого круга, пишет Успенский, находится иной круг, о котором людям внешнего круга не известно почти ничего, но жизнь внешнего круга в своих важнейших проявлениях и в своем развитии определяется этим внутренним кругом.

Этот внутренний круг Успенский называл “мозгом, или даже бессмертной душой человечества, где сохраняются все достижения, все результаты, успехи всех культур и цивилизаций”[137]. Успенский сравнивал отношение между внутренним и внешним кругами человечества с отношением между “нервными и мозговыми клетками”, с одной стороны, и с другой, – “всеми другими тканями тела, такими как мускульная и соединительная ткани, клетки кожи и так далее”[138].

Концепция двух кругов человечества: внутреннего и внешнего – одна из наиболее древних концепций, лежащих в истоке как восточной, так и западной мысли. Различные версии этой концепции можно найти в Священных книгах, таких как Упанишады, Библия, Коран, у представителей идеалистической философии различного толка, где проводится различие между людьми праведными и греховными, между просветленными и погруженными в материальное, между искренними и лживыми, между мудрецами и невеждами, жителями града Божьего и града земного и т. п. Для Успенского непосредственным источником этой концепции были труды Е. П. Блаватской и ее последователей, а также, без сомнения, Ницше с его идеей сверхчеловека. Однако Успенский привел эту идею к ее логическому завершению, декларировав существование двух человечеств и двух историй.

В своих рассуждениях Успенский исходил из важной для него предпосылки о неравенстве всех людей, о том, что человеческие существа отличаются друг от друга “по самой своей природе, происхождению и целям своего существования”. Успенский ставил задачу дать исчерпывающую характеристику человека, “всего в человеке”[139], включая его временные проекции и его отношение к жизни и смерти, тем самым делая подходы к идее пятого измерения реальности, или “совершенно нового континуума: “пространство-время-вечность”[140], а также развивая идею сознательного воспоминания как “спирали шестого измерения”[141], которая, по Успенскому, только и является фактором эволюции человека[142]. Он выделял типы людей с восходящей или нисходящей внутренней линией, классифицировал различные нарастающие тенденции в жизни людей, включая нарастание амплитуды угасания, выделял людей “абсолютного повторения” и людей, “выходящих из круга вечного повторения”[143], при этом человек “быта” “с глубоко укоренившейся, окаменелой рутинной жизнью”[144] и исторические персонажи, чьи жизни “связаны с великими жизненными циклами”[145], могли, согласно Успенскому, подчиняться тем же законам повторений и принадлежать к одной и той же разновидности. Нисходящий неудачливый тип в этом смысле ничем не отличается от людей, добившихся с обычной точки зрения успеха, таковы “люди, которые быстро сколачивают огромные богатства, миллионеры и миллиардеры; преуспевающие государственные деятели, известные оппортунистической, а то и преступной деятельностью; лжеученые, создающие ложные теории, рассчитанные на моду и задерживающие развитие истинного знания, романисты, поэты, художники и актеры, добившиеся коммерческого успеха, творчество которых лишено какой-либо ценности, кроме денежной… и тому подобные личности… Главная опасность для людей преуспевающего типа – их успех”,[146] – делает беспощадный вывод Успенский. Людям успеха он противопоставляет людей “подлинной науки, подлинного искусства, подлинной мысли и деятельности”. В многомерную характеристику человека Успенский включает своеобразно истолкованные темы кармы и реинкарнации, понимая их как цепь причин и следствий, несущих идею воздаяния.

129

Ibid. P. 24.

130

Ibid. P. 32.

131

Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. P. 32.

132

Ibid. P. 34.

133

Ibid. P. 33.

134

Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. P. 433.

135

Ibid. P. 49.

136

Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. P. 19.

137

Ibid. P. 18.

138

Ibid. Р. 19.

139

Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. P. 420.

140

Ibid. P. 410.

141

Ibid. P. 426.

142

Ibid. P. 425.

143

Ibid. P. 426.

144

Ibid. P. 422.

145

Ibid. P. 424.

146

Ibid. Р. 424.