Дорогой отцов
(Роман)

В шумном городе, с оживленным прифронтовым движением, было жарко, душно и пыльно. Из знойной побуревшей степи дул горячий ветер, пропахший горелым житом, распаренной полынью. Сухой ветер гнал тучи пыли, мелкий песок скрипел на зубах, лез в глотку. Трудно работалось в знойный полдень под палящими лучами солнца, нестерпимо тяжело было особенно тем, кто никогда не держал в руках лопаты, лома. Но, несмотря ни на что, дело двигалось и окопы росли на улицах, пулеметные и артиллерийские гнезда возникали у жилых домов, на перекрестках улиц, на развилках дорог.

Павел Васильевич Дубков на рубеже возглавлял женскую бригаду.

— Бабы, бабы, не хныкать, — пошучивал он с домохозяйками. В его бригаде мужчин всего лишь двое: он — бригадир и его помощник — Алеша Лебедев. — Алеша, запиши Марье два кубометра.

— А расплачиваться чем будешь? — посмеиваясь, спрашивала Марья старика.

— Не пропадет, милая. Фашисты за все расплатятся. У тебя, Спиридоновна, как делишки? Э-э, матушка, подчистить надо, подчистить. Вот тут землицы немножко сними. Вот тут стенку подровняй. Так, старательная. Спиридоновна, тебе сколько лет?

— Жениха ей подыщи.

— Мы ее на теплой хате женим. Алеша, запиши Спиридоновне от нашей бригады благодарность. И в нашу газету помести. Газетку пристрой над ее окопом.

Вечером у Чуянова на рабочем столе лежала дневная сводка о работах на городском рубеже. Сделано было немало, но Чуянов, просмотрев сводку, вызвал своего помощника.

— Позвоните секретарям райкомов, — сказал он ему. — Пусть они лично просмотрят списки сотрудников каждого учреждения и как можно больше пошлют людей на рубеж.

В кабинет вошел в военной форме секретарь обкома по кадрам. Он доложил, что истребительные батальоны доукомплектованы, переведены на казарменное положение. Людям выдано оружие.

— Прошу, Сергей Дмитриевич, обратить особое внимание на командный состав. Чрезвычайные тройки оформим решением бюро обкома. Обстановка не улучшается. Во всяком случае, люди должны свыкнуться с этой крайней мерой…

Чуянов нахмурился.

— О материалах договорились?

— Взрывчатку дает командование фронтом. И специалистов-подрывников. Будем подрывать на заводах важнейшие коммуникации.

— Да, да… И еще раз напоминаю: подрывать только с разрешения городского комитета обороны. За малейшее нарушение — трибунал. — Помолчал. — А теперь скажите, как дело обстоит с партизанскими отрядами?

— Отряды, Алексей Семенович, организационно оформлены. Некоторые уже ушли в районы своих баз.

— Учтите, — заметил Чуянов, — особенности южных районов. Открытая голая степь. Мне кажется, что мелкие группы наиболее подходящая организационная форма в наших условиях. Военные операции, ясное дело, наши отряды едва ли смогут вести. Думаю, что основное для них — это разведка и диверсии. Однако более точные цели и задачи партизанам определит командование. А теперь вот что: армия просит проводников. Людей подберите как можно быстрей.

Раскрылась дверь кабинета. Появился помощник Чуянова.

— Алексей Семенович, машина подана, но вы просили напомнить о Дубкове. Он здесь.

— Просите.

Просторный кабинет с длинным столом и множеством стульев вокруг него несколько смутил старого партизана, который впервые пришел на прием к первому.

— Проходите, Павел Васильевич.

Дубков не удивился, что его Назвали полным именем. «Начальству все известно».

— Спасибо вам за работу на рубеже, Павел Васильевич, — поблагодарил Чуянов.

— Я, Алексей Семенович, так скажу про свою бригаду. Взял я газету, прочитал домохозяйкам о фашистских зверствах. Женщины заплакали. Слезами, говорю, такой пожар не зальешь. Тут, говорю, требуется дело. И таким родом сколотил я немалую бригаду, дружную и согласную.

Чуянов, выяснив все, что его интересовало, спросил Павла Васильевича, не доводилось ли ему читать фашистские листовки. Дубков, кинув на Чуянова хитрый взгляд, сказал:

— Говорить без утайки?

Павел Васильевич глубоко и тяжко вздохнул.

— Читал, Алексей Семенович. Читал. Но больше ни за что не опоганю своих глаз. Раньше мне очень хотелось самому удостовериться, что враг плетет про меня, про всех нас своим поганым языком. И что же? Пустая у фашистов башка — шалашом крыта. Работу, говорит, вам предоставлю. Это на наших-то заводах? Зарплатой, говорит, обеспечу. Берегите заводы. Ну не дураки?

Павел Васильевич замолчал, задумчиво опустив глаза.

— Я слушаю вас, Павел Васильевич.

— Хватит о фашистской пачкотне. Я к вам, Алексей Семенович, пришел с большой просьбой, — поднял синеватые глаза на Чуянова. — Вернее сказать, с предложением. Отряд из царицынских красногвардейцев хотим организовать.

Чуянов удивленно посмотрел на Павла Васильевича. По выражению его лица не понять — отвергает или одобряет он предложение Дубкова. Павел Васильевич вынул из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, развернул и, подавая его Чуянову, коротко пояснил:

— По совету друга, Ивана Егорыча Лебедева, бывшего ротного командира Первого Царицынского добровольческого полка, пришел я к вам, Алексей Семенович. Командир знающий, волевой, с характером. Не знаете его? Не встречались с ним?

— Знаю Лебедева, инженера-строителя. Это не его сын?

— Он самый.

— Та-ак, — раздумчиво протянул Чуянов. — А велик ли будет ваш отряд?

— Как дело пойдет. Какая на то будет ваша поддержка. Можно полк. Мало — два.

Чуянов встал, медленна зашагал по кабинету. Ему было приятно знать мысли и чувства людей, чьи плечи вынесли все тяготы становления народной власти. Чуянов без колебаний сразу решил для себя, что теперь не то время, чтобы формировать подобные отряды, но патриотические чувства ветеранов революции и гражданской войны глубоко взволновали его. Он долго расхаживал по кабинету, а Дубкову его молчание вселяло мрачные мысли. Он понял, что его предложение отклоняется. Чуянов, чтобы не обидеть Павла Васильевича, сказал, что он посоветуется со своими товарищами по работе и тогда скажет свое слово. Потом он подошел к Дубкову и запросто спросил его:

— А если мы вас пошлем в воинские части? Соберет, скажем, командир роты или батареи своих солдат, а вы им расскажете, как рабочие Царицына защищали свой город в тяжелом восемнадцатом году?

Это предложение сразу пришлось по душе Павлу Васильевичу. Ему стало ясно, что об организации отряда партизан не может быть и речи.

— Я согласен, Алексей Семенович.

— Хорошо, Павел Васильевич. Ваш список я оставлю у себя. Мы посоветуемся и работу вашим товарищам подберем.

Павел Васильевич ушел от Чуянова с хорошим настроением. Зазвонил телефон. Чуянов поднял телефонную трубку. Ему звонил уполномоченный обкома из Нижне-Чирской станицы. В южные районы области обком командировал ответственных товарищей помочь местным органам власти вывезти хлеб, машины и общественный скот. Доложив, сколько буртовано общественного скота для отправки его за пределы области, он спрашивал совета, как быть с коровами колхозников. Чуянов, подумав, предложил вывозить и личный скот.

— И мы такую же линию заняли, но люди отказываются. Говорят, с собой возьмем, если туго будет. Местные товарищи предлагают выгонять скотину в принудительном порядке.

— Ни в коем случае, — категорически приказал Чуянов. — Идите в каждый дом, говорить по душам, по-сердечному. Выдавайте от имени исполкомов письменные обязательства на сохранность коров, лично принадлежащих колхозникам. Никаких административных мер. Пусть ссорится с нашими людьми враг, если так сложится обстановка, но Советская власть не пойдет на ссору с колхозниками. Вы поняли меня?

Сталинград становился судьбой Отчизны. Гроза надвигалась с юга. Не проходило дня, чтобы в городе не объявлялись воздушные тревоги, не проходило ночи, чтобы сонных детей не поднимали с теплых постелей, и матери, задыхаясь от страха, торопились в бомбоубежища, сдергивая с гвоздя заранее приготовленные узелки с хлебом и водой.