Страница 9 из 41
— Доктор Харпер, это Даррен. Даррен, это доктор Харпер. Он просто осмотрит тебя, чтобы понять, что нужно делать, чтобы тебе стало лучше.
Даррен Лукас был голубоглазым девятилетним мальчиком, но сейчас он лежал на больничной кровати, вскрикивая от боли при каждом движении. Только взглянув на него, Оуэн мог сказать, что у Даррена сломана рука и, возможно, ключица. Нужно было сделать компьютерную томографию и рентген грудной клетки. Он вполголоса пояснил доктору Бале, что собирается делать, и доктор Бала кивнул и, как всегда, добавил несколько предположений. Закончив консультацию, Оуэн повернулся к Даррену.
— С тобой всё будет хорошо, Даррен, — сказал он, мягко улыбаясь. — Скоро мы поставим тебя на ноги, и ты сможешь играть в футбол.
— Ненавижу футбол, — всхлипывая, ответил Даррен.
— Хорошо, — сказал Оуэн. — Тогда будешь играть в то, что тебе нравится.
Он наклонился немного ближе к мальчику.
— Послушай, приятель. Я знаю, что тебе страшно и больно, но ты поправишься. Хорошо? Ты мне веришь?
Даррен Лукас кивнул.
— Ты очень хорошо держишься, Даррен. Если будешь продолжать в том же духе, может быть, мы дадим тебе медаль.
Даррен улыбнулся, но очередной приступ боли заставил его вздрогнуть.
— Знаешь, для этого у нас есть медсёстры, — сказал доктор Бала, когда они вышли из палаты Даррена.
— Что вы имеете в виду?
— Дружескую болтовню. Мы должны успокаивать, но не следует перебарщивать, изображая доброго доктора.
— Я не притворялся. Я просто подумал, каково ему сейчас. Это должно быть чертовски страшно. Большая больница. Много врачей, которые говорят непонятную чепуху.
— Да, я знаю, и не думай, что мне всё равно, но на самом деле ты должен иногда выдерживать хоть какую-то дистанцию. Знаешь, это тяжёлая работа. — Доктор Бала засмеялся и сильно хлопнул Оуэна по плечу — это был один из его фирменных жестов. — А теперь я хотел бы, чтобы ты осмотрел ещё одного пациента, джентльмена из седьмой палаты. Этот очень странный. Поступил пятнадцать минут назад. Один из наших водителей «скорой помощи» обнаружил его у входной двери.
Они подошли к кровати следующего пациента, молодого человека не старше двадцати пяти лет. Он был покрыт сажей и чёрным пеплом, но не обожжён. На нём не было рубашки, на рану на груди была наложена повязка.
— Кто вы? — спросил молодой человек.
— Это доктор Харпер, — сказал доктор Бала. — Доктор Харпер, это Майкл. Майкл, вам не трудно будет рассказать доктору Харперу о том, что вы только что рассказали мне, о вашем несчастном случае?
— Это был не несчастный случай, — торжественно заявил Майкл. — Не несчастный случай. Они бомбили нас. Они бомбили город. Я не мог это остановить. Бомбы просто продолжали падать.
— И когда это было, Майкл?
— В 1941-м, — просто ответил Майкл.
Доктор Бала повернулся к Оуэну и приподнял одну бровь так, чтобы Майкл не видел.
— Майкл был на Невилл-стрит, в Риверсайде, во время блица.
— Где я сейчас? — спросил Майкл. — Я спал, правда? Это был сон?
— Возможно, — сказал доктор Бала. — Вполне возможно. Вы можете назвать доктору Харперу дату своего рождения?
— Да. Первого апреля 1929 года.
Доктор Бала снова повернулся к Оуэну.
— 1929-й, — сказал он. — Майкл сказал, что в 1953 году что-то произошло, и что после этого он обнаружил себя в 1941 году во время блица.
— Прекратите так говорить, — сказал Майкл. — Как будто я… как будто я сошёл с ума.
Его голос задрожал, а глаза наполнились слезами.
— Я просто хочу проснуться, — сказал он. — Я просто хочу снова проснуться у себя дома. Я просто хочу, чтобы это прекратилось.
— Хорошо, Майкл. Я скоро пришлю одну из наших медсестёр. Мы вам поможем, — сказал доктор Бала, после чего положил руку на плечо Оуэна и вывел его из палаты.
— Ну? — поинтересовался он.
— Шизофрения? — предположил Оуэн. — Я имею в виду… Параноидальный бред, сдвиги… Это ведь может быть шизофрения, верно?
— Ставить диагнозы — не твоя задача, но, думаю, это хорошая догадка. Что ты будешь делать?
— Что вы имеете в виду?
— Каковы твои дальнейшие действия? У него очень лёгкие ранения. Рана на груди… обломок дерева… травма была поверхностной, и он получил лечение.
— Проверить, нет ли у него сотрясения?
— Да. Уже сделано. Что дальше?
— Вызвать психиатра.
— Хорошо. И?..
— Вы хотите честный ответ?
— Конечно.
— Я бы отправил его в психиатрическое отделение госпиталя святой Елены. Нет смысла держать его здесь, если он получил лечение, и он чокнутый, как ведро с лягушками.
— Пожалуй. Хотя я не уверен, что использовал бы твой жаргон.
Оуэн замолчал. Куда делось то сочувствие, о котором они только что говорили? Теперь он подшучивал над чьим-то безумием, хотя было совершенно ясно, что парень ужасно напуган. То, что он говорил, не могло быть правдой, но для него это была чистая правда.
— Как вы считаете, с ним всё будет в порядке? — спросил Оуэн.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, в больнице святой Елены. Я имею в виду, что с ним будет дальше?
— Возможно, он уже состоит где-то на учёте, или у него есть семья, которая за него беспокоится. Маловероятно, что он останется там надолго. Важно то, Оуэн, чтобы ты забыл о нём, как только он выйдет за дверь. Это нелегко, я знаю, но это важно. Если ты врач, то за любой отрезок времени ты увидишь сотни таких пациентов, как он, одинаково сумасшедших, одинаково безумных. Ты не можешь беспокоиться из-за них всех.
— Ты встречался с ним? — спросила Тошико.
Оуэн кивнул.
Они были в прозекторской, Оуэн стоял там, прислонившись к дальней стене.
— Я не мог ничего сказать. Я… я не знал, что сказать. Что, если он здесь из-за меня? И ещё не только это, там было что-то ещё…
— Что?
Оуэн сделал глубокий вдох, выдохнул и покачал головой.
— Это глупо, в самом деле. Я хочу сказать, действительно, в самом деле глупо. Как долго я был врачом? Я всякое видел. Назови что угодно — я это видел. Ко мне поступали люди, практически не похожие на людей вообще, не говоря уж о живых. Ожоги, автокатастрофы, колотые, резаные, огнестрельные ранения. Всё это было.
— О чём ты?
— Это случилось в тот день, — сказал Оуэн. — В тот же самый день. Сначала я разговаривал с Дарреном Лукасом, мальчиком, который попал под машину, потом побеседовал с Майклом, сумасшедшим парнем, который был в 1941 году. Я говорил о Майкле весь день, с другими врачами и медсёстрами. Я почти забыл про Даррена. — Он замолчал. — Ему было всего девять.
Оуэн потёр глаза большим и указательным пальцами и отошёл от стола.
— В тот день у меня была двенадцатичасовая смена, — сказал он. — Мальчик… Даррен… ему пришлось ждать одного из обследований Бог знает сколько, но я несколько раз заглядывал к нему, и мне казалось, что он в порядке. Его родители жутко беспокоились, но я сказал им, что всё будет хорошо. А потом, прямо перед тем, как его собрались отправить на обследование, он умер. Просто ни с того ни с сего.
Оуэн закрыл глаза и покачал головой.
— Это оказался тромб. То, что мы не предусмотрели; не могли предусмотреть. Мне нужно было пойти и сообщить его родителям. Никогда не забуду то, как они смотрели на меня…
Он снова замолчал, вытирая глаза ладонью.
— Даррен Лукас. Забавно, когда у тебя много пациентов, со временем ты забываешь их имена, но я так и не смог забыть имя Даррена. Я забыл про Майкла. За эти годы у меня было больше дюжины других психов; невозможно запомнить их всех. Но теперь он вернулся. Наверно, это моя вина. Должно быть, это что-то, что я сделал, что-то, что я испортил. Он приходил ко мне все предыдущие годы, и теперь он вернулся, здесь, сейчас.
Тошико быстро подошла к нему и обняла. Мгновение, всего одно мгновение они смотрели друг другу в глаза, и никто из них не был полностью уверен в том, что означает это объятие.
Тошико внезапно отстранилась от него.