Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 41



Они пошли по набережной в сторону ярмарочной площади. Джек предположил, что это место знавало лучшие времена; расшатанные «американские горки» и ветхий поезд-призрак, украшенный портретами Бориса Карлоффа[54] и Белы Лугоши[55]. Площадь освещалась мерцающими огнями аттракционов и игровых автоматов, а вокруг разносился вой сирен, звон колокольчиков и хаотичные звуки песни «Surfin’ Bird» группы «The Thrashmen». В любую другую ночь Джек мог бы отвлечься и насладиться всем этим, вдыхать сладкий аромат хот-догов и сахарной ваты, но только не сегодня. Сегодня вечером в шуме, огнях и толпе людей было что-то зловещее.

— Мы однажды были здесь, — сказал Майкл. — В детстве. Папа сказал, что мы не можем позволить себе ходить сюда каждый год.

Но Джек больше не слушал; он изучал лица людей в толпе, ища… ища…

Хьюго.

Хьюго Фолкнер стоял у аттракциона с электрическими автомобильчиками, по-прежнему одетый в безупречный костюм в тонкую полоску, и держал в руках огромный леденец на палочке. Он всё это время смотрел на них.

Джек пошёл вперёд, и Майкл последовал за ним.

— Джек! — с улыбкой воскликнул Хьюго. — И ты привёл с собой маленького друга. Как мило. Хотя об этом мы не договаривались.

— С ним всё в порядке, — сказал Джек. — Он со мной.

— Да. Я вижу, — ответил Хьюго, а затем, повернувшись к Майклу, добавил: — Вам нравится всё это ярмарочное веселье, молодой человек?

Майкл не ответил.

— А, — сказал Хьюго. — Тихий и подобострастный. Как раз в твоём вкусе, да, Джек?

— Хорошо, — сказал Джек. — И что теперь?

Хьюго засмеялся и лизнул леденец, поморщившись, как будто конфета была горькой.

— Никогда не любил сладости, — заметил он. — Мне всегда больше нравилось острое.

— Кончай уже, — отрезал Джек. — Я здесь, как ты и сказал. Что ты обо мне знаешь? О том, кто я?

— Хм-м, — сказал Хьюго. — Это не слишком вежливо, Джек. Я не отвечаю на такие тупые вопросы. Иди за мной.

Они последовали за Хьюго: ушли из парка аттракционов, вернулись на аллею, где гуляли семьи и пожилые пары, и добрались до рушащегося фасада Императорского павильона. Афиша над входом сообщала о концерте певца, умершего несколько лет назад, а заключённые в рамочки плакаты выцвели и покоробились от солнца. Двери с облупившейся краской были сломаны, а разбитые окна — заколочены листами фанеры.

— Красивое здание, тебе так не кажется? — спросил Хьюго. — Вопиющая несправедливость — то, что оно сейчас в таком состоянии. Мне кажется, его дни сочтены. Прогресс ненавидит развалины. — Он сунул руку в карман пиджака и выудил маленькую связку ключей, осмотрев каждый из них по очереди, прежде чем выбрать один. — А, — сказал он. — Этот. Идите за мной.

— Мы не пойдём внутрь, — сказал Джек. — Там может быть всё, что угодно.

Хьюго глубокомысленно кивнул.

— Ну да, — согласился он. — Там действительно может быть всё, что угодно. Например, ответы.

— Какие ответы? — спросил Джек.

— Ответы на ваши вопросы, мистер — о, простите — капитан Харкнесс. Так много вопросов, на которые твои многочисленные друзья не могут найти ответы. Ответы относительно твоей неспособности покинуть этот бренный мир? Или, может быть, мы можем найти ответы для твоего маленького партнёра по путешествиям во времени?

Джек посмотрел на Майкла и увидел в его глазах ту же мучительную надежду, которая, он знал, была и в его взгляде.

— Но, конечно, — сказал Хьюго, — если ты решишь не доверять мне, то никогда не узнаешь. Ну как?

Джек тяжело вздохнул — это был единственный сигнал, который потребовался Хьюго, чтобы отпереть замок и открыть облезлую, разрисованную граффити дверь. Сжав в руке пистолет, Джек вошёл вслед за Хьюго в холодный мрак Императорского павильона, и Майкл последовал за ним. Мгновение они постояли в непроглядной темноте, пока Джек и Майкл не услышали громкий щелчок выключателя где-то вдалеке, и под потолком не зажглись несколько ламп.

По сравнению с внешней ветхостью павильона, внутри он обладал определённым очарованием старости. Имея достаточно богатое воображение, можно было представить себе те дни, когда сквозь эти двери ходили ужинать и танцевать мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях, и было это не так уж давно.

Хьюго провёл их по широкой лестнице и мимо бара, полного перевёрнутых табуретов и столиков, а потом — в танцзал. В центре танцпола, под одним-единственным прожектором, за маленьким круглым столом сидели трое мужчин и женщина. Они не были похожи на тех людей, каких Джек ожидал здесь увидеть. Он предполагал, что увидит ещё дюжину Хьюго с певучими голосами и носовыми платочками в нагрудных карманах. Эти же люди были молоды и одеты по-студенчески. Мужчины носили длинные волосы и бороды, женщина — украшения из бусинок и лент.

— Это наша компания, — сказал Хьюго.



— Это? — со смехом переспросил Джек. — Это — твои друзья?

— Да, — ответил Хьюго, и его ноздри начали раздуваться от раздражения. — И что с того, Джек?

— По сколько лет вам всем? — поинтересовался Джек. — Двадцать? Двадцать один? Я ожидал… Ладно, не знаю, чего я ожидал, но это? Битники[56]? Ты притащил меня сюда, чтобы познакомить с группой битников?

— На самом деле, мы не битники, — сказал молодой человек в чёрном свитере с воротником-поло и подвеской в виде символа мира на шее. — Мы революционеры.

— О, — протянул Джек. — Вы революционеры. Ладно, извините меня, но эту революцию, скорее всего, не покажут по телевизору.

Хьюго и сидящие вокруг стола люди нахмурились.

— Мы всё знаем, — сказал мужчина с подвеской в виде символа мира. — Есть показания очевидцев. Госпиталь Альбиона, Лондон, 1941 год. Мэйденс Поинт в 1943-м. Поместье «Торчвуд» в 1879-м.

— Торчвуд… — произнёс Майкл.

Джек повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Тебе знакомо это название?

Майкл кивнул.

— Мы можем продолжить, — сказала женщина в бусах. — Госпиталь святого Тейло, 1918 год; Кардифф, 1869-й; так называемые «феи» в лесах Раундстоун… Все доказательства паранормальных активностей и внеземных посетителей этой планеты. Всё то, что официально отрицается или развенчивается правительством Её Величества.

— Так вот он, ваш ответ, — сказал Джек. — Отрицается и развенчивается. Вам когда-нибудь приходила в голову мысль о том, что всё это ничего не значит? Что люди могли просто фальсифицировать это?

Сидящие вокруг стола люди засмеялись.

— О, давай, давай, Джек, — сказал Хьюго. — Какой смысл продолжать отрицать это, если ты знаешь, что мои друзья говорят правду? За последние сто лет было много необъяснимых происшествий. Странные вещи, которые бросают вызов всей логике, если только кто-нибудь не пытается их понять и проанализировать. Например, как ты, Джек.

— Вы выглядите очень хорошо для человека, которому должно быть — сколько? — сто двадцать лет, — заметил мужчина с подвеской.

— Ладно, — сказал Джек. — Тогда если предположить, что вы действительно что-то знаете, то какие цели вы преследуете?

— Мы здесь для того, чтобы узнать правду, Джек, — сказал Хьюго. — За последнюю сотню лет британское правительство сделало несколько научных — я не имею в виду философские и политические — открытий. Эти открытия держались в секрете от нашего населения и от жителей соседних стран.

— На то были веские причины, — холодно вставил Джек.

— О, в самом деле? И что, именно высшие эшелоны власти решают, что идёт на благо страны, а что нет? И что идёт на благо всего мира? Да ну, Джек, неужели ты и правда в это веришь? Я всегда считал тебя более мятежным. Ты никогда не производил впечатления человека, который служит королеве и стране. Ну или, по крайней мере, уж точно не стране.

— Дело не в королеве и не в стране, — сказал Джек. — Никому не будет лучше от знания всех этих секретов. Может начаться массовая паника. Беспорядки. О некоторых вещах лучше не знать.

54

Борис Карлофф (Уильям Генри Пратт, 1887–1969) — английский актёр.

55

Бела Лугоши (Бела Ференц Дешо Бласко, 1882–1956) — американский актёр венгерского происхождения.

56

Типичный для середины ХХ века социальный пласт молодёжи, характеризовавшийся асоциальным поведением и неприятием традиционных культурных ценностей нации.