Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 16

Повисла легкая пауза.

Надо сказать, что более молодая молодая Герасимчук была по нынешним реактивным меркам немолода. Счастье далось ей с трудом, и ее решимость смести любой предмет, стоящий на этом пути, не имела границ. Поэтому она твердым шагом подошла к новобрачной Авдюшко и, не колеблясь, плюнула в бокал с искрящимся напитком.

Настала еще одна пауза, более короткая. Примерно, как мимолетное виденье. Затем раздался голос Авдюшко, взывающий к суженому: «Твоей жене будут плевать в бокалы с шампанским, а ты будешь смотреть?!» После чего худоватый Авдюшко вздохнул и плюнул на фату Герасимчук.

И тоже попал.

Пауз больше не было.

С криком «ага!» новобрачная Герасимчук вцепилась в белоснежные покрова, упорно подчеркивающие непорочность новобрачной Авдюшко, и сорвала их легко, как аптекарскую ромашку. Потом вступили женихи. Потом бояре, дружки и другое свадебное узорочье. Последними в ход пошли родственники, кое-какая брачная утварь и загсовский фотограф…

Когда раскрылась дверь, впуская новую порцию молодоженов, те оцепенели, потрясенные сценой, которую не могут забыть до сих пор. Хотя давно уже числятся в семейном разводе. Но развелись, кстати, совсем по другому поводу – супружеская незрелость.

Бой в зале был скоротечным. Стеснялись возможной милиции. Поэтому облегченно вывалились на улицу, где стояли цугом автомобили, опутанные свадебными лентами и веревками. Вид этого благолепия остудил сражающихся брачующихся. Хотя женщины по идее своего пола только-только раскалялись, так что молодых Авдюшко и Герасимчук, например, разливали специально принесенной водой «лимонад», поливали прямо из бутылок, мало приспособленных для активного полива.

В общем, разошлись без потерь.

Были, правда, ошибки, понятные в наше время, когда люди на свадьбе видятся впервые: например, войско Авдюшко сильно помяли и извозили обличьем по полу своего же, Сеню Волкова, чьего-то брата.

Собрались ехать на свадебное пиршество. Еще звучали эхом отдельные призывы и крики со стороны женского состава. Так, старшая Герасимчук, подвязывая юбку ремешком от фотоаппарата, кричала:

– Все кривоногие, и таксисты ваши сволочи, глянь, какая рожа, у! Убийца!

На что сын ее успокаивал:

– Мама, это же наш таксист!

На что мать, не меняя интонации, продолжала:

– Скажите спасибо, что я его не позвала! Он за пятерку мать родную кокнет, а я бы ему десятку посулила! Поехали!

Разъехались.

Осталось перед загсом много лепестков, какие-то кудри и брови, какие-то бежевые квитанции и пиджак жениха Герасимчук с отпечатками чьих-то кроссовок…

Дальше события разворачиваются так.

В 20 часов 8 минут того же дня, находясь в ресторане «Янтарь», молодая Авдюшко вышла в туалет освежиться. Они отмечали свое событие на втором этаже. И вот, стоя перед зеркалом и находясь под впечатлением от своей внешности, она заметила, как в это же помещение вошла молодая Герасимчук, дыша теми же шелками и туманами. Они отмечали свое торжество там же, но на третьем этаже. Соперницы встретились взором и в следующий миг покрылись потом и изморозью…

Тут нужно зажмуриться и передохнуть перед описанием последующих, холодящих душу сцен. Но жизнь опережает самую смелую фантазию: не случилось ничего! Они разошлись, как в море корабли. Они мгновенно поняли, чего будет стоить перенесение утреннего братоубийства на почву учреждения, как бы самой природой призванного будить в человеке здоровое чувство здорового соперничества.

Они вернулись к себе под звуки «горько! горько!» и мирно довели обряд до конца, доказав тем самым, что разум всегда берет верх над темными инстинктами, которые сплошь и рядом отмечали деятелей прошлого.

В частности, Монтекки и Капулетти.

День писателя

Проснулся ровно в шесть часов. Как и намечал. С удовольствием послушал гимн. Вспомнил, что с сегодняшнего дня решил работать и работать.

Снова уснул.

Проснулся без пяти восемь. Вспомнил, что собирался в шесть, расстроился. Вспомнил, сколько нужно сделать. Расстроился так, что снова уснул.

В десять в дверь постучала соседка, сказала: «К телефону». Поднялся и пошел к телефону. Вместе с матрацем. Уснул там же, лежа головой на говорящей трубке.

Приснилось, что я оленевод, и фамилия у меня Марк Либерзон. И сколько я этим идиотам ни доказывал, что у оленевода не может быть фамилия Либерзон, они бросили трубку, и она пикает над самым ухом. Проснулся от того же самого.

Снова поудивлялся на этих идиотов.

В ванной почистил зубы, посмотрел на язык, сказал: «Ну и язык!» Причесался, посчитал, сколько упало волос. Потом – сколько осталось. Вышел в приподнятом настроении. Но тут вспомнил, что собирался работать. Вернулся и стал рассматривать язык более тщательно. Сказал: «Все!» Пошел к машинке. По дороге вспомнил, что надо поесть. Вспомнил, что нечего. Стал искать, что бы поесть. Вспомнил, что вчера тут была одна поэтесса, принесла стихи и сырники.

Сказал: «Съем – и за машинку!»

Съел сырники. Потрогал то место, где были сырники. Подумал: интересно, какая рифма к слову «сырники»?

Надолго задумался.

Снова зазвонил телефон. Подробно поговорил по телефону. Вспомнил, что однажды в среду в метро видел старуху с удочкой. Рассказал про старуху. Соврал, что на ней были генеральские штаны с лампасами. Положил трубку. Снял руку с трубки. Почесал то место, где почесалось. Сказал: «Ну и обои!» Послюнил и приклеил оторвавшийся кусочек обоев. Встретил глазами машинку, сказал: «Все! Работать!»

И пошел в ванну.

По дороге вспомнил, что когда-то продавалась такая рыба – «простипома».

В который раз удивился.

В ванной стал вспоминать, зачем пришел. Вспомнились сырники. Сказал: «Сырники – напильники»… Плохо. Сел на край ванны, стал мучительно подыскивать рифму. У соседей сверху что-то тяжело упало. Встал и решительно пошел к машинке.

Решительно настучал первые строчки: «Один грек ходил по городу с зажженным фонарем и плакатом «Ищу человека!» Наконец, он нашел этого человека, продал ему фонарь, потом догнал и продал плакат. Теперь этот ходит с фонарем, как дурак…». Остановился, по старой памяти подумал: ни за что не напечатают, у нас с Грецией хорошие отношения. Забил «грек», напечатал сверху «китаец». Снова забил. Напечатал: «Один человек снимал в Москве комнату в коммуналке и искал рифму к слову «сырники». Долгих сорок пять лет…»

Ярко представил этого человека: старый, на кухне, без света, кушает макароны. Прямо из пачки…Фантазия разыгралась. А тетка этого человека в 18-м году уехала в Канаду, написала завещание с условием, что оставит все тому, кто найдет приличную рифму к слову «сырники», которую так и не нашел ее муж, красавец-белогвардеец Гутман. Который застрелился весной, спустив в казино все деньги землячества, предназначенные на постройку памятника Деникину, поднимающему Юденича на борьбу с хваленой большевистской гидрой…

Опомнился минут через сорок.

Сказал: «Да что ж это такое, Господи!» Скомкал Юденича, зарядил чистый лист. Занес пальцы над клавишами. Вспомнил, что давно не слышал про шахматиста Фишера. Вспомнил, что Гоголь тоже не умел играть в шахматы. А Чехов в детстве был земским врачом. Потом засомневался. Постучал пальцем по колену и пошел звонить другу-художнику. Друг очень обрадовался, закричал:

– Вова, приезжай в мастерскую, я написал замечательные стихи!

Я помолчал и сказал:

– У тебя, наверное, много работы?

Он помолчал и сказал:

– Называются «Поэт и гражданин».

И прокричал в трубку:

Поэт в парадном пил вино,

Пил, как всегда, один,

И вот – знакомое давно:

– Пройдемте, гражданин!

Я сказал: у меня много работы.

Он прокричал:

– Смело бери такси! Мне один идиот заказал национальную картину «Турецкий султан читает письмо от запорожцев»! Представь, на общем собрании, в гареме!!