Страница 13 из 14
– На, подержи, – сказал он позже, а сам продолжал смотреть вперед.
– Честно? – спросил Вовка.
– Честно, – сказал матрос.
Вовка вцепился в колесо; впереди ничего не видать, и крутануть хорошенько нельзя – страшно.
На сортировочной сетке женщины спрыгнули на мостки, а Вовка спрыгнул на руки матери. «Гоп-па!..» – подхватила она его. Мостки были неустойчивые, вода совсем рядом, Вовке стало страшно, он притих.
– Ну, бабоньки, по местам…
Из запани в бункер пустили лес; на каждом рукаве стояло по две-три сортировщицы, работа началась горячая, лес шел стеной. Зоя забыла о Вовке, наказала только, чтоб сидел – и ни с места. Он так и сделал. Сидел, смотрел, пока не заскучал.
– Мама, – сказал Вовка.
– Сиди, сиди… – ответила она машинально. Солнце входило в зенит, становилось жарко. Женщины скинули с себя кофты.
Вовка смотрел, как мама работала длинным, тяжелым багром, всаживала копье в древесину и ворочала ее туда-сюда, пока та не подчинялась, не шла за багром и не уходила наконец в рукав.
– Мама, – сказал Вовка.
– Ну, хочешь вон туда сходим? – предложила Вовке мамина подруга. – Слышь, Зой, сходить, что ль, с ним? Заодно ведомость отдам.
– Смотри.
– Схожу. Видишь, вон там, во-он там, где урчит? Лебедка там. Пошли.
– На лебедку? – обрадовался Вовка, хотя не понимал, что такое – лебедка.
– Ага, на лебедку. Меня, значит, Маруся зовут. – Она взяла его за руку. Идти было и далеко и трудно, все время по мосткам, иногда мостки скрывало под водой, Маруся подхватывала Вовку на руки.
– Не боишься, герой?
Вовка боялся, но мужественно молчал.
Они еще не пришли к лебедке, а Вовка узнал в одном рабочем отца. Он дернул Марусю за руку:
– Папка! – и показал в его сторону.
– Егор? – удивилась та. – Не должен вроде сегодня…
– Пошли, пошли… – заторопился Вовка.
Вот тут, на лебедке, ему понравилось, тем более что здесь работал отец.
– Ну, что вчера ушел от меня? – рассмеялся отец.
– Это не я. Это бабушка.
– Ладно. Замнем для ясности. – Отец подмигнул Вовке.
Егор был удивительно живой, веселый, все у него кипело под руками, он командовал всеми, кричал, бегал с багром по мосткам, бросал багор в сторону, хватался за рычаги лебедки, лебедка ревела, отец кричал: «Давай, давай, милая…», лебедка стягивала лес в пучки, подводила под пучки жгут, а в рукаве уже готовили новый лес, и так все ревело, двигалось, ухало, всюду крики, команды, ругань – весело, интересно. Вовка смотрел на сплотчиков, разинув рот. В лебедке что-то сломалось, отец ругал ее на чем свет стоит, не обращая внимания ни на Марусю, ни на Вовку, и Вовка гордился отцом. Ему так и хотелось сказать кому-нибудь: «Это мой папка…»
В обед Маруся хотела увести Вовку, но отец сказал:
– Оставь. Сам приведу.
Сплотчики ели, шутили, кто-нибудь что-нибудь скажет – и все грохнут как один, и Вовка тоже смеялся вместе со всеми, хотя совершенно не понимал, почему все смеются. Ему дали большую кружку молока, ломоть вкуснющего хлеба, а картошку он брал из общей миски, макал ее в соль и ел, и слушал, и смеялся, и был самый счастливый парнишка на свете.
Вдруг откуда ни возьмись на моторной лодке подлетел к ним начальник рейда.
– Егор Иванович, – закричал он, – ты это что?!
– Чего?
– Смотри у меня! – пригрозил начальник рейда. – Технику безопасности нарушаешь!
– Да ладно…
– Не ладкай! Я на заслуги твои не посмотрю… головой соображать надо! – Мотор взревел, и лодка полетела дальше. Вовка восхищенно смотрел ей вслед, даже не догадываясь, что это он, Вовка, был причиной происшедшего разговора.
Отец отвел Вовку на мостки, поприветствовал: «Здорово, бабоньки!» – все ответили дружно: «Здорово, здорово, коли не шутишь…» Одна лишь Зоя промолчала.
– Все молчишь? – спросил он, подойдя к ней.
– Папа, – сказал Вовка, – а ты приходи к нам в гости.
– Слышь, – спросил Егор, – в гости-то можно прийти?
– Приходи, приходи… – заторопился Вовка. – Знаешь, где мы живем?
– Да знаю, – ухмыльнулся Егор.
– Пришел вот побалакать, – сказал он вечером, придя к ним.
– У нас тут не балакают, – сказала Валентиновна. – Иди балакать в другое место. У нас разговаривают.
– Ну, мы институтов не кончали, манерам не обучены.
– Чего пришел?
– Нет, мамахен, ты меня удивляешь! Ты кому родная мать – мне или Зойке?
– Ты как ее называешь?! – рассвирепела Валентиновна. – Иди к девкам своим и называй их там Люськами, Маньками!
– Уже наговорила, значит. Ясно. Ладно. Ну, до свиданьица. – Егор вышел и хлопнул дверью.
Зоя сидела, сдерживалась, сдерживалась, потом тихо заплакала. Поднялась, ушла на кухню и громко разрыдалась. Вовке стало тоскливо-тоскливо, он прижался к бабушке. Валентиновна погладила его по голове. «Господи, Господи…» – прошептала она, встала и ушла к Зое на кухню.
Зоя зарыдала громче, Вовка забрался на кровать и юркнул под одеяло. Но и под одеялом, и под подушкой нельзя было спрятаться от тоски, которая охватила его. Чем больше он старался не слушать и не слышать мамин плач, тем слышал ясней и громче.
– Да ничего, ничего, – успокаивала ее бабушка. – Ну, мало ли, ничего… Свое-то выдержать надо, выдержать, а то они наглеют… Ничего, успокойся…
– Да, мама, мама… – повторяла Зоя, – да как же жить-то. Ну в чем я виновата, чем провинилась, что сколько живу, столько страдаю… А Вовку-то жалко, Вовку жалко… Спросит потом: где была, а что я отвечу? Что отвечу-то, Господи… что поехала за ним, думала, накопим денег, квартиру купим… приехала, а он тут, он…
– Ничего, ничего, успокойся… Не думай об этом. Терпи. Бабе терпеть нужно, баба без терпения – не баба. Ладно, успокойся, пройдет все…
– Обидно, ой, обидно, мама… Звал, писал, просил, сам звал, сам просил, а приехала… он с другой… что делать-то было? Куда деваться? К кому с горем своим пойти? Кому пожаловаться? Ах, тяжело-то как, тяжело как, кто бы знал…
– Ничего, ничего… Ну что ж теперь делать. Успокойся, моя хорошая, успокойся…
Когда Зоя проплакалась и они вышли из кухни, Валентиновна спохватилась:
– А где Вовка-то наш? Вот еще горе луковое… Ведь нету! – развела она руками.
Вовка вышел из дому; ему было скучно и грустно. Осмотрелся по сторонам и направился по улице. У забора стоял петух: Вовка петухов никогда не боялся и смело пошел мимо. Петух распустил крылья, заквохтал, а Вовка сказал: «Уходи, уходи!»
– А ты не трогай нашего Мишку! – В огороде, за изгородью, с тяпкой в руках стояла девочка и строго смотрела на Вовку.
– Ух, я ему сейчас задам! – развеселился Вовка. Вовке понравилось, что девочка была старше его, а просила так, как будто Вовка мог одним щелбаном укокошить сейчас петуха.
Вовка пожалел петуха и пошел дальше. Он и сам не заметил, как ноги привели его к дому отца.
– Видишь вот, как получается, брат, – сказал ему отец. – Не хотят наши бабы, чтобы я приходил.
– Папа, – сказал Вовка, – а мама плачет.
– Плачет, говоришь? – Отец выпустил густую струю дыма. – Вот то-то и оно, что плачет…
– Папа, – сказал Вовка, – а почему мама плачет?
– Подрастешь, узнаешь. – Отец сидел грустный и задумчивый.
– Это ты ее обидел, – сказал Вовка.
– Кто пыльным мешком пристукнут, того не обидишь.
– Дядя Женя тоже так говорит, – вздохнул Вовка.
– Какой еще дядя Женя? – насторожился Егор.
– Дома у нас. Приходил, говорил… сейчас вспомню… говорил: «Зоя, тебя что, пыльным мешком по голове ударили? Едешь в такую даль.
– Он зачем приходил-то? – спросил Егор.
– Конфеты мне приносил. И пистолет купил, так, игрушечный… И с мамой все разговаривал…
– Ясно. Ну-ка иди сюда, сопли вытрем. – Он достал из кармана платок и взялся за Вовкин нос. – Я бы этому дяде Жене…
– Больно! – закричал Вовка. У него даже слезы на глазах выступили.
– Терпи… A-а, это ты, – сказал он, обернувшись. В дверях стояла женщина.