Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 17

Махнув рукой в сторону римского легионера, мое тело сделало шаг восвояси.

– Хорошо, хозяин.

Дворецкий был рад стараться. Но радоваться или улыбаться он не умел. Лицо и вся остальная физиология были заточены под совсем другое.

– Все сделаю.

Я уже ожидал услышать за спиной звериный рык и чавканье зубастых челюстей. Но вместо этого раздался истошный стон:

– Сынок!

Меня словно пробило молнией. Я медленно и с дрожью в коленях развернулся. Слишком уж мне был знаком этот голос и эта манера просить у меня особого внимания.

Вновь оказавшись лицом к лицу с римским легионером, у не увидел в нем никаких внешних перемен. Он был все тем же самым человеком из незнакомого мне прошлого.

– Что это значит? – спросил я, а сам сверлил взглядом то древнеримского бойца, то оскалившегося дворецкого.

В каждом из них я видел того, кем каждого из них считал. Никакие отклонения не проявляли себя.

Но тогда кто попытался напомнить мне о моей матери?

Непонятно.

Я медленно утекал из пространства в растерянность.

– И даже когда рана зажила, шрам остается.

Снова звучал вполне нормальный голос римского легионера, за что хотелось прибить или придушить.

И вдруг сразу:

– Сынок!

Я видел, как мужской рот открывается и закрывается. Я видел, как шевелятся губы. Здесь нельзя было ошибиться.

– Это уловка? – спросил я.

– Нет, – ответил легионер и топнул ногой.

– Тогда зачем это?

– Ты звал меня.

– Кого? Тебя?

Я попытался рассмеяться. Но почему-то было слишком уж грустно.

– Я – твоя мать.

– Серьезно?

Легионер и впрямь выглядел серьёзным. Он не шутил.

– Ты просил меня прийти. Ты хотел поговорить и я пришла.

– Нет, нет, нет…

Я схватился за голову, потом обратился к дворецкому:

– Убери это отсюда!

При этом я почти визжал.

– Как? – спросил дворецкий.

Он хотел четких указаний. И он понимал, что я не смогу позволить ему убить свою мать или то, чем она здесь и сейчас казалась. Даже пускай ещё вчера я ненавидел ее всем сердцем.

– Почем мне знать?!

– Простите…

Когда стало совсем невмоготу, я попросил:

– Уйди, – а сам неторопливо опустился на пол.

Была минута молчания. Затем легионер снова заговорил:

– Никто не будет долго счастлив преступлениями.

– Это ты обо мне? Или о себе?

– Это важно?

– Для меня «да».

Я поднял глаза. Сидеть и наслаждаться кривизной паркетных пластинок – это скучно. И только лишь если есть острая потребность сбежать от самого себя, можно найти в этом особый вычурный и абстрактный интерес. К тому же ягодицам было отнюдь не мягко и неудобно.

Я резко вернулся в вертикальное положение тела.

– Ты никогда не знала и не слушала меня. Вот и сейчас точно также. Зачем ты приперлась в этом идиотском образе?

Я ждал извинений, слез в глазах и эмоциональных рукоплесканий. Но холодному голосу римского легионера было чуждо все выше перечисленное.

– Я пришел таким, потому что это и есть я. И разве ты сам не делал все то, в чем меня обвиняешь?

В моих мыслях произошла заминка.

– Здесь мертвые живы, здесь немые говорят, – сказал я.

Мне тоже были знакомы латинские поговорки.

– Вот видишь…

Но я не видел, а лишь слышал. Я смотрел, но не понимал.

– И что мы будем с этим делать?

– Откуда мне знать? Это ты хотел общения.

– И то правда.

– Тогда валяй.

Но слов не было. Они застряли в горле и не спешили вываливаться на язык.





– Странно…

– Что именно?

– Ты и я.

Мы смотрели друг на друга. Я – на самого настоящего легионера в шлеме и со щитом, он – на человека в шикарном костюме и с бабочкой. Никто бы не поверил в реальность такой встречи. Однако она действительно случилась.

– Чаю? – спросил я, когда вопросы, которые так старательно готовились многие годы, так и не захотели проявляться.

Мне стала ясна вся бесполезность дальнейших усилий. Я сдался в своей настойчивой убежденности отыскать преступную вину свой матери. Я оказался не готов к этой встрече. Она тоже.

– Хочешь с чабрецом?

– Всегда.

– Так и поступим.

На этот раз дворецкого не пришлось звать. Его природная интуиция с лихвой оправдала вложенные деньги.

– Уже готово, хозяин, – заботливо произнёс он и закатил в гостиную десертный столик с глиняным чайником и тонкими фарфоровыми чашками.

– Спасибо, Сурен.

Дворецкий молча расставил чашки, разлил чай и выложил на блюдце кубики сахара и несколько печенек. Затем он удалился.

– Пожалуйста, – сказал я, приглашая к столу свою мать, выглядевшую как римский легионер.

Стульев в моей гостиной не было, как впрочем, не было и другой мебели и иного убранства. Мне нравилось принимать гостей стоя. В этом состоял мой личный эксгибиционизм. Однако тому, кто привык спать на голой земле, было плевать на искусственно взращённые неудобства. Он мог выдержать любую блажь с моей стороны.

– Мне два кусочка сахара, – сказал легионер, подойдя к столу.

– А я пью несладкий.

– С каких это пор?

– С тех пор, как тебя не стало.

– Но я ведь не умерла. Я все ещё жива.

Два белых кубика с легким бульканьем нырнули под темно-коричневую поверхность. Чайная ложка задребезжала по стенкам.

– Ты же знаешь об этом? – спросил легионер, мешая мне спокойно проводить чайную церемонию.

Я не ответил.

Я продолжал помешивать, помешивать, помешивать… Казалось, мне нравится гипнотизировать себя этим процессом.

– Ответь мне, пожалуйста.

В легионере вновь проснулся жалобный женский голосок. Он знал как правильного на меня надавить.

– Давай лучше помолчим, – в свою очередь попросил я.

– Но ты же хотел поговорить…

Легионер с удивлением вздернул брови.

– Это было слишком давно и неправда. Я лишь хотел, чтобы ты была рядом, чтобы ты слушала меня, чтобы понимала…

– Я здесь.

– Нет, тебе как обычно нужно нечто другое, не связанное со мной. Ты лишь притворяешься.

– И что же, по-твоему, происходит?

– Не знаю. Я лишь чувствую, что ты лжёшь.

– Уверен?

– На все сто.

– И что ты сделаешь?

– Не знаю.

Но я знал. Я тоже лгал как и моя мать. Возможно, это наследственное. Гнилая генетическая линия передалась от матери к сыну.

Я знал, чего хочу. И кровь медленно закипала от осознания этого неукротимого желания.

– Как тебе это?! – злобно прокричал я.

И пока воздух рассекала мощная звуковая волна моего голоса, в стену летела тонкая фарфоровая чашка вместе с напитком, вместе с растворявшимся сахаром и куском металла, именуемым ложкой.

– Что ты наделал? – это был знакомый упрёк.

– Исполнял своё заветное желание.

– Полегчало?

– Нет.

– Ты обещал мне чай.

– Можешь выпить мой.

Я вышел из гостиной с твёрдым обещанием:

«Хватит!»

В прихожей меня ждал Сурен. В его руках опять удерживалось большое серебряное блюдо с конвертами.

– Все хорошо, хозяин? – спросил он.

– Нет. Ничего хорошего, – с тяжелым вздохом ответил я и направился в комнату, которая расценивалась мной как «комната для медитаций».

На самом деле в ней не было ни ковриков, ни бубнов. И даже идолы и истуканы хранились в совершенно противоположной части дома. Мне просто нравилась эта комната больше всех остальных, и поэтому я проводил в ней львиную долю своего времени. Чёрные стены, изумрудный пол, темно-красные шторы… А ещё я разместил в ней изящную мебель. Это был особый набор из круглого стола небесно-голубого цвета и раскладной деревянный стул с обожженной и лакированной поверхностью. Его мне подарили в одном из путешествий в Средний мир лет сто назад или около того.

– Вам что-то нужно, хозяин?

Я молчал, пока усаживался на заранее приготовленный стул. Я молчал, пока пытался спустить гнев и раздражение через обутые ступни ног поглубже в пол.

Сурен меня не торопил.