Первое поле

– Вот же, и тут живут люди! Это же надо же… Полное ощущение, что самая настоящая жизнь вот здесь! И не в городе, а вот тут, где десять домиков. А им почта.

Действительно, пока они плыли, сложилось совершенно понятное для ума понимание, что это дикий край, что, кроме деревьев да кустов, птиц и прочих марей, быть и тем более жить тут ничего не может. Посёлок, ещё меньший, чем Нелькан, удалялся, собираясь в точку. Точку на берегу реки и в точку на карте нашей необъятной Родины.

По Мае надо было добраться до устья реки Ингили, которая впадает в Маю слева по ходу; далее вверх, уже по Ингили, против течения до места, где и начнётся первое в жизни ребят и настоящее геологическое поле. И осталось до этого дня совсем немного! Неожиданно для наших геологов рано утром буксир стал приставать левым бортом к берегу у ещё одного посёлка. Оказывается, надо было забрать на баржу арендованных у совхоза лошадей. С лошадьми к ним поступил на работу каюр. Им оказался сухонький мужчина лет за сорок, Илья. Пока «Магний» приставал, на берег, похоже, высыпали все жители села. Часть посельчан была одета в незнакомые выгоревшие, совсем поношенные меховые одёжки. Как будто зима. Но большинство просто в привычных, но тоже поношенных пиджаках, рубашках, брюках и в резиновых сапогах! Мужчины и мальчишки, если рубахи навыпуск, подпоясаны ремнями. Лица смуглые, глаза еле видно. У женщин и девочек по две чёрных, ну просто смоляных косы.

Детей стайка стояла, не мешая взрослым, и с любопытством смотрела на происходящее. Буксир заякорили, для чего на берег был сброшен канат. Несколько человек под команды капитана сумели закрепить его на берегу, со второй баржи на берег сбросили широкие (пока плыли, сколотили из толстых досок) сходни с перилами по бокам. Как только сходни закрепили, из посёлка повели пять лошадок, среди которых выделялся высокий серый с пятнами жеребец. На берег их привели под уздцы конюхи, где все они и остановились, ожидая погрузки. Лошади вели себя спокойно, но, когда первую из них подвели, чтобы конюх с ней поднялся по трапу, начался концерт. Что ей не понравилось, чего забоялась, совершенно непонятно, но первая же коричневая лошадка упёрлась копытами в доски и совершенно отказывалась идти за держащим узду конюхом-проводником. Конюх отступил, поговорил с ней, даже круг сделал по берегу, но только к трапу подошли – сразу стоп. Стали совещаться и решили: раз не желают по-человечески, то затаскивать их силой. Несколько человек из местных вызвались помогать заталкивать, совсем как застрявшую в грязи машину. Минут через тридцать под спокойными взглядами других лошадей и дико косящей налитыми страхом глазами на действия людей первой лошадки она, уже успокоившаяся, прошла по палубе баржи за проводником к стойке, специально для лошадей изготовленной, где и была привязана. Буквально все геологи высыпали наблюдать погрузку и дружно сочувствовали лошадям. Когда первую лошадку затолкали, Толик буркнул:

– Ну, может, пример будет заразительным и остальные сами потянутся.

Но пример оказался никаким. Следующую лошадь под её ужасные муки, выраженные в глазах, так же почти вносили на баржу маленького роста мужчины колхоза. Каждая лошадь как могла сопротивлялась подъёму на палубу. Были слышны рассуждения, что надо было насыпать гору земли, чтобы лошади шли по ровному трапу, а не карабкались вверх.

– Да куда уж насыпать, что им, тут ночевать? – раздавалось в ответ. Но одно хорошо – что ни одна лошадка никого не лягнула. Наши рабочие недоумённо поглядывали на все эти действия, на шум и возгласы «как же поступать?». И отчего это лошади пугаются? Даже шутили, что это они баржи никогда не видели. Или геологов. Якуты, как муравьи, обступали следующую лошадку и почти на весу вносили их на металл баржи. Труднее оказалось красавца Казбека заманить. Такое имя было у этого серого, почти в яблоках, высокого, ещё выше, чем издали казался, коня. Он был явно сильнее всех лошадок и тоже ни в какую не хотел подниматься по трапу. И было совершенно странно видеть, как быстро лошади переставали нервничать, дико косить глазами, всхрапывать. Привязанные, они пофыркивали, очевидно делясь пережитым, переступали копытами, и одна из лошадок насыпала на палубу катяшек. Не с первого раза, но и Казбек оказался у коновязи, только криков было больше. Следом на палубу затащили большую копну сена, притащили пятидесятилитровую алюминиевую кастрюлю – поить лошадей, налили в неё забортной воды. Казбек первым сообразил и аккуратно, вытянув к воде губы, с минуту цедил сквозь них влагу. Управились только к обеду. И всё это время жители совхоза и стайка детей находились на берегу и смотрели во все глаза. Матвей и Толик точно так же переживали все эти события, сердечно жалея испуганных лошадей, любуясь, наблюдая за людьми на берегу, и переговаривались. Последней по сходням забежала собака, бело-рыжая лайка с хвостом кренделем, по имени – позже познакомились и подружились – Кучум. Быстро нашла Илью и села рядом. Вдоволь напереживавшись, Матвей, естественно, не мог предположить, как скоро ему предстоит настоящее с ними знакомство, с их нравом и их удивительным пофигизмом в отношении целей и задач геологоразведочной партии номер двенадцать Третьей аэрогеологический экспедиции Министерства геологии СССР!

Но загрузка свершилась, и вскоре буксир с прекрасным именем «Магний» запустил на всю катушку свой дизель, чтобы оторваться от берега. Опять же естественно, что ребята наши, молодые работяги, начинающие геологи, гордые восьмиклассники, москвичи, совершенно не знали и не думали о том, как это по таким сибирским рекам водить буксиры. Что капитан даже такого скромных размеров буксира наделён всей полнотой власти в походе над всеми: над своей командой, над всеми на баржах – ну кроме лошадей. Что он самым замечательным образом знает всё об этой и ещё множестве рек бассейна. Знает все фарватеры, все перекаты, все стремнины и прижимы. Да, у него на столе в рубке лежит книга «Лоция», но точно такая же и ещё лучше находится у него в голове, в памяти многих лет работы на реках, когда он начинал матросом, затем, отучившись, стал старшим помощником капитана и вот уже пятнадцать лет сам ходит капитаном.

Меж тем караван, настоявшись у берега, с трудом набирал ход. Всё дальше и дальше уходил берег с машущими им вслед якутами, с этой длинной сценой погрузки лошадей и с их глазами, в которых читался только ужас. Которые сейчас спокойно жуют сено и не ломают свои лошадиные головы о том, что будет завтра.

А на следующий день потянуло по реке дымом. Стали слышны фразы: «Тайга горит». А в четыре часа, повернув по руслу, справа по ходу увидели и сам огонь. Горело на берегу и как будто совсем недавно загорелось. Но дым стоял такой чёрный, и его было так много, что он заполнял всю реку. Буксир напротив пожара сбавил ход и, подрабатывая двигателем, остановился, сбросил оба якоря. Спустили с буксира катер. Катер пристал к барже, и Гаев выбрал, кому плыть на тушение, а Кучуму, который тут же хотел первым спрыгнуть, объяснил, что это не его дело, назвал, как опытных, Сыроежкина, Толстокулакова и, глядя в умоляющие глаза Матвея, кивнул ему: «Давай». Матвей обрадовался, как будто в цирк пригласили, и последним спрыгнул в катер. Им передали вёдра и топоры, и катер где-то в глубине своего скромного трюма глухо взревел двигателем и пошёл к берегу. Убавив ход, уткнулся носом в песок с подветренной стороны от пожарища. Горело метров пятьдесят леса, и огонь особо не забирал вглубь тайги, а шёл по низам вдоль берега, не поднимаясь вверх по стволам. И ветра как такового не было, но разница температур гнала пламя со ствола на ствол, хотя внизу кроме прошлогодней травы и гореть-то нечему. Оценив пожар, быстро нарубили подходящих веток и стали ими загонять огонь из лесу к реке. Было жарко, но не страшно. Огонь поддавался хлёстким ударам, где можно, его затаптывали сапогами, срубили пару голых, усохших листвянок, по которым огонь пошёл к вершинам. И как-то так получилось, что хотя и взмокнув от жары, но через час справились. Походили с вёдрами по пожарищу в поисках очажков. Три нашли и залили. После вышли на берег отдышаться и покурить, обсуждая дружную работу. Матвей обратил внимание, как огонь, как будто кто-то живой, быстро перемётывается, перелетает с тростиночки на тростиночку, с куста на куст. Без всякого труда, совсем как синицы, и у огня в этом лесу есть очень важное дело. Сев в катер и отвалив от берега, пожарная команда переглянулась от удовольствия речной прохлады, ударившей им в лица. Тушивший огонь вместе со всеми Гаев весело произнёс: