Первое поле

Этот первый такой случай Матвей запомнил надолго и, когда утром уже в Москве шёл по улице, первым встреченным обязательно говорил «здравствуйте», чем поначалу удивлял. Но люди начинали улыбаться и отвечали. А со временем и привыкли, и даже первыми приветствовали, потому как утром чаще всего одни и те же люди встречались по дороге на работу.

На пятый день колки и пиления брёвен река полностью очистилась ото льда. Все эти дни он так же стремительно, как и вода, летел, шумел, потрескивая, постепенно редея. Нёс на себе стволы вырванных им дерев с торчащими в разные стороны ветками, корнями. Шёл он красиво, совершенно не оглядываясь, выполнял какую-то только ему известную миссию весны. Иногда от реки доносились такие всплески, что можно было представить, что внизу резвились киты, а не льдины. Высокие отчаянные звуки долетали вверх в деревню, отвлекая от работы. Хотелось сбегать посмотреть, что там творится. Последние льдины реки летели как будто ещё стремительнее. Верховья рек (а это были северные территории) оттаяли значительно позже и не пускали весну в свой фарватер. От начальства услышали, что раз лёд сошёл, значит, скоро придёт буксир. И как недавно в Магдагачи звучало «борт, борт», так и в Нелькане только и слышно: «Буксир, баржи, надо готовиться». Так как брёвен убавилось, с пилки и колки сняли часть кадров на подготовку снаряжения полевых партий. И, занимаясь подготовкой, таская и складывая, держать уши на стрёме, поджидать этот буксир. Надо не надо, а поглядывали на реку. Прошло ещё несколько дней. Рабочих так же забрасывали после обеда в «ГАЗ-69», везли на работы. Лица потемнели от солнца. У старших рабочих немного отросли бороды, а с рук уже не смывалась смола деревьев. Водитель «козлика» дядя Жора шутил с сонными тетерями:

– Ну, как вам советская власть? Сильна? – Приходилось, просыпаясь, соглашаться.

А на пятый день кто-то первым увидел на реке буксир, закричал:

– Идёт, идёт, буксир идёт!

И это слово, столь заразительно зазвучавшее, заставило всех: и рабочих, и наших молодых геологов, и самих геологов (ну как дети!) – всё оставить и бежать на край берега, чтобы своими глазами увидеть буксир и баржи. А там, на реке, вдалеке из-за поворота, отсюда маленький, выходил долгожданный буксир, за которым такими же невеликими, но куда длиннее буксира шли на прицепе две тёмных баржи. Постояли, зачарованно всматриваясь в далёкий, такой маленький на просторах реки караван.

– Так что к вечеру дотопает!

– Как, неужели только к вечеру?

– А ты как хотел? Супротив течения, да баржи тащить. Хорошо, если посветлу.

– Однако в пятьдесят восьмом так же показался, а тут ветер, да такой, гляди, сильный, что только утром пришвартовались.

– Всё одно – идёт же!!! Пошли работать, – сказал один из рабочих.

Ещё постояли, докурили папироски, и кто-то уверенно сказал:

– Часа через два точно придёт.

Так и случилось.

Буксир «Магний»

Если радость на всех одна, на всех и беда одна.

Но только в конце дня! Работая, невольно поджидая, как будто и замучались ждать этой минуты, когда буксир дотянет и себя, и баржи к посёлку Нелькан. Идти против течения, да ещё в пору быстрой воды, что запоминали наши москвичи, оказалось непростым делом. Поэтому все несколько раз за день от нетерпения втыкали топоры в пни и бегали на обрыв посмотреть, как приближался караван.

– Ну что же это он никак! Словно на месте стоит! – говорил в волнении Матвей.

– Как же не приближается: в прошлый раз у той скалы топтался, а сейчас где? Не приближается! Идёт. Ещё как идёт, – убеждал друга Анатолий.

Нет, конечно, буксир шёл, двигался, но медленно, как улитка. А вот к концу смены кто-то из рабочих, так же не выдержав, вышел на кручу и, увидев, что буксир уже пришёл и швартуется, с радостным смехом закричал:

– Пришли! Прозевали, он уже швартуется!

Радостный вопль в мгновение собрал всех, кто работал на базе, на берегу. Гаев и ещё кто-то из нетерпеливых спустились вниз. Толик и Матвей стояли вверху и смотрели, как увешанный тёмными кругами покрышек, с чёрными, совсем немного поднимающимися над водой бортами, трогательно скромных размеров буксир привязывали к берегу. Даже подумалось: а как это он, такой маленький, вообще мог с таким грузом, баржами на хвосте, справиться? Из его борта, посередине, из какой-то трубки всё время, как будто каким насосом выкачивали, летела струя воды. И весь он как-то так, как будто утробно дышал, очухиваясь от перенапряжения. Ближе к корме с буксира на берег был спущен трап.

– Толь, а эти наши, ну, в вагоне, дядя Жора – тоже на буксирах работают!

За буксиром на тросах стояли две, сверху глядя, как будто просто ржавые баржи. На рубке и спасательном круге было написано его имя – «Магний». Разглядывая буксирчик, ребята обсудили скромную капитанскую рубку с полосками дворников на стёклах. Было видно, что зимой буксир, и рубку, и спасательный круг совсем недавно красили, всё сверкало. Смотрели, как матросы, но не в тельняшках и в форме, а в обычной гражданской одежде, крепили канатами этот «Магний» к чему-то на берегу. «Магний» работал двигателями, чтобы устоять на месте. Точно так же привязали и баржи к берегу. Между буксиром и баржами от силы было метра три. Поэтому и буксир соединили трапом с баржей.

– Матвей, слушай, а что, если… давай на буксир сходим, – сказал Анатолий.

– А пустят? – спросил Матвей.

– А чего не пустить. В самолёте же пустили.

Немногим позже и с барж спустили сходни. Смотреть за всем этим было очень интересно. За работой наблюдал также кто-то на буксире, в капитанской фуражке.

– Боцман, наверное, – предположил Матвей. – Видишь, какой спокойный.

Боцман молча стоял на корме, поглядывал на всё, что делали матросы.

– Странно, в кино или в книжках боцман – это «три холеры, две чумы», а тут как в рот воды набрал, – сказал Анатолий.

Но тут к боцману из рубки вышел кто-то и в фуражке, более стройный и выше ростом. Как только бросили на баржу сходни, Гаев поднялся на переднюю баржу и по трапу прошёл на буксир, поздоровался с ними.

– Наверное, этот высокий и есть капитан, – глядя, как Гаев здоровается, сказал Матвей.

Капитан был в фуражке с белым верхом, сверху смотрелся высоким, но кряжистым и носил небольшие усы. На спинах барж (одна оказалась коричневой, а не ржавой, вторая – чёрной) были видны, по четыре на каждой, огромные квадратные крышки люков. Баржи неожиданно высоко по сравнению с буксиром поднимались над водой. Не выдержав искуса, ребята слетели вниз и поднялись по сходням, на которых через примерно тридцать сантиметров были прибиты поперечные рейки, чтобы было во что упираться ногам, на баржу и только тут разглядели, что она не коричневая, а тёмно-рыжая. Металл её был как будто закален ветрами, дождями и не требовал краски. Подойдя к краю баржи посмотреть на реку, удивились, что совсем нет бортов. По периметру тянулся совсем скромный борт, дай бог в десять сантиметров.

– Странно, – сказал Матвей, – а если того. И схватиться не за что.

– А ты не того, – ответил Анатолий, – баржа большая, не шастай по краю.

Вторая, чёрная баржа оказалась новенькой, только что с завода, поэтому и блестела чёрным кузбасслаком, как паровоз. Обошли и её по периметру, чувствуя ногами через пол, как вода реки бьётся под днищем, стараясь стащить и унести эти посудины. Издалека увидели, как Гаев, попрощавшись с капитаном, пошёл вверх на берег. На самом верху обернулся, увидев ребят, махнул им рукой, чтобы они тоже поднялись. Когда Анатолий и Матвей догнали начальника, он, радостный, что всё в порядке, этой радостью и поделился:

– Вот, так что значит завтра и начнём грузиться. Капитан сказал, что в запасе есть полмесяца.

Сейчас по домам. Есть, спать, сил набираться.

И, когда пошли друг за другом (начальник первым), Матвей не удержался и спросил:

– А когда поплывём?

– Как когда? – с удивлением в голосе обернулся Константин Иванович. – Не терпится?