Страница 39 из 64
– Правда? – Он нахмурился, задумчиво глядя в окно художественной гостиной Фрейзьера. – Это может пригодиться.
– Для чего?
– Подарки на Рождество, день рождения. – Он снова повернулся к ней и указал на дверь. – Не хотите войти?
– Нет-нет. Мне нужно в другой магазин, а их мы заберем на обратном пути.
– Уайтскомб? – догадался Стюарт, когда они продолжили путь по Хай-стрит. – Вы ведь туда направляетесь?
Эди рассмеялась:
– Магазин тканей? Нет-нет, не хочу подвергать вас этому испытанию, особенно после посещения заведения мисс Мэй.
– Тогда нам обоим повезло: уж коль вы не заставляете меня созерцать пуговицы и булавки, я не буду строить планы для реванша.
– А вы строили?
– Конечно, но не ждите, что я признаюсь, какие именно. Оставлю их про запас, на случай если вы решите затащить меня на собрание комитета вашего благотворительного общества.
– Я никогда не решилась бы на это. – Она состроила гримасу, вспоминая визиты, которые сделала днем раньше: дамы буквально взахлеб выражали свои восторги по поводу его возвращения из Африки. – Вас на нашем собрании женщины разорвут на кусочки.
– А, так вы ревнуете?
– Не обольщайтесь: в нашем комитете я единственная моложе шестидесяти.
– Ну а все-таки. – Он окинул ее лукавым взглядом. – Если бы все дамы были молоды и красивы?
Приступ ревности оказался столь сильным и неожиданным, что она едва не споткнулась, и затмил все ее попытки изобразить интерес к магазину кондитерских изделий Хавеллхема, где она остановилась, повернувшись к витрине. Чтобы спрятать покрасневшее лицо, выдававшее все ее мысли, Эди прижала к нему ладони.
Не тут-то было: Стюарт наклонился, просунув голову под поля ее шляпы, и прошептал:
– Не хотите говорить об этом?
– Ах, оставьте… – быстро ответила Эди, стараясь вложить в свой тон как можно больше безразличия. – Как я уже говорила, еще до свадьбы… – Запнувшись, она сделала паузу, сглотнула и продолжила: – Вы можете спать с кем захотите, мне все равно.
– Эди, – мягко проговорил Стюарт, – оставьте мне хоть каплю надежды. – Он коснулся губами ее уха прямо посреди Хай-стрит. – Одну лишь каплю. Признайтесь, что мысль о другой женщине вызывает у вас ревность.
Она покраснела и, едва не прижимаясь щекой к холодному стеклу, прошептала, сдаваясь:
– Может быть… совсем чуть-чуть.
Он рассмеялся: это был низкий мелодичный смех у самого уха – и удовлетворенно отодвинулся.
– Вы что-то хотите купить у Хавеллхема?
– Гм… не знаю, – солгала она, постаравшись сосредоточиться на пирожных, выставленных на витрине, а не на том, что он стоит в шаге от нее и она все еще ощущает его дыхание на своем виске. – Я думаю.
– Как сладко, правда?
Это прозвучало ужасно порочно.
– Да, пожалуй, не повредит немного сладкого, – сказала она и выпрямилась. – Я думаю, стоит к ним заглянуть: здесь есть шоколад, а Джоанна его обожает.
– Тогда я оставлю вас на несколько минут: мне нужно зайти на почту. Это недолго.
– Вы хотите отправить телеграмму?
– Несколько. – Он не стал объяснять, а лишь жестом указал на другую сторону улицы. – Вы позволите?
– Конечно.
Слава богу, он ушел: ей нужно было время, чтобы прийти в себя, – а когда вернулся, щеки приняли свой естественный цвет, уверенность вернулась.
– А где же шоколад? – удивился Стюарт.
– Я попросила их доставить покупку домой. – Она повернулась и пошла по Хай-стрит.
– Итак, куда мы направляемся дальше? – подстраиваясь под ее шаг, поинтересовался Стюарт. – Или вы предпочитаете держать меня в неведении?
– Мы уже пришли. – Эди указала на ярко-синюю дверь. – Мне нужно зайти сюда, в антикварный магазин мистера Белла.
– Антиквариат, о боже! – Стюарт издал пренебрежительный звук, открывая дверь. – Вы не найдете здесь ничего старше времен Георга Второго.
Эди расхохоталась в ответ на его замечание, и он, в недоумении остановившись возле двери, поинтересовался:
– Что смешного?
– Стюарт, любой предмет времен правления Георга Второго старше, чем моя страна.
– Справедливо. – Он улыбнулся и открыл перед ней дверь. – Вполне справедливо.
В магазине Эди сразу направилась к прилавку с драгоценностями, подобрать брошь или булавку для своей шляпки, но едва потянулась к одной из стеклянных коробок, как Стюарт окликнул ее от другого прилавка:
– Эди, взгляните на это.
Она посмотрела в его сторону, но ничего не увидела за лакированным восточным комодом, поэтому пришлось подойти ближе. То, что привлекло его внимание, оказалось большой музыкальной шкатулкой орехового дерева, с медными ручками и перламутровой инкрустацией на крышке. Да, вещь была действительно великолепна.
Мистер Белл, опытным взглядом определив потенциальных покупателей, поспешил к ним.
– Это пейллардовская музыкальная шкатулка, ваша светлость. Швейцарский механизм, разумеется, с двадцатью органными тонами и тремя валиками…
– Учитывая технический уровень, это, должно быть, современное изделие.
– О да, она почти новая: принадлежала миссис Маллинз. Она выписала ее из Цюриха только в прошлом году, но вскоре скончалась. Ее дочь живет за границей, вот и попросила своего адвоката продать шкатулку.
– Миссис Маллинз умерла? – Стюарт поднял глаза. – Мне жаль…
– Да, но ведь ей было девяносто…
– Ах да, конечно. – Он провел рукой по крышке. – Можно?
– Прошу вас.
Стюарт поднял крышку, и мистер Белл указал на маленькую рукоятку сбоку.
– Один поворот – и зазвучит музыка. Позвольте продемонстрировать.
Когда по комнате поплыла мелодия вальса, Эди увидела, как губы Стюарта расплылись в улыбке и он мечтательно проговорил:
– Штраус. Готов поспорить, это «Венская кровь». Я предпочитаю «Весенние голоса».
Он посмотрел на нее, и мысли Эди вернулись туда, в зал Хандфорд-Хауса: эти красивые серые глаза так же смотрели на нее, маленький оркестр исполнял «Весенние голоса» и ее влекло к нему как магнитом.
Мистер Белл, деликатно кашлянув, открыл ящик стола под шкатулкой:
– Если желаете «Весенние голоса», это здесь.
Стюарт вместо ответа жестом попросил мистера Белла удалиться и посмотрел Эди в глаза.
– Я так хорошо помню тот вечер…
– Я тоже. – Она чуть-чуть покраснела, но взгляд не отвела и улыбнулась. – У вас тогда галстук развязался…
Его обрадовало, что и она помнит.
– Правда? Хотя чему удивляться: думаю, я шокировал всех своим необычным для бала видом. Знаете, когда я заметил вас среди многочисленной толпы гостей, то сразу захотел пригласить на танец, но поскольку мы не были представлены друг другу, не решился, да и, честно говоря, не видел смысла в этом знакомстве, так как намеревался уехать через несколько дней. Господи, как бы я хотел обнять вас и закружить в вальсе, и к черту все условности! – Он опустил глаза на свою трость. – Как жаль, что тогда я не мог знать, что никогда больше не буду танцевать с вами.
Сердце Эди пустилось вскачь, будто его боль передалась ей. Глядя на его склоненную голову, она сказала:
– Ценю ваши сентиментальные чувства, но эти сожаления напрасны: я не люблю танцевать.
– Почему? – удивился Стюарт. – Глупости, все девушки обожают танцы.
– А я нет, потому что слишком высокая и это ставит партнеров в неловкое положение. А кроме того, – добавила она с виноватой гримасой, – я не люблю подчиняться…
Он рассмеялся, и, к ее радости, смех уничтожил меланхолию.
– Что ж, готов поверить.
– Когда бы я ни танцевала, результат был всегда плачевный: помятые туфли, сбитые лодыжки, уязвленная гордость партнера…
– Если так, то и поделом им. Настоящий мужчина никогда не позволит, чтобы партнерша вела… – Он помолчал, опустив густые ресницы. – Я имею в виду танцы, разумеется.
Он поднял на нее глаза, и она почувствовала, как тепло его взгляда проникает в каждую клеточку ее тела, а когда их взгляды встретились, и вовсе почувствовала, что еще немного и растает прямо у него на глазах.