Страница 3 из 20
– А ведь это мысль, – воодушевлённо сказала я.
Пока она хлопотала на кухне за пирогом, я не сводила глаз со своей любимой бабушки. Годы взяли своё, волосы её уже немного окрасила седина, но так вышло, что она никогда не стеснялась этого и не желала исправить их красящими средствами. Морщинки глубже впитались в её кожу вокруг глаз, но это ничуть её не портило, потому как сердце её такое же доброе и заботливое, как и раньше. В этом она неизменна. Маргарет Митчелл заменила мне моих родителей, когда я ещё толком не умела разговаривать, но уже тогда я понимала, что мне с ней очень повезло. Мы никогда не жили богато, бабушка гордо называла наше финансовое состояние «достаточным для того, чтобы не сдохнуть с голоду», на самом же деле все было не так уж и плохо. Я бы даже сказала, в этом плане у нас был полный порядок, для меня, по крайней мере, уж точно, потому как бабушка обеспечивала меня всем необходимым и я никогда и ни в чем не нуждалась. Моя бабушка даже в самый паршивый день одаривала меня своей нескончаемой заботой и любовью, и если вдруг у меня было скверное настроение, она моментально это замечала и прилагала все усилия, чтобы исправить это, будто у меня стоял датчик на перемену моего настроения. Стоило мне начать перелистывать альбом с фотографиями моих родителей, как бабушка молниеносно готовилась к плану «не дадим Хлое унывать» и как по волшебству на кухне появлялись заготовки теста, пеклись блинчики, косовое печенье или мой любимый пирог с яблоками и корицей. Сладкое я всегда любила, да что греха таить, я и сейчас его люблю, об этом вам могут рассказать мои щёчки, потому как, видимо, на них все калории и откладываются. Слава богу, сладкое, съеденное за всю мою жизнь, пока никак не повлияло на мою стройную фигуру. Бабушка говорит, что я должна благодарить генетику и хороший обмен веществ, ничто не может испортить мою фигуру, поэтому аппетит у меня зверский. К слову о внешности. Дефицитом внимания я никогда не страдала, но по мне, так обычная заурядная внешность: прямые волосы до середины спины цвета золотистой пшеницы, зелёные глаза с густыми темными ресницами и ярко выраженными тёмными бровями над ними, немного вздёрнутый носик, усыпанный небольшим количеством веснушек, гладкая загорелая кожа, благодаря нашему палящему солнцу, и длинные стройные ноги. Лили возносит мою внешность на пьедестал, когда сама выглядит как сошедшая с глянцевого журнала модель, ей для этого даже не нужно малевать лицо тонной краски. Лили… мысли, остановитесь.
– Бабушка, обрадуешь меня?
– Всё почти готово, девочка, можешь собираться.
– Мне не нужно собираться, чтобы перейти улицу к своим друзьям.
Кажется, мой ответ прозвучал немного грубо, но бабушка сделала вид, будто ничего не заметила.
– Хорошо, тогда можешь идти. Помоги мне открыть дверь.
Будто набрав в рот воды, хлопая своими выпученными глазами от внезапно нахлынувших на меня переживаний, я уставилась на бабушку, стоящую в дверях, заставляя себя передвинуть ноги по направлению к выходу. Внутри будто всё затряслось от неизвестного мне страха, я боялась не застать их дома и тревожилась мыслями об их состоянии. А что если они больше не захотят со мной общаться, как прежде? О нет, лучше не стоит об этом думать. Нужно сейчас же брать ноги в руки и постараться поставить точку на этом долгом состоянии неизвестности. И я поплелась, быстро перебирая ногами, вслед за своей бабушкой. Как только мы перешли улицу, я заметила приглушённый свет от телевизора из окна в гостиной. Что ж, значит, кому-то в этом доме ещё был интересен телик. Бабушка нажала на звонок и, прислушиваясь, приставила ухо к деревянной двери.
– Ну, что там, ба?
– Кажется, я слышу шаги, нам сейчас откроют.
Дверь отворилась, и с разинутым ртом я уставилась на него. Казалось, я потеряла дар речи. В проходе стоял Ной, но я не верила своим глазам, всё потому, что в его внешности многое изменилось. Теперь его шоколадного цвета густые волосы слегка отросли и торчали в разные стороны, а яркие синие глаза были холоднее зимнего морозного утра. Тело его стало более рельефным, кубики его пресса будто передавали мне привет, да и массы в нём немного прибавилось. Не скажу прям, что помнила наизусть его тело, но оно определённо изменилось за каких-то несколько месяцев. Что может произойти за такой короткий промежуток времени? Глупая, да всё что угодно. Из одежды на нём были лишь серые тренировочные штаны, поэтому в глаза сразу же бросились его татуировки на груди и запястьях, которых не было ещё совсем недавно. Так, Хлоя, приказываю тебе заканчивать пялиться на него, подобрать слюни с пола и постараться хотя бы поздороваться. Посмотрев на бабушку, которая, по всей вероятности, также пребывала в легком недоумении, я с явной робостью в голосе сказала:
– Ной, как хорошо, что ты дома!
– Где же мне ещё быть? – с лёгкой улыбкой на лице ответил он, но глаза при этом оставались холодными, словно льдинки.
– Хм, не знаю, мы с бабушкой давно вас не видели, вот решили зайти проверить вас, – непроизвольно постукивая ногой, сказала я.
– Ах, ну да, конечно! Входите! Что это я? – немного покраснев, Ной всё же распахнул перед нами дверь и любезно впустил в дом.
Немного отойдя от потрясений, связанных с изменениями во внешности Ноя, я начала оглядываться по сторонам в попытках найти доказательства того, что они действительно были еще не готовы общаться со мной. И знаете, я их не нашла. В доме было чисто, как в операционной после дезинфекции, с кухни доносился запах запеченного картофеля с чесноком и рыбы, а где-то совсем в глубине дома я чётко различала смех Лили. Вот и приехали. Значит, их жизнь наладилась, они оправились от утраты родителей и теперь без меня качаются на долбаных тренажёрах, рисуют себе татухи и ржут при просмотре тупого сериала? А как же наша дружба? Глаза предательски защипало, и, чтобы не расплакаться в конец, мне пришлось до крови закусить себе щёку. Нет, я не буду плакать. Только не сегодня. Хотя, может, и сегодня, но только тогда, когда выберусь отсюда. Честно говоря, мне уже становилось совсем неуютно находиться в этом доме, что я начала нервно коситься на дверь. Бабушка, вероятно, быстро смекнула, в чём дело.
– Ной, Лили, ставьте чайник, я принесла всеми любимый пирог.
– Лили, спускайся! К нам пришли, – с радостной улыбкой крикнул Ной.
Ной любезно предложил расположиться нам на большом кожаном диване, а сам убежал на кухню ставить чайник.
– Ба, ты тоже это видела? – тихо спросила я, не шевеля губами, уставившись в стену, за которой находился Ной.
– Видела, и немного не в себе, – в моей же манере ответила она.
– Он изменился, – слёзы все-таки скатились по моим щекам. – Я боюсь, что потеряла их обоих.
– Не торопись с выводами, дорогая.
Ной зашёл в гостиную с чайником в руках, он уже успел нацепить на себя футболку. Вслед за ним в комнату вошла Лили, и она, звонко выкрикнув моё имя, повисла у меня на шее. Растворившись в её объятиях, я вытерла свои жгучие слёзы рукавами и наконец поняла, что не всё еще потеряно. Я начала смеяться сквозь слезы или плакать сквозь смех, я уже не могла разобрать. Да и какая разница, ведь я была так счастлива, что моя лучшая подруга снова со мной рядом, и я позволила своим эмоциям хлынуть через край. Когда мы отлипли друг от друга, я отыскала глазами Ноя, и, слава тебе, боженька, я заметила ту же самую искреннюю улыбку, что и раньше. Он, немного покраснев, но так же широко улыбаясь, смело подошел ко мне, обвил руки вокруг моей талии и, приподняв выше своей головы, сказал:
– Хло, как же я по тебе скучал! Если бы ты только знала, как мне тебя до безумия не хватало, – затем он посмотрел на сестру и, прочистив горло, поправился: – Нам! Нам безумно тебя не хватало.
Немного опешив от такой неожиданной нежности, я кое-как выговорила слова, застрявшие в горле комом:
– Ребята, как же я вас люблю, где вы пропадали всё это время?
Я глянула на бабушку, та уже, похоже, выплакала от радости воссоединения все слёзы, счастливая улыбка не сходила с её прекрасного лица. Она посмотрела на выделяющиеся на запястьях татуировки Ноя и затем спросила: