Орда I

– А зачем надобно чтоб пальцы сморщились да зубы стучать начали? – зашипела рыжая, разглядывая свои руки от оружия мозолистые.

– Наставница говаривала, что когда пальцы сморщиваются, то тело переходит в какое-то первородное состояние. Сказку сказывала, мол когда-то много-много лет назад все люди были водными. Не то будто рыбы, не то упыри болотные. И для того, чтоб ходить по дну скользкому да держать в руках осклизлые камни с дубинами у них кожа на пальцах буграми шла. Якобы им так было сподручней. Только я в эти сказки отродясь не верила. Как это люди могли всю жизнь в воде прожить. Хотя, судя по тому, что нас здесь в воде заперли это мы на себе и проверим теперь.

– Так я не поняла что-то рассказчица ты убогая, – не унималась Райс да раздражаясь на белобрысую, – зачем надо тело вводить в это, как ты говоришь первородное состояние?

– Наставница сказывала, что в том состоянии колдовство прилипает лучше обычного.

– Так нас что тут колдовать учить станут?

– Да не знаю я, – раздражённо прошипела Апити, – что прилипла как банный лист к заднице? Где ты видишь здесь наставницу? Кто учить то будет да каким образом? – с этими словами она обвела поверхность воды рукой, как бы показывая тупой царской дочери, что никакие наставницы по воде не плавают, – я ж сказала тебе, что о таком не слышала. Может просто промаринуют время какое-то да выпустят, а может ещё что удумают. Подождём—увидим. Куда нам отсюда рыпаться?

– Ой, сомневаюсь я, что мы легко отделаемся. Я так думаю, каждый новый круг должен быть круглее предыдущего.

– Ты мыслишь, нас тут долго продержат? Небось, пока хвосты рыбьи не вырастут?

– Тьфу ты пропасть тупоголовая. Да откуда ж мне знать-то про дела ваши ведьменные. Это ты у нас тут ведунья великая, вот и предскажи нам чего ждать—ожидать. Да не ври хоть сама себе. Боком вылезет.

На том шептание закончили и принялись ждать неминуемого.

Просидели так до вечера без какого-либо изменения. Райс рубаху сняла, оголившись полностью. Под голову положила, соорудив подушки подобие. Вертелась сбоку на бок да с живота на спину. Поныряла в тёплой воде, поплавала. Встав на дно, убедилась, что вода доходит до подбородка самого. Отметила про себя что всё, как нарочно, предусмотрено именно для их длительного сидения. Залезла обратно в нишу, расслабилась, а когда нежданно-негаданно увидала плывущее из-за спины корыто деревянное, то аж вздрогнула с визгом перепуганным. Апити от визга её так резко дёрнулась, что чуть бревно на потолке затылком не вышибла.

В корыте еда оказалась да питьё горячее.

– Ух ты, – нарочито весело вскрикнула рыжая, тем не менее с опаской стены оглядывая той стороны конуры откуда корыто выплыло, но никаких щелей там не обнаружив продолжила, – по крайней мере хоть кормить будут и то хорошо.

– А гадить куда будем опосля этого? – задалась вопросом ведунья белобрысая, ушибленную голову двумя руками почёсывая.

– Понятия не имею. А ты видишь где-то лохань отхожую?

– Опять в говне плавать, – обречённо подытожила Апити, отламывая крыло птицы жареной на ужин поданный.

– Не знаю – не ведаю, – продолжила озираться Райс, насторожено, – может опосля кормёжки и лохань всплывёт.

– Вряд ли, – осекла её подруга, продолжая уплетать за обе щёки еду приплывшую, – но поживём – увидим. Чай, не вечер ещё.

– Ну что за жизнь у царской дочери? – с драматичной наигранностью проговорила рыжая, ножку птицы отламывая да в рот заталкивая, – а давай, как поедим, в корыто им навалим доверху.

Девки рассмеялись в звонкий голос, потешаясь над задуманной шалостью, но это было их последнее веселие беззаботное…

Опосля того как они поужинали да развалились по своим лежакам тихо переговариваясь, а в щелях потолка бревенчатого свет померк будто солнце за облачко спряталось, под водой показалось сияние непонятное. Райс пригляделась да сквозь рябь воды увидела, как через стену, что напротив была и куда девы лежали лицами, голубой шар просачивается, размером примерно с голову.

Вода изнутри засветилась красочно переливаясь блёстками да преломляясь рябью поверхности. Она лишь успела отметить про себя, что это сильно напоминает шаровую молнию, как шар вспыхнул голубым пламенем, блеснул грозовыми молниями и по всему телу боль хлестнула, до сей поры невиданная. Да такая нестерпимая, что аж искры из глаз и глаза на лоб. Затрясло трясучкой до судорог да сковало так, что даже пискнуть была не в состоянии. Да какой там пискнуть, как дышать позабыла к едреней матери.

Кутырка не помнила сколько времени продолжалось это издевательство только когда начала приходить в себя, то осознала несчастная, что до этого в глазах темно было и они как бы постепенно проясняются. Сумрак ночи в глазах светлел, постепенно обрисовывая контуры. Райс в перепуге жутком заметалась в своём пристанище, оглядывалась в разные стороны. Шара нигде видно не было. И корыто что до этого плавало, не прогладывалось.

– Что это было такое? – завопила она что было мочи, ни пойми у кого спрашивая. Но ей никто с ответом не сподобился.

– Апити! – вновь заорала рыжая, кидаясь к нише со-страдалицы.

Подруга была без сознания, кулём пустым плавая с глазами закрытыми. Райс даже изначально подумала, что ведунья белобрысая умерла совсем, бросив её дочь царскую на погибель одинокую. Но начав трясти, да нахлестав по щекам от души да ярости переполняющей, подруга очухалась, и глотая воздух словно рыба на берег брошенная, принялась беззвучно о стену биться да потолок руками–ногами мутузить, отбиваясь от врага невидимого. Райс еле её успокоила.

Когда уж совсем стемнело в их водяной норе пыточной обе горемыки в обнимку лежали да тихо плакали, не уразумев, как ни пытались, что произошло с ними да что это было такое непонятное.

Провалялись в обнимку всю ночь, так и не сомкнув глаз зарёванных. Утром подали завтрак всё в том же корыте таинственном только добела выскобленном. Есть не хотелось вовсе как отрезало. Райс лишь попила чего-то безвкусного, а подруга даже к питью не притронулась.

– Слушай, – шепнула Райс задумчиво, – а куда корыто делось вечером?

– Да леший [23] его знает, – отвечала подруга вполголоса, – когда эта хрень просочилось, корыто ещё плавало.

– А почему не шёпотом? – насторожилась Райс, переходя тоже на шёпот да по сторонам зыркая.

– Та дрянь появилась в аккурат опосля того, как мы поели давеча.

– Ты думаешь…

Они замолчали и синхронно скосили глаза вглубь водную как раз в то место, откуда вечером выползала шаровая молния, как это определила Райс своим повелением. Томительное напряжение длилось долго почитай нескончаемо.

– А может больше не будет? – с ноткой надежды зашептала рыжая, больше вкладывая в слова мольбу, чем предположение.

– А что будет? – тут же подвергла сомнению надежды царские, подруга белобрысая.

Райс ничего не ответила этой безнадёге «упаднической», а та и не ждала ответа, понимая видимо, что ответ им не ведом в одинаковой степени.

Яркий шар голубоватого свечения выползал из стены медленно. Будто издевался над кутырками психованными. Пока он выполз наружу полностью, девки успели до синяков на ногах на брыкаться, до осипших глоток навизжаться. Райс даже в лихорадке метаний неосознанных свою мокрую рубаху скомкала да швырнула в эту сволочь светящуюся, вот только толку от этого никакого не было.

Шар сверкнул внутри грозовыми разрядами и по всей спине девичьей будто оголённый нерв вдоль хребта кто хватил крапивой жгучею, заставляя её дугой выгнуться. Эта «боль зубная» в позвоночнике ни так долго девку мучила. Как удар плетью резанула со всей дури колдовской немереной, а затем отпускала медленно, как бы остывая со временем.

Не успела ярица осознать это явление, как второй удар нервной плетью хлестнул через ягодицу правую в ногу на всю длину до самых пальчиков. Райс попыталась расслабить мышцы, хватаясь руками за ляжку ошпаренную, где внутри бежала молния, прошивая болью пронимая до косточек. Она уже не кричала как давеча, а стиснув зубы рычала зверем раненым, приходя из состояния страха в ярость необузданную.