Страница 12 из 16
Перед бенефисом она его спросила: вы волнуетесь? Он ответил: “нет”, предстал перед собравшимися (в двадцатиградусный мороз она таки наполнила аудиторию!) и выступил с речью, которую ему ни в коем случае не рекомендовалось оглашать. Подыскивая единственное нужное слово, Стас делал большие паузы, листал свою электронную книжечку, публика, молча, ждала, только буравила взглядами устроительницу… И пока тень луны перебралась из Уганды в Кению, ну просто всю пробуравили… Хотя там сидели сплошь свои люди, в том числе достойнейший Евгений Августович Мелдрис, готовый поддержать взбалмошную дочь в любой, самой невероятной авантюре, Иркина тетя, Вавилов и другие друзья и близкие родственники.
– Мы терпеливо ждали: вот-вот он уже что-то соберется и расскажет, – она оповещала меня на другой день. – Вот-вот, вот-вот-вот… Но нет. Полтора часа длилось это мучение. Наконец, докладчик спросил: будут ли вопросы? Вопросов не последовало. Он сказал: тогда я вам расскажу о природе ума…
В общем, когда было предложено записаться в группу, кроме самой Иры записался один-единственный человек, да и тот при ближайшем рассмотрении оказался “от Олега”.
Остальные потянулись к выходу. Неожиданная подруга Станислава сняла выступление на видео: “Вот, – говорит, – посмотрите, какие были ошибки и недочеты…”
– К счастью, Макаренков пригласил меня на современный балет, – сказала Ира. – И я убежала. Успела. Немного развеялась. Но сегодня – уже в десять утра! – позвонил твой друг и спросил: что мы будем дальше делать? Знаешь, если бы такое случилось со мной, я бы влезла под кровать и недели две просидела за плинтусом, а он – ничего подобного! Ну, ладно, – вздохнула она, – в конце концов, надо же человеку дать шанс. Мы-то с тобой видим, что у него в глазах бездна, только он не оратор.
– А я тебе говорила, что он человек дела, а не мастер слова! – заметила я.
– Это не его неудача, а слушателей, – вмешался вдруг в разговор Лёня. – Просто люди пока еще не готовы иметь дело с настоящим просветленным.
На что Ира ответила бодро:
– А мы и не собираемся опускать руки! Со временем снова что-нибудь организуем, только уже более целенаправленное, – предварительно послушав, что Станислав собирается сообщить публике…
Как чайка Джонатан, она пыталась пролетать сквозь скалы. Иногда ей это удавалось. Однажды я купила два билета на медитацию монахов из тибетского монастыря Гьюмед, поющих в стиле гюке, в точности воспроизводя гул сорвавшейся снежной лавины… Нет, вру, на этот раз монахи были из монастыря Гьюто, поющие в стиле дзоке, который сравнивают с ревом могучих яков.
Ира сказала, что очень хочет, но не может, и я пригласила свою ученицу, Юлю Говорову, которая, покинув столицу, обосновалась в Пушкинских Горах и там устроилась работать в частном зоопарке-лечебнице, спасать зверей, попавших в переплет, шлет мне оттуда удивительные письма, из крошечного осиротевшего волчонка вырастила королевскую волчицу, та ее “приняла в стаю”, история их дружбы сильно волновала Ирку, неравнодушную к дикой природе.
Предстояла медитация на преодоление препятствий, что для Иры имело особую притягательность, учитывая ее самочувствие и другие жизненные факторы. Но нет так нет. 24 февраля 2014 года мы пришли с Юлькой в театр на Сретенке, публика стихла, того гляди на сцене появятся буддийские монахи, запоют яки, зазвенят колокольцы, мы на первом ряду, считай в их священных рядах, волнительный момент.
Вдруг с галерки кто-то произнес театральным шепотом:
– МАРИНА МОСКВИНА!
Я подняла голову, ища знакомое лицо, и, не найдя, всё еще приветливо посматривала вверх, привыкшая общаться с незнакомыми людьми. В самом деле, совершенно незнакомый человек, опасно свесившись через бортик, прошептал, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно:
– Вас ждет Ирина на входе.
Я выбежала в фойе и увидела ее в предбаннике.
В кассе билеты проданы, у моих с Юлькой – оторван контроль.
На глазах непоколебимой контролерши я протянула ей свой билет. Ирка предъявила его и прошла. Я так и не поняла, с какой стати ее пропустили по моему использованному билету.
В любимой позе, скрестив ноги, с прямой спиной она сидела на подушке, и снова передо мной был ее трогательный детский затылок, а уж за ней рычали яки, гудели раковины и чаши, били барабаны.
Вот так всегда у нее – не думала не хотела, а вдруг сорвалась, полетела, преодолела препятствия… То ли дело я – целый день готовилась, накручивала бигуди…
Серёжа, изумившись бигудям, спросил:
– Ты что, хочешь поразить тибетских монахов???
Легкое дыхание, способность “вальсировать” до последнего – одно из главных свойств ее жизни. Уверена: возьмись каждый из нас, любимых ее друзей, рассказать о том, “какой – он ее хорошо знал”, всего лишь верхушка айсберга покажется из океана (если этот горячий гейзер вообще можно сопоставить с айсбергом!).
Что я знала о ней, если только догадывалась о ее сумасшедшей любви к родителям:
“…Уже поздно. Пора заканчивать письмо. Я вообще люблю писать письма поздно вечером или ночью – тогда настрой другой, он передается на бумагу. А с бумаги вам. Не живое, конечно, общение, но в чем-то даже более близкое, потому что с глазу на глаз говорится всё время о чем-то будничном и не самом главном. А самое главное, что я вас ужасно, почти болезненно люблю, очень виню себя за то, что не могу быть с вами рядом, хотя знаю, что это для вас самое главное в жизни. Оттого мучаюсь и все время молюсь за вас. Только будьте здоровы и живите долго. А пока мы есть друг у друга, нам никакие мысли не страшны.
Целую крепко-крепко. Буду искать вас во сне”.
Когда и слыхом не слыхивала ее виртуозный английский: если б дело дошло до писательства, ей пришлось бы решать – на каком языке писать.
Не читала странных ее, провидческих стихов.
Не видела – мчащейся по отвесной стене на горных лыжах.
…И танцующей танго…
Ни сном, ни духом не подозревала, что она – профессиональный пловец, серьезный спортсмен с соответствующим характером.
Зато про ее уникальную способность к иностранным языкам и русалочью повадку хорошо знали Александр и Николь Гратовские, основатели посольства дельфинов и китов на Земле, создатели всемирного фестиваля дельфинства на острове Тенерифе в порту Лос-Гигантес, не зря они доверили Ире налаживать контакты всемирного человечества с народами океанов.
Казалось, она мимоходом стирает любые границы – между странами и континентами, островами и материком, океаном и сушей, иллюзией и реальностью, а вот теперь еще – и между Землей и Небом.
Кому она посвятила этот стих – обитателям морей или суши? Или тому невыразимому, что соединяет и тех и других?
Я же видела в ней острое, соколиное или сорочье, внимание к деталям, которые всё время оказываются важнее обстоятельств, восходящую интонацию повествования, клавиатуру периодических обломов и восторга, по которой ее рассказ при всякой нашей встрече (включая предпоследнюю, майскую, на празднике открытия Лёней Тишковым бронзового монумента Водолаза в Парке Горького, куда она пришагала сама – как раньше!) – взбегал до верхнего “до”, до счастливого разрешения, до надежды на исцеление и чудо.
Я говорила:
– Тебе надо писать прозу. То Стенли Бингу, то Босоногому доку, то нашему “Толлику”… ты даришь свой неповторимый слог[1]. И в этом – мимика и жест, трюк и фраза, не говоря об интонации…
1
Среди книг, переведенных Ириной Мелдрис: Стенли Бинг “Как забросить слона в небеса”, Стивен Рассел “Жизнь: зарядное устройство”, Экхарт Толле “Сила настоящего”. – Примеч. автора.