Страница 4 из 12
Спитой чай глазам не понравился. Конкретно не понравился… А может, это альбуцид вступил в реакцию с частичками гуталина, еще оставшимися где-то в ресницах? Не знаю. Но на следующий день все стало уже совсем не смешно. Веки раздулись так, что глаза не открывались, а ресницы слиплись от гноя. И подскочила температура.
Моя уже окончательно измученная мама включила сирену еще раз… Опять прилетели родственники, связи у которых были не только в милиции, но и в системе здравоохранения. Меня запихнули в «Жигули» и повезли в Москву, к светилу офтальмологии. Там, под строгим взглядом врача, мне пришлось признаться в несанкционированном родителями использовании туши-гуталина. Врач промолчала. Так же раздраженно промолчала про альбуцид и чай, который порекомендовала участковый педиатр. Нам выдали обширный список таблеток и капель и отпустили лечиться. Как только добрались до дома, первое, что я сделала, – это достала из потаенного места крем «Балет» и тушь и торжественно спустила их в мусоропровод. После этого так же торжественно успокоились и мои гормоны. Они поняли, что ни один мальчик в мире не достоин таких страданий организма.
Просидела тогда на бюллетене недели две. С белками глаз, как у вампира. Тушь-плювалка и отсутствие окулиста в районной поликлинике не прошли в жизни бесследно. Конъюнктивит перешел в хроническую форму. С тех пор каждый год, в конце февраля – начале марта мои веки опухают, сосудики лопаются, и я как минимум на неделю оказываюсь заперта дома. С каплями, примочками и таблетками. Ну и вторая память о том случае – это аллергия на всю отечественную косметику и гуталин. Почесуха начинается даже при приближении к прилавкам магазинов типа «Весна» с их продавщицами в халатиках и широким ассортиментом тональных кремов цвета «Персик».
Н-да. Перечитала сама. Страшновато получилось. Но, надеюсь, поучительно. Поэтому пришла мне в голову идея: в конце каждой истории писать мораль.
Мораль от автора. Специально для тех, кто не понял намеки в самом тексте
Дорогие мамы и папы девочек! Если ваше дитя уже вышло из возраста карапуза, декламирующего с табуретки стихи гостям, если дочь начала интересоваться мальчиками в классе и передачами про красоту по ТВ… Пора принимать меры! Поверьте, рассказы про Катю из 4 «Б», которая пришла в школу с накрашенными желтым лаком ногтями – это не просто информационный шум от вашего ребенка! Это намеки на то, что она хочет тоже. И лучшее, что вы можете сделать, – это полностью поддержать и выдать ей денег на качественную косметику. Вернее, не так. Сходить с дочкой в магазин и проконтролировать выбор. И оплатить на кассе, разумеется.
Ах да. Всякие детские серии декоративной косметики типа «Золушка» и «Моя маленькая пони» у девочек школьного возраста авторитетом не пользуются, поверьте. Будьте готовы купить ей настоящую, «взрослую». В противном случае ребенок все равно найдет, где и как косметику достать, просто вы уже не сможете повлиять на процесс. И неизвестно чем в первый раз в подъезде она накрасится, и сколько потом будет стоить лечение последствий.
«Мокрая химия»
Следующую попытку капитального улучшайзинга внешности я предприняла только года через три. После переезда и перехода в другую школу.
Да. Родителям дали новую квартиру. Очередь на улучшение жилищных условий, в которую они встали при рождении моего младшего брата, наконец-то подошла. Всего через десять лет. Нет, очередь подходила и раньше, но до смотрового ордера (а иногда и после), постоянно что-то срывалось, и нас откидывали обратно. Проблема была еще и в том, что мой папа – очень деликатный и воспитанный человек и, несмотря на достаточно высокую должность и серьезное место работы, не мог пойти и стукнуть кулаком по столу. Мама-то как раз периодически подзуживала его это сделать. В смысле – пойти в горисполком и стукнуть кулаком. По столу или по физии того, кто снова отдал наш ордер другим. Когда папе надоедало слушать мамин зудеж, и он понимал, что не отвертеться никак – брал отгул, надевал импортный костюм и галстук, клал во внутренний карман красную книжечку-удостоверение и шел на прием в жилищную комиссию. Там его встречали со всем почтением. Усаживали на мягкий стул, при виде книжечки предлагали пересесть в кресло и наливали коньяк. Дальше шел дружеский разговор, как тяжело живется горисполкому. Опять пришлось отдать квартиры бедным сиротам, которым по выходе из детского дома полагается внеочередное жилье. Под «Арарат» пять звездочек обсуждалась международная обстановка, потом беседа переходила на вопрос кукушек-матерей, которые бросают своих отпрысков на шею государства, а горисполком должен все это расхлебывать, отказывая в законном праве на жилье таким уважаемым людям, как мой отец, который стоит на страже безопасности страны на международной арене. Папа понимающе улыбался, вздыхал и жал на прощанье руку. В коридоре уже нетерпеливо ждали своей очереди возрастные сироты с золотыми зубами, могучими усами и в трескающихся на пузах рубашках из дефицитного нейлона.
Но вот наконец то ли сироты закончились, то ли просто звезды сошлись, и мы переезжали из двушки в трешку в новостройке. Тоже в панельной многоэтажке, но не в простой, а по чешскому проекту. С улучшенной планировкой: двумя лоджиями, большой кухней и даже подсобной кладовочкой, куда можно складировать весь с трудом нажитый, но временно ненужный хлам. Дом был на отшибе города. Далеко от станции, далеко от бабушки, далеко от моей школы. Но кладовка и большая кухня, а также появившаяся возможность обустроить себе нормальную спальню, а не мучиться каждый день с раскладным диваном, так воодушевили родителей, что они все недостатки воспринимали со смехом и даже энтузиазмом. Далеко папе утром на работу? Ничего, есть короткий путь к электричке. Двадцатиминутная прогулка через лес дважды в день – не это ли самый быстрый путь к абсолютному здоровью и долголетию? Школа у нас с братом будет новая. Современная, а не убожество с треснувшим линолеумом и крысиной столовой. Что касается бабушки и того, что ей будет трудно приезжать к нам каждый день и контролировать жизнь семьи… Вот тут-то и заключалось основное счастье. Особенно папино. Мне кажется, в его глазах отдаленность нового жилья от любимой тещи и была главным козырем этой новостройки.
За этими всеми радостями родители просмотрели один, и весьма существенный, минус. Наш новый дом стоял практически вплотную к кладбищу. За домом шла дорога, а сразу за ней – типичная ограда. Кладбище проморгали в прямом смысле. От подъезда его и не заметишь. Часть города не слишком знакомая, «Google Maps» и прочих умных карт тогда не было. Когда пришли со смотровым ордером и глянули на вид из окон седьмого этажа, внизу был заснеженный лесной массив под огромными белыми шапками. Подслеповатый папа обрадовался, что парк так близко. Вечером рассказывал нам с братом, как будем гулять по выходным по этому парку, где наверняка есть детские площадки и карусели. Потом дядя Слава две недели делал в нашей новой квартире ремонт. Он тоже не понял, ЧТО у нас под окнами. Наоборот, нахваливал местоположение дома и концентрированный кислород, который так пьянил, так пьянил, что обои поклеил кривовато, и с кафелем в ванной что-то намудрил. Потом уже родители нашли на лоджии армаду пустых бутылок из-под «концентрированного кислорода», но было поздно. Дядя Слава взял за работу сто рублей и отчалил к другим таким же новоселам.
Так мы и не знали про специфическое соседство, пока субботним утром, на следующий день после переезда, не оказались разбужены всем известной духовой музыкой. Еще и дом имел удивительную акустику. Музыка залетала в лоджии, усиливалась там и доставлялась прямо в уши жильцам. Практически на том же, что и на кладбище, уровне громкости. Не помогали ни стекла, ни то, что похороны были не совсем под окнами – а наискось, на углу дома, у дальнего от нас подъезда. Метрах в трехстах. Услышав спросонья уханье труб и литавр – сначала не поняли откуда. Но все выяснилось через пять минут. Когда, кое-как одевшись, перегнулись через перила лоджии и увидели вход в печальный «парк с аттракционами». Нам-то с папой ничего, а вот мама была суеверной. Очень суеверной.