Страница 35 из 53
реформу действующей власти, через люстрацию, предусматривающую запрет на выдвижение
во власть бывших работников спецслужб и силовых структур, особенно с коммунистическим
прошлым?
Люстрация (от лат. lustratio — очищение посредством жертвоприношения) — законодательные
ограничения, вводимые после смены власти для ограничения прав сторонников прежней власти.
Будучи не новым явлением (например, сталинские чистки, денацификация в Западной Европе, хрущёвская десталинизация), «решительные формы» люстрация приняла в конце XX века и
начале XXI века в посткоммунистических государствах Восточной и Центральной Европы в
виде недопущения на государственную службу, в аппарат государственного управления, правоохранительные органы, на иные важные посты и в учреждения системы образования лиц, которые были связаны с прежним коммунистическим режимом, в том числе функционеров
коммунистических партий, сотрудников и агентов органов госбезопасности. Предполагается, что осуществление люстрации должно придавать легитимность новой власти путём
решительного разрыва с практикой старой власти, воспринимающейся как преступная и
неправовая. Люстрационные процессы в широком смысле этого слова происходили в различные
годы в странах Европы, освободившихся от нацистского порабощения, в странах Латинской
Америки (при переходе от военных диктатур к демократическому правлению), а также в ЮАР и
Ираке. В странах Латинской Америки и Южной Африке на практике наказание понесли лишь
немногие представители прежней власти; люстрация в этих случаях превращалась в процесс
национального примирения, который становился успешным как раз потому, что элиты, возникшие и процветавшие при старой власти, сильно не пострадали.
Но вернёмся к теме о смысле жизни через поиск любви в классической русской литературе.
Классиков русской литературы эта тема интересовала не менее, чем нас с вами.
В романе Тургенева «Отцы и дети», где страстная влюблённость Базарова наталкивается на
сдержанный прагматичный взгляд на любовь Одинцовой: «Базаров встал и подошёл к окну.
— И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне
происходит?
— Да, — повторила Одинцова с каким-то, ей ещё непонятным, испугом.
— И вы не рассердитесь?
— Нет.
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно…
Вот чего вы добились.
Одинцова протянула вперёд обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все
тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас
первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжёлая — страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей… Одинцовой стало и страшно, и жалко его.
— Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе. Он
быстро обернулся, бросил на неё пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно
привлёк ее к себе на грудь.
Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу
и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней…
— Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще
раз, она бы вскрикнула… Базаров закусил губы и вышел.
... «Нет, — решила она наконец, — Бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете».
Ее спокойствие не было потрясено; но она опечалилась и даже всплакнула раз, сама не зная
отчего, только не от нанесённого оскорбления. Она не чувствовала себя оскорбленною: она
скорее чувствовала себя виноватою. Под влиянием различных смутных чувств, сознания
уходящей жизни, желания новизны она заставила себя дойти до известной черты, заставила
себя заглянуть за неё — и увидала за ней даже не бездну, а пустоту… или безобразие».
(«Отцы и дети» И.С. Тургенев гл. 18).
Молодому Базарову, виделась горячая любовь в порывах влюблённости и плотской страсти, в
то же время для умудрённой жизненным опытом и практичной Анны Сергеевны Одинцовой, страсть Базарова, значительно моложе её представилась, как бесчувственная бездна
отношений, обречённых на осуждение окружающими, - форменное безобразие. Совершенно
противоположные отношения вдовца Николая Петровича Кирсанова с Фенечкой, которые
продвигались медленно, где поверхностные чувства в течении времени переросли в
настоящую любовь: «Николай Петрович познакомился с Фенечкой следующим образом.
Однажды, года три тому назад, ему пришлось ночевать на постоялом дворе в отдалённом
уездном городе. Его приятно поразила чистота отведённой ему комнаты, свежесть
постельного белья. «Уж не немка ли здесь хозяйка?» — пришло ему на мысль; но хозяйкой
оказалась русская, женщина лет пятидесяти, опрятно одетая, с благообразным умным лицом и
степенною речью... Николай Петрович в то время только что переселился в новую свою
усадьбу и, не желая держать при себе крепостных людей, искал наёмных; хозяйка, с своей
стороны, жаловалась на малое число проезжающих в городе, на тяжёлые времена; он
предложил ей поступить к нему в дом в качестве экономки; она согласилась. Муж у ней давно
умер, оставив ей одну только дочь, Фенечку. Недели через две Арина Савишна (так звали
новую экономку) прибыла вместе с дочерью в Марьино и поселилась во флигельке. Выбор
Николая Петровича оказался удачным, Арина завела порядок в доме. О Фенечке, которой
тогда минул уже семнадцатый год, никто не говорил, и редкий ее видел: она жила тихонько, скромненько, и только по воскресеньям Николай Петрович замечал в приходской церкви, где-нибудь в сторонке, тонкий профиль ее беленького лица. Так прошло более года...В одно утро
Арина явилась к нему в кабинет и, по обыкновению, низко поклонившись, спросила его, не
может ли он помочь ее дочке, которой искра из печки попала в глаз. Николай Петрович, как
все домоседы, занимался лечением и даже выписал гомеопатическую аптечку. Он тотчас
велел Арине привести больную... Николай Петрович подвёл ее к окну и взял ее обеими
руками за голову. Рассмотрев хорошенько ее покрасневший и воспалённый глаз, он прописал
ей примочку, которую тут же сам составил, и, разорвав на части свой платок, показал ей, как
надо примачивать. Фенечка выслушала его и хотела выйти.
«Поцелуй же ручку у барина, глупенькая», — сказала ей Арина. Николай Петрович не дал ей
своей руки и, сконфузившись, сам поцеловал ее в наклонённую голову, в пробор. Фенечкин
глаз скоро выздоровел, но впечатление, произведённое ею на Николая Петровича, прошло не
скоро.
Ему все мерещилось это чистое, нежное, боязливо приподнятое лицо; он чувствовал под
ладонями рук своих эти мягкие волосы, видел эти невинные, слегка раскрытые губы, из-за
которых влажно блистали на солнце жемчужные зубки. Он начал с большим вниманием
глядеть на неё в церкви, старался заговаривать с нею... Понемногу она стала привыкать к
нему, но все ещё робела в его присутствии, как вдруг ее мать Арина умерла от холеры. Куда
было деваться Фенечке? Она наследовала от своей матери любовь к порядку, рассудительность и степенность; но она была так молода, так одинока; Николай Петрович
был сам такой добрый и скромный… Остальное досказывать нечего...» («Отцы и дети» И.С.
Тургенев гл. 8).
С позиции 21-го века любовные отношения литературных героев 19-го века могут показаться