Чисто деревенское убийство

Следователь медленно выпил холодную воду.

– Вкуснотища! – подал он назад стакан.

– А то! – улыбнулась польщенная продавщица, – у нас тут родник под плотиной; я мимо хожу по утрам, набираю воду. Говорят, в нашем селе подземные источники воды имеются. Минеральные! – гордо заявила она.

– Не иначе, – улыбнулся Макаров. – Еще нальете?

– Конечно, конечно, – с улыбкой поплыла в подсобку продавщица.

Она принесла еще стакан воды и подала его Макарову.

Тот, отхлебывая воду, разглядывал полки.

– Пряников с полкило взвесьте, – попросил он.

– Сделаем, сделаем, – засуетилась продавщица. – Хотите колбаски копченой из конины; – кивнула она головой на витрину холодильника, – вы же командировочный?

– Я? – удивился Макаров

– Да ладно, – махнула рукой продавщица. – Вся деревня знает, что вы приехали расследовать убийство Воробья. Спрашивайте, если надо чего. Я давно в деревне живу.

– Ну, раз так, – протянул Макаров. – Не припомните, были у него враги?

– Ой! – удивилась продавщица. – Не пересчитать врагов его; почти вся деревня. Воробей ведь как: по улице идет, все бабы от него отворачиваются. Если не откусит, так помусолит. Вот так он на баб смотрел. А мужьям разве понравится такое. Но и драться не станешь с ним за то, что не так посмотрел на жену. Ежели бы в позапрошлом веке жил, так из дуэлей не вылезал бы.

– Я наслышан о его похождениях, – сказал Макаров. – Может на другой почве враги у него были, знаете, затаил злобу на него кто? Мало ли?

– Злобу-то? – задумалась продавщица. – Затаил на него Скабелин злобу. В молодости он ухаживал за Зойкой. Та его из армии три года дожидалась. К свадьбе дело шло. А тут Воробей объявился. Хоть и не красавец, а образованный – техникум закончил. Зойка, не будь дурой, к нему переметнулась. Воробей работать не любил, в начальство все лез. Кому же не хочется быть женой начальника. Вот Скабелин и затаил на него злобу. Люто он ненавидел Воробья!

– Думаете: отомстил? – с надеждой спросил участковый.

– Н-е-е, – протянула продавщица, – сразу не отомстил. А к тому времени, как пропал Воробей, у них обоих детей уж кучи были. Ни к чему мстить-то.

– Логично, – согласился Макаров.

В магазине, меж тем, терпеливо ожидал своей очереди невысокий, седовласый мужичок. Он кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Марь Давыдовна, ты забыла о Косивцове, – тихо произнес он.

– А что Косивцов? – встрепенулся Макаров.

– Дружба у них была: не разлей вода, – сказал мужичок. – А потом, в одночасье, волками друг на друга смотреть стали. Никто не знает, отчего врагами стали, – подытожил он.

– Брось ты, Мишка. – Перебила его продавщица. – Косивцов мухи не обидит.

– Согласен, – равнодушно кивнул головой Мишка.

Разговор оборвался.

Макаров взял в руки пакет с пряниками, расплатился и вышел из магазина.

Он шел по деревенской улице, рассматривая окрестности.

Деревня не отличалась особой красотой. Кирпичные домики, окруженные палисадниками, рядом сараи со стогами сена, кучи навоза, с копошащимися в них курами, бредущие через дорогу гуси. Мост через высохшую речушку, за которым виднелись заброшенные поля. Русло речушки заросшее светлолистыми ветлугами…

И, все-таки, деревня казалась красивой, может оттого, что была она вся зеленой? Вдоль домов со стороны дороги росли кусты сирени, около каждого дома огороды, сады, палисадники с цветами. Обычный деревенский уклад, навевающий мысли о прошлом.

***

В М-ном, как, впрочем, и в других поселках или крупных городах, жило прошлое в каждом доме. В одних домах прошлое припоминалось с улыбкой. Другим, даже во снах, не хотелось видеть, что было давно или совсем недавно. По меркам времени деревня была не старой. Не было в ней жизненного уклада, не было старых домов, передаваемых по наследству из поколения в поколение, не было уюта прошедших поколений, оставивших след в виде посаженного векового дуба или помнившей прадедов заскорузлой яблони во дворе.

До войны на черноземе понастроили бараков, распахали поля, разделили их лесопосадками от вечных в здешней местности ветров. Люди, сорванные с мест раскулачиванием, ехали сюда с семьями. После войны поехали в деревню люди, скрывающиеся от нелегких военных лет. Не все были доблестными воинами. А глухие степные места укрывали прибывших, собирая их, незнакомых, со всех концов страны, в одну общую кучу, где каждый на виду, со всеми своими семейными ссорами, пьянками, удачами и неудачами.

Чермашенцев с детства помнил старичка, о котором говорили, что он служил полицаем во время войны.

Старичок жил одиноко, ходил только в магазин; раз в неделю. Остальное время сидел в своем домике. На него никто не обращал внимания. В то, что был он изменником Родины, тоже никто не верил. Маленький, сухонький, ну какой из него полицай? Как говорят: «не пойман, не вор».

Если вспомнить, то за деревенскими полями, где находились летние свинарники, жила семья, где муж был немец. Самый настоящий. Он даже ходил всю жизнь в длинном кожаном плаще серого цвета. Такие в войну носили немецкие офицеры. После плена остался в Советском Союзе, женился на русской, переехал в совхоз М-ный. Но так и не прижился среди русских, жил обособленно.

Да мало ли еще людей обитало в той глубинке, и каждый со своим прошлым?

Вот такая необычная деревня жила в рамках обычной советской жизни, строя светлое будущее. Только будущее, оно за горами временными находится, а пить-есть хочется сегодня и сейчас.

Кроме того, не все о хлебе насущном думают.

Кому-то грешные мысли покоя не дают, на блуд подбивают.

80-е

Воробей шел по улице, самодовольно оглядывая встречающихся женщин. На лице его блуждала оценивающая улыбка, которая, впрочем, исчезала при виде какого-нибудь мужчины. Воробей степенно здоровался с каждым встречным.

Иначе и быть не могло: в деревне у каждого своя значимость.

Кого-то уважают за хозяйственность, за деловитость, кого-то не уважают за лень, за пьянство.

Воробья не любили, не уважали, взглядами провожали ненавидящими, плевали в след.

Он все это знал.

«Но обращать внимание на каждого недовольного – себя не уважать,» – считал Воробей.

А себя он даже очень любил. Еще баб любил без разбору. Нет, на тех, что в возрасте, он не смотрел. В деревне молодых полно. А как к ним подход найти, он знал. Не все девчата после школы из деревни в город уезжали. Не поступившие в ВУЗы оставались, работали на ферме. Куда же еще идти работать?

Этим летом в деревне осталась самая красивая девушка. Не поступила она в институт. Пришла на свинарник.

Воробей – тут как тут. Работенку предложил не особо тяжелую.

– Мы тебя поставим к свиноматкам. Это тебе не с маленькими поросятами возиться, – говорил он, проводя девушку по деревянной дорожке между лентами транспортера, подающими корм в клетки со свиньями.

Девушка еле держалась на узкой дорожке, а он ступал твердо, всем своим видом показывая, что он здесь хозяин.

В клетках две женщины открывали и закрывали задвижки, следя, чтобы корм попадал в корыта, а не просыпался на пол. За пришедшей девушкой они наблюдали с любопытством, пытаясь понять: очередная ли это пассия управляющего или просто наивная дурочка, которая скоро убежит от непосильной работы к мамке под юбку.

– Ирка не догадывается, что ее здесь ждет, – кричала на ухо свинарка своей напарнице, когда девушка и бригадир по ступенькам сошли с транспортера вниз.

За визгом свиней, грохотом транспортера, разговаривать было совершенно невозможно.

– Не говори, – прокричала вторая женщина, – как клетки чистить начнет, так и сбежит.

– С такой-то красотой, ей в конторе сидеть надо, – покачала головой первая, – чего ее на свинарник понесло?

– Ну, уж не из-за Ротани! – засмеялась первая.

Вторая тоже засмеялась нехорошим смехом.

Девушка и бригадир вышли в тамбур, где было гораздо тише и не так резко воняло аммиаком.