Огненные реки

– Герр обер-фельдфебель! Центр завода в перекрестье прицела! Теперь, Курт, строго выдерживай скорость и высоту, и мы точно накроем завод. Все, – продолжил штурман, – загорелась лампа захвата цели, я установил последовательный автоматический сброс бомб с небольшим интервалом.

Через минуту «сто одиннадцатый» вздрогнул, от него одна за другой отделились бомбы и понеслись со свистом к земле.

– Курт, разворот влево на шестьдесят градусов, и бери курс на «Банхоф», то есть на «Вокзал», – так штурман принятым в люфтваффе кодом назвал аэродром своего базирования.

Он уже сидел на своем рабочем месте и настраивал радиополукомпас на Морозовскую. И когда на нем загорелась лампочка, подтверждающая, что самолет летит на аэродром, а не от него, довольным тоном произнес:

– Курт, все, держи стрелку строго по центру, и можно включить вновь автомат курса, – И, взглянув на указатель скорости и произведя вычисления на навигационной линейке наподобие логарифмической, продолжил: – Ветер попутный, так что путевая скорость больше, чем воздушная. Небо голубое, чистое, ни облачка, видимость, как говорится, от горизонта до горизонта, просто красота, как в мирном небе, Курт! Через сорок минут тридцать секунд покажется наш аэродром, и будем считать, что мы дома, – добавил штурман.

– Это хорошо, Фридрих, что ты сказал: «будем считать», – сказал Курт и затем спросил у воздушных стрелков: – Как обстановка?

Те поочередно ответили:

– Наша тройка, командир, отбомбилась вслед за нами и визуально было видно, что мы полностью разрушили объект! Другие эскадры также работали по Сталинграду, он весь в огне и дыму, там, внизу, видимо, настоящий ад, так как огонь с дымом поднимаются более чем на тысячу метров и даже выше.

– А русские истребители?

– Нет, командир, сейчас не видно. Правда, вначале несколько « Ифанов» пытались атаковать. Но бортстрелки всех самолетов встретили их дружным огнем, создав огненную завесу, и русские, увидев такой огненный шар трассирующих снарядов, отвернули, дали ходу и быстро скрылись из виду. Мы, герр обер-фельдфебель, тоже стреляли, хотя русские и были далеко от нашего самолета!

– Фридрих, – обратился Шнайдер к штурману, снимая шлемофон и наклоняясь к нему. Тот тоже его снял и вопросительно посмотрел на командира, а тот продолжил: – Мы устроили кромешный ад там, внизу, выполняя, как сказали в штабе, приказ фюрера стереть Сталинград с лица земли. Но там и штатские гибли под нашими бомбами.

– Да брось, Курт, не забивай голову такой ерундой, как жалость к врагу. Тем более у нас со страниц всех газет доктор Геббельс постоянно твердит, что русский – это недочеловек и их надо уничтожать.

– Фридрих, но ты вспомни, как в конце мая англичане налетели бомбардировщиками, а их было более чем тысяча, на старинный и прекрасный Кельн. Тогда, как говорят, было разрушено более двадцати тысяч зданий. Под их руинами погибло почти полтысячи человек. Наверное, английские пилоты, сбрасывающие бомбы на города Германии, также считают нас, немцев, неполноценными людьми, которых надо уничтожать.

– Курт, это все, как его называет наш фюрер, поджигатель войны Черчилль. Если бы он заключил мир с Германией, а не полез в драку с нами, то мы бы сообща давно бы покончили с коммунистической Россией.

– Хватит философствовать, Курт, впереди Морозовская, готовимся к посадке, как говорится, слава Всевышнему, что и на этот раз вернулись целыми и невредимыми. После приземления поедим – и в клуб, к барной стойке, а затем можно и развлечься с местными девочками, как тебе такая перспектива, Курт?

Тот убрал обороты двигателя, плавно взял штурвал на себя, и «Хейнкель 111» покатился по полосе, Шнайдер по окончании пробега зарулил на стоянку, выключил двигатели и, обернувшись к штурману, устало сказал:

– Все! Теперь, Фридрих, можно строить и планы на вечер, а вернее, на ночь.

Глава 13. Отстранение и назначение

В результате «работы» асов фон Рихтгофена в последние дни августа Сталинград превратился в кладбище более чем для сорока тысяч человек и груды развалин, где местами возвышались остовы домов. Но, несмотря на эту варварскую бомбардировку, Красная Армия продолжала упорно сопротивляться и на подступах к городу, и в самом Сталинграде, перемалывая в уличных боях лучшие дивизии вермахта.

Паулюс, после того как фон Виттерсгейм доложил, что его передовые части вышли к Волге, доложил об этом успехе Гитлеру. Но буквально через два дня раздался звонок от командующего четырнадцатым корпусом, и Паулюс услышал в телефонной трубке:

– Генерал-полковник, мой корпус находится в сложном положении. Вполне возможно, что русские запечатают нас в мешке, в котором мы оказались, пробиваясь к Волге. Корпус с каждым днем боев теряет все больше и техники и людей, а пополнения я не получаю. Подвоз всего необходимого, включая боеприпасы, затруднен, так как русские, из-за того что коридор слишком узкий, успешно его простреливают, срывая обеспечение. Генерал-полковник, прошу Вас, чтобы избежать окружения и полного уничтожения и людей, и техники, разрешить мне отступить от Волги на более удобную позицию.

Паулюс буквально онемел от того, что услышал от Виттерсгейма, но затем, не сдерживаясь, закричал, может, впервые в своей жизни, за все время войны:

– Запрещаю! Вы слышите, запрещаю даже на метр отойти от Волги с занимаемой позиции. Держитесь, барон, у Вас просто сдают нервы, Вы получите все необходимое, но ни шагу назад, держитесь! – И положил трубку.

Затем прошелся по кабинету вызвал адъютанта и приказал соединить с начальником Генерального штаба сухопутных сил. Когда раздался зуммер телефона, Паулюс, взяв трубку, услышал тихий, спокойный голос Гальдера:

– Слушаю вас, Паулюс.

– Господин генерал-полковник, прошу Вашего разрешения заменить командующего четырнадцатым корпусом.

– В чем причина замены?

– Он хочет отступить от Волги. Я ему запретил это делать. Генерал, не уверенней в своих силах, не сможет выполнить поставленные фюрером перед ним задачи!

Гальдер немного помолчал, в трубке были слышны только слабые шорохи, затем генерал-полковник вновь спокойным голосом заговорил:

– Хорошо, согласен с вашим решением о замене командующего корпусом. Кого вы хотите поставить вместо Виттерсгейма?

– Если вы поддержите, то я предлагаю генерал-лейтенанта Ганса Хубе.

Так впервые у Паулюса появились разногласия со своими подчиненными по 6-й армии в ведении боевых действий.

В Москве в это же самое время в руководстве Красной Армией тоже произошли изменения. 26 августа Сталин вызвал с Калининского фронта в Москву Жукова и члена военного совета Западного фронта Булганина. Когда те прибыли, вождь сразу принял их в своем кабинете.

Жуков и Булганин вошли и доложили о прибытии. Сталин подошел и поздоровался с ними за руку. Затем предложил присесть и, переводя взгляд с одного на другого, произнес:

– Минут через пять подойдет Молотов, тогда и сообщу, зачем вызвал, а пока, товарищ Жуков, доложите, как прошла Погорело-Городищенская наступательная операция.

Георгий Константинович встал:

– Товарищ Сталин, на данном этапе операция, по сути дела, завершена. На 23 августа войска 20-й армии продвинулись на запад, на расстояние сорока пяти километров, при этом освободили двести сорок пять населенных пунктов Калининской и Смоленской областей. Соответственно немецкие войска группы «Центр» потеряли в боях большое количество техники и людей. Чтобы как-то стабилизировать положение на этом направлении, немецкому верховному командованию пришлось снять часть механизированных дивизий со Сталинградского и Кавказского направления.

В этот момент вошел Молотов, вождь кивнул ему, Вячеслав Михайлович поздоровался с военными, взял стул и пристроился сбоку стола.

Сталин сел рядом с ним и спокойным голосом произнес:

– Товарищ Жуков, вы освобождаетесь от командования Западным фронтом. – Сталин замолчал, пытливо посмотрел на Георгия Константиновича, тот весь напрягся и что-то хотел сказать, но вождь приподнял руку, показывая, чтобы тот помолчал и продолжил: – Сегодня Совет народных комиссаров принял постановление об учреждении должности заместителя Верховного Главнокомандующего и назначение на эту должность, – Сталин замолчал и посмотрел на Молотова.