Страница 10 из 14
– А вот без помощи родителей школа теперь никуда. Особенно в первом классе, – серьезно сказала Мария Ивановна. – Новая программа очень насыщенная. Детям нужна постоянная практическая помощь. В выполнении задания. В разъяснении непонятных или сложных вопросов.
– Вот и я говорю… тяжко нам с Алешкой.
– Кстати, я хотела вас спросить, только не обижайтесь… Мать Алеши не собирается домой?
– Только того и ждем обои. Уж Алешка все глаза проглядел, в окно глядючи.
– Вы понимаете, Александра Петровна… как бы это вам объяснить… – Учительница некоторое время грустно-сосредоточенно помолчала. – Меня вот что беспокоит в вашем внуке… не знаю, замечали вы это или нет…
– А што такое-то?
– Есть в нем, понимаете ли, безразличие к жизни, что ли… Или, может, просто я чего-то недопонимаю… Порой мне так и кажется – жить ему неинтересно, скучно. То он вял, рассеян или вдруг так сосредоточенно замкнется в себе – слова из него не вытянешь…
– Потому и не вытянешь, что больно настырным растет. Иной раз просишь-запросишься, чего там в школе у тебя делается, – сопит знай себе.
– Я не совсем о том, Александра Петровна. Может, ему дома ласки не хватает, доброго слова? Вы только не подумайте, что я обвиняю вас в чем-то, упаси Боже, но, может, за делом да заботой вам иной раз просто некогда обратить на него лишний раз внимание?
– Так это, конешно, сколько времени есть – все на него уходит, может, чего и не так сделаю… Уж не обессудьте, Мария Ивановна.
– Ну вот и хорошо. Будем считать – мы друг друга поняли. А за разговор не обижайтесь. Я давно хотела поговорить с вами об этом. Да все как-то стеснялась, что ли. Думала, как бы плохо не получилось…
Из школы Петровна ушла с саднящей тревогой на душе. Вроде она все поняла в разговоре и вроде что-то скрытное осталось в нем. В первый раз говорила с ней так Мария Ивановна. Вокруг да около, а получается, вроде даже это она, Петровна, виновата в чем-то. Обидно. Или просто слова сами по себе такие – не ухватишь их, не поймешь сразу. А все же остался какой-то осадок…
Дома Петровна первым делом переоделась, накинула вместо жакета фуфайку и поскорей в огород; в руках даже зуд стоял, так хотелось поскорей огородом заняться. Жилистые, натруженные за жизнь руки слегка дрожали, когда она в сарайке нашла лопату повострей и взялась за черенок. Хорошо б, конечно, подточить малость, да уж как есть. Подержала в руках лопату, как будто примериваясь к ней, улыбнулась. Нет, надо все же разок-другой пройтись по лезвию, так оно негоже. И даже легче на душе стало, когда решила так. Вернулась в дом, вытащила в кладовке из-под стола инструмент в ящике. Ящик этот, знала она, когда-то Борис Аркадьевич сколотил, Анин отец, тоже вот мастеровой человек жил, любил порядок, основательность. Близко его знать Петровне так и не пришлось, помер раньше времени, а так бы хорошо сейчас с ним на пару в огород выйти, пройтись по первой грядке. Видать, не суждено. Со вздохом и охом вытянула Петровна из ящика точило, пристроилась на крыльце, вжик-жи-ик, вжик-жи-и-ик… то искорка вылетит из-под точила, то блеснет на солнце освежённое лезвие… потеплело сразу на душе. Ничего не надо в жизни, а вот это надо: чтоб немного покопошиться, изладить какое-нито дело. Право, хорошо, что решила подточить, а поленилась бы – совсем другой расклад был бы. Старуха послюнявила точило, перевернула лопату – и снова вжик-вжи-ик, вжик-вжи-и-ик… вовсе заблистало лезвие. Подняла лопату, попробовала остроту на палец. Звонкий звук, ширык-чирк, чирк-ширык… будто воробей весело чирикнул.
Теперь ладно, теперь хорошо. Убрала Петровна инструмент в кладовку, направилась в огород. Был там у нее свой заветный уголок. Оттуда она и думала копать начать. Это как и в старом дому, который снесли. Дом ей, конечно, ой как жалко, да что поделаешь? Жить уж в нем совсем невмочь было, развалился без хозяина. А вот огород еще жальчей. Потому и здесь ей нравилось, у Ани, – огород привораживал. Ну, и все другое, конечно, тоже неплохо – и вода тут тебе, и отопление, и ванная Алешку искупать, особенно, когда крохой был. Без этого в нынешней жизни хорошего мало, Петровна это понимала. Да и потом, главное: к чему им жить врозь, когда можно вместе? Петровна и держалась этого…
Малинник вокруг огорода она давно уже привела в порядок, сушняк повыдергала, землю подвзрыхлила, тесемки с перевязанных в пучки тычинок, чтоб зимой от снега не надломились, поубирала. Малинники стояли тугие, красно-шелушащиеся, матерые – любо-дорого посмотреть, а рядом свежие, прошлогодние побеги, еще не окрепшие, с зеленцой, с просвечивающей на свету мякотью плоти. Как раз с угла, где она сожгла малинный сушняк, Петровна и начала копать. Лезвие с приятным шипом, без натуги, по самый верхний окрай вошло в землю. Петровна улыбнулась, постояла немного, задержав ногу на лопате. И только потом сделала первый вскоп, перевернула землю, постучала по ней тыльной стороной, с чувством разбивая жирный наземный пласт на мелкие куски. И тут сделала второй закоп, с силой нажала ногой на лопату; земля с вжиком подалась, Петровна споро вывернула пласт наружу и опять разбила его лопатой. Добрая улыбка освещала лицо старухи.
Раз за разом Петровна все дальше продвигалась по гряде, припекало солнце, дул ветерок; старуха расстегнула фуфайку, скинула с седой головы платок…
– А вот простудишься, – услышала она.
Обернулась – махнула левой рукой:
– Нимало! А ну-к помог бы тоже бабке!
– Тебе хорошо. У тебя лопата есть. А у меня никогда ничего нету.
– Будет тебе, будет, – улыбнулась Петровна. – Вот хоть у меня и возьми. Вот эту.
– А сама?
– А сама пойду другую поищу. Иль знаешь што? Дуй-к в сарайку, там за перекладиной лопата торчит, тащи сюда.
Алешка вприпрыжку припустил в сарай, уши на шапке-ушанке в развеселую болтались, в ногах путалась «сабля».
«Герой», – усмехнулась Петровна.
– Вот! – уже бежал обратно Алешка, спотыкаясь, но крепко держа в обеих руках черенок лопаты.
– Ну, теперь давай в обмен. – Петровна подала Алешке свою лопату. – Наперегонки? – подмигнула Петровна.
– Да, тебе хорошо… ты вон уже сколько, а я нисколько.
– Вот еще беда… начнем сначала, вот хоть с той гряды.
– Вон с той?
– С той, точно.
– А ты меня и обскакаешь. Ты забыла, что ли? Ты большая…
– Так у тебя лопата зато повострей.
– Ну тогда ладно, давай…
Они перешли на свежую гряду, встали по разные стороны.
Алешка изо всех сил всадил лопату в землю, поднатужился – лопата еле шла. Сантиметров десять только и сковырнул, а дальше не пускала глубина. Как уж есть, Алешка перевернул пласт и раздолбил его лопатой. Копнул во второй раз, а уж упарился – земля за зиму сильно слежалась, поддавалась с трудом, Петровна смотрит, а помощник ее совсем сник, только виду подавать не хочет.
– А знаешь чего, Алешка! – сказала она, воткнув лопату в землю. – Пожалуй што, и не угнаться нам друг за дружкой.
– Как это? – удивился Алешка.
– А вот гляди-ка… мы с тобой лучше пойдем рядком. Поперву я пойду, а ты за мной. Так оно сподручней выйдет.
– Опять же ты и хитрая…
– А вот ты послушай-ка. Я копнула – а ты землю разбивай. Штоб на мелкие куски. Тогда оно знаешь как быстрехонько вперед уйдем. Всех обставим…
– Ну тогда ладно, давай, – согласился охотно Алешка.
И они пошли друг за другом – Петровна чуть впереди, Алешка следом, а когда она переходила на следующий ряд, Алешка оказывался впереди, это ему нравилось.
– В школе-то, слышь, чего учительница говорит… – между делом обронила Петровна.
– Чего, бабушка?
– Говорит, выросли уж, вон и год на макушке.
– А-а…
– А ты чего молчишь там, в школе-то? Иль што?
– Чего молчу?
– А не разговариваешь ни с кем, выходит. Иль как?
– А если дразнятся? Подрасту вот, всем задам!
– Дразнятся? Это как же это?
– А как… «маменькин сынок».
– Чего-о?.. – Старуха даже копать перестала.
– «Маменькин сынок».