Командировка

– Да не торопитесь так. Вот мой сержант сидит, вот и расспросите его – как его там били и издевались, что он «спасая свою жизнь» бежал в Молдавию. Ну, Афанасий, рассказывай…

Мой оппонент сел обратно, а Чутак помялся немного и с виноватым видом, как бы извиняясь перед молдавским политиком, что говорит вразрез его слов, изложил всю правду своего побега.

– Да вы его запугали и он сейчас что угодно будет говорить, – вспылил чиновник.

– Да, если учесть, что три его старших брата действующие молдавские милиционеры и ещё офицеры, – немножко приврал я, – которых тоже пришлось «запугать» и которые доверили советскому офицеру своего младшего брата решать вот эти дела…

А если хотите всё-таки пригласить их сюда, то сначала спросите их – Почему ни один отец не пришёл со своими сыновьями?

Хозяин кабинета молча встал и подошёл к дверям, открыл их и секунд тридцать разглядывал присутствующих в коридоре посетителей. Потом закрыл и спросил: – Ну и что?

– Да ничего. Только отцам, честно отслужившим в Советской армии, просто стыдно за поступок сыновей. Если хотите знать то деревенские жители, вот его, – я кивнул на сержанта Чутак, – иначе как дезертиром его не называют. А теперь ещё один «гол в ваши ворота». Откройте ещё раз дверь и посмотрите на самих сбежавших, которых «били и унижали» в армии.

Политик вновь молча открыл дверь и ещё раз осмотрел коридор, после чего прошёл обратно за стол.

– Поглядели? 90 % из них здоровее меня. Да я с ними тёмным вечером побоялся бы на узкой дороге столкнуться, а вы били… били… – я кивнул на своего сержанта, – вон Афанасий на полголовы выше меня. А у нас в полку из солдат только танкисты, которые как на подбор маленькие. Так что давайте мне справку, я оставляю вам своего подчинённого и уезжаю. Живите здесь, как хотите.

– Не оставляете, а наш парламент берёт его под свою защиту, – важно произнёс чиновник от политики и из кучи бумаг вытащил готовую болванку справки, с угловым штампом парламента Молдавии, даже с чёткой печатью внизу. Оставалось только вписать фамилию, что я и продиктовал, только попросил вписать дополнительно воинское звание, его должность и из какой воинской части, благо места было полно. И протянул её через стол.

– Довольны? – Вполне миролюбиво спросил он меня, а я с удовольствием прочитал нужную мне текстовку и рассмеялся, разглядывая герб на печати и на угловом штампе.

– Что там такое? – Перегнулся через стол обеспокоенный чиновник, пытаясь заглянуть в бумагу.

– Да корова у вас на гербе какая-то печальная. Наверно чувствует грустное будущее Молдавии…

– Какая корова? – Возмутился парламентарий, – Это тур… Дикий бык, на которых охотились наши предки… Не зная нашей истории, можно невзначай нанести оскорбление.

Всё ещё посмеиваясь, я разглядывал герб и продолжал рассуждать: – Ну, какой это дикий бык? Корова…, с грустными воловьими глазами, хреново поработали ваши художники. А насчёт оскорбления, вы тут в кабинете своём меня раз десять оскорбили, а я ведь «в бутылку» не полез в обиде, хотя лично никаких поводов для этого вам не давал.

– Ладно, ладно… Хорошо. Идите, а то у меня работы полно. Сами видите, сколько в коридоре посетителей, – досадливо выпроводил нас чиновник из кабинета.

Довольные таким быстрым и благополучным исходом нашей общей проблемы, мы вышли на улицу. Я ещё раз внимательно прочитал бумагу и бережно положил её в карман. И если бы со мной были все вещи, то уже сегодня можно лететь домой, но я не думал что вот так всё быстро и удачно крутанёмся.

– Товарищ капитан, хотите я вас свожу на свою старую работу. Всё равно сегодня не полетите, а тут недалеко, – предложил повеселевший Афанасий.

Из личного дела, да и из бесед со своим подчинённым я знал, что Чутак до армии закончил строительное ПТУ и был по профессии каменщиком, но последние полгода работал в реставрационной молодёжной бригаде на реставрации старинного особняка в центре Кишинёва, куда мы пришли через пятнадцать минут ходьбы.

А ещё через полчаса я был предоставлен сам себе. Афанасий остался на стройке и как он меня предупредил, что наверно не вернётся сегодня домой. Поэтому мы тепло расстались и я пошёл гулять по молдавской столице, а заодно в авиа кассе купил билет на завтрашний вечер.

Вечером вернулся в село, где меня уже ждали за столом все трое братьев Афанасия. Успокоил их и показал справку из парламента и обрадованные родственники тут же усадили за прилично накрытый стол, сразу же начав обмытие благополучного окончания всей этой кутерьмы.

– Всё таки, если отбросить все эти политизированные моменты, брат то наш находился между небом и землёй. – Резюмировал старший Владлен, – Дезертир – не дезертир, но и не законно оставил часть… А сейчас хоть опустился на землю и получил определённый статус.

Выпили, разговорились, подробно рассказал как посещал милицию и спросил о нездоровой обстановке в их районной милиции.

– Вон, Богдан, пусть тебе про них расскажет. Он с сержантами общается, – кивнул Владлен на среднего брата, – а про начальника я скажу. Он и при советской власти неплохо жил и при другой власти будет жить. У него родственники в Кишинёве не в хилых кабинетах сидят. Так что скоро он от нас в Кишинёв свалит. У нас в милиции тоже не все за румын и отделение. Офицерский состав в основном нейтральную позицию держит, потому что дальше видит. А сержанты – те думают, что от новой власти они больше получат, вот и рвут глотку, показывая – Кто больший молдаванин. И у вас такая же херня наверняка идёт, так что не удивляйся. Сам же видишь, какое нормальное отношение к тебе у нас в селе. Это там… в Кишинёве и в городах кипит, а в сельской местности работать надо, чтобы хозяйство содержать нормально. Так что вот так…

Посидели мы хорошо, а утром я проснулся около десяти часов утра. Неторопливо привёл себя в порядок, позавтракал и в своей комнате стал собирать дипломат, складывая туда нехитрые дорожные пожитки.

В дверь постучали и, не дожидаясь моего ответа, в комнату заглянула Клавдия: – Можно?

– Заходи… – хотел побалагурить с ней, но увидев встревоженное лицо, спросил, – Что случилось?

– Меня только что к соседям позвали…, к телефону. Владлен звонил из району и сказал, чтобы вы быстрее уезжали из села. Сюда едут милиционеры, чтобы побить вас…

Вот ни хрена себе. Ещё не хватало заявиться в Свердловск с подбитым глазом, выбитыми зубами и поломанными рёбрами. Поэтому сборы мои тут же и закончились, но на автобус до Кишинёва я всё-таки опоздал и подбежал к остановке, когда зад автобуса уже мелькал в пыли в конце улицы. Следующий должен быть через три часа и надо быть совсем дураком, чтобы в такой ситуации дисциплинированно сидеть на остановке и ждать следующий автобус.

Окраинными улицами вышел в поле и по просёлочной дороге двинулся в сторону трассы, где надеялся словить попутку, но попутка сама меня словила. Из той же улицы, откуда я вышел, вывалил голубой ЗИЛ-130ый с будкой и попылил в мою сторону.

– Товарищ капитан, вы в какую сторону направляетесь? А то может по пути? – Из кабины выглянул молодой парень, которого я мигом узнал. Он был самым активным в осуждении бегства Афанасия из армии, когда мы с кружками пива сидели в тени деревьев.

– Да вот в Кишинёв собрался. Пора домой…

– Так садитесь, я вас до «кольца» довезу, а дальше вы сами уже знаете как, – предложил бывший моряк.

Что ж, это был приемлемый вариант и я охотно забрался в кабину. ЗИЛок поехал прямо по просёлочной дороге и через километр выскочил на дорогу к трассе, а ещё через километр впереди замаячил автобус на Кишинёв, стоявший на обочине, а рядом милицейский УАЗик. Сердце ёкнуло, когда увидел выходящих из автобуса уже знакомых милицейских сержантов, которые отошли в сторону и смотрели на приближающуюся к ним нашу машину. Хоть и было недалеко до них, но солнце светило из-за наших спин и разглядеть, если ли в кабине кроме водителя кто-то ещё, оно не давало. Я тихо сполз вниз по сидению, а водитель странно посмотрев на меня, полувопросительно спросил: – Тебя что ли ищут?