Командировка

Вот я и пошёл. Перекусил жаренной курицей в вокзальном ресторане и не спеша побрёл в сторону дворцового комплекса «Цвингер», где располагалась картинная галерея и где я забыл и про чемоданы и про отпуск тоже, стоя разинув рот перед потрясающей картиной Рафаэля «Сикстинская Мадонна». Сколько раз смотрю на неё и столько раз тону в её глазах. Не знаю, как на других она действует – но я всегда тону, даже не сопротивляясь. Огромных размеров… Где-то три с половиной метра на два… И сюжет банальный Мадонна с младенцем на руках. Но всю эту картину освещают живые глаза Мадонны. Я, когда первый раз увидел – так и замер, простояв напротив картины около часа соляным столбом.

....Я шёл обратно к вокзалу и начинал слегка волноваться. Немцы – немцами, а всё-таки – Вдруг украли? Ладно бы мои вещи, но там же – чужие. Меня ведь потом комдив сожрёт. С потрохами сожрёт, вместо сэндвича. Зашёл через центральный вход в огромный вокзальный холл, медленным шагом прошёл вперёд и свернул налево в широкий коридор, где в его глубине и был небольшой советский зал, около которого бросил чемоданы с баулом.

– Оп-па-на… – чуть ли не весело воскликнул про себя, глядя на пустое место, где я бросил вещи, – а говорят у немцев не воруют… Вот ты ж блин…!!!!

– Так, Боря, и что теперь делать будем? Ведь если я сейчас не найду командирские вещи – с отпуска можно не возвращаться. Ладно, спокойно, главное спокойствие…

Я удивлялся своему спокойствию и также спокойно оглядел коридор и даже не удивился, увидев свои вещи в углу, куда их передвинули, чтобы не мешали проходу.

Дальше, а дальше было всё нормально. Покупка билета, поезд, купе в последнем вагоне, Франкфурт на Одере, где немного повеселился. Поезд остановился у перрона и народ шустро разбежался по своим делам: кто в гаштетт, кто погулять по городу и по магазинам. Благо мы тут стояли около трёх часов. Я ещё когда ездил в отпуск на срочке, знал про это и то что в это время поезд перегоняют к другой платформе. Поэтому вышел на перрон и решил подождать этого момента, чтобы потом уже спокойно выйти и погулять вокруг вокзала. Следом за мной вышли два молодых лейтенанта с соседнего купе, ехавшие в Союз на какие-то сборы. Они покрутились немного, посовещались и направились к подземному переходу. И когда они начали туда спускаться, послышался гудок тепловоза, лязгнули вагоны и наш поезд плавно тронулся вперёд.

Я в это время стоял в тамбуре и видел округлившиеся, неверящие глаза летёх: – Как так…? Почему он поехал? А мы…?

Я засмеялся и это их мгновенно вывело из ступора и лейтенанты помчались на выход из подземного перехода. Выскочили на платформу и сразу же рванули вслед поезду, набиравшему скорость и удаляющийся в сторону Польской границы. Они может и догнали бы последний вагон, но платформа кончилась, они спрыгнули на землю, потеряв драгоценных несколько секунд, за которые поезд прибавил скорости.

Я сначала кричал, останавливающе махал руками, пытаясь донести до них – Что поезд сейчас вернётся… Правда, к другой платформе.

Но потом бросил это бесполезное действие, с интересом глядя на мчавшихся изо всех сил офицеров и смеялся. А также весело прикидывал – Догонят или не догонят? Это продолжалось километра два и весь этот путь пролегал по территории крупного железнодорожного узла, со множеством путей, стрелок, столбиков, фонарей и другой наземной железнодорожной инфраструктуры. Так что лейтенантам можно было этот бег смело зачесть в «Бег по сильно пересечённой местности». Поезд стал снижать скорость, что лейтенанты посчитали – что догоняют. Ещё прибавили ходу, зацепились за поручни и наконец-то заскочили в задний тамбур.

Загнанно дыша, мокрые от пота, вытаращенные глаза, красные лица и счастье в глазах от осознания – УСПЕЛИИИииииии.... ДОГНАЛИИИиииии… Чёрт побери… они сделали ЭТОоооооо.... А меня загибало от смеха, в попытке рассказать, что я сегодня утром был в точно таком же положении, но бежал только с чемоданами и баулом. Пытался и снова заходился от смеха…

Поезд тем временем остановился, гуднул где-то там вдали и пошёл обратно. Смеяться я уже не мог, лишь похрюкивал, глядя на недоумевающие лица летёх. Но с новой силой зашёлся, увидев округлённые в удивлении глаза офицеров, когда вагоны остановились около соседней платформы…

Ночью, в Польше, они снова отличились. Проснулся я от стука в окно. Поезд тихо стоял на какой-то польской, забытой богом, станции. Опустил окно, высунулся и увидел внизу двух поляков, которые ходили вдоль вагона и стучали в окна. Из соседнего окна, точно также торчали головы лейтенантов.

Поляки продавали за немецкие марки порнографические журналы, спичечные коробки с изображёнными на них опять же голыми бабами и разную другую порнографическую дребедень. У меня было десять марок и я высунулся чуть ли не по пояс и купил оригинальную шариковую ручку, где внутри прозрачного корпуса, в жидкости виднелась фигура женщины. Если держать ручку нормально – то она была одета в платье. Если ручку переворачиваешь, то платье соскальзывало с фигуры, обнажая женские прелести. Занятная вещица. В общении с поляками я держался настороженно, зная их гнусную сущность. А неопытные летёхи, оживлённо общаясь с ними, были неосторожны. Тепловоз в голове поезда гугукнул, предупреждая о начале движения, и в этот момент оба продавца одновременно подпрыгнули, сорвав с рук офицеров часы, и побежали от поезда, сопровождаемые возмущёнными воплями и бессильным матом. А часики то у них были шикарные… Ну… Ничего – опыт дело наживное.

В Брест поезд прибыл в половину десятого утра и народ, толкаясь и поторапливая друг друга, активно ринулся на выход. Я не торопился, подождал немного и только тогда вылез со своим багажом из вагона, прикидывая как мне ловчее попасть в багажное отделение и сдать свои чемоданы. Конечно, все носильщики уже были расхватаны и мне предстоял знакомый челночный ход, но уже с короткими пробежками иначе чемоданы упрут только так. На перроне загружали свои тачки последние носильщики. Я подёргался туда – сюда, тяжело вздохнул и попёрся к переходу. Но на половине пути мне несказанно повезло. За проволочной изгородью, разделяющую пополам перрон и отделяющую небольшое здание пригородного вокзала от пассажирского «Брест-пассажирский», по перрону катил свою тележку носильщик с одним чемоданом, а сзади него гордо шефствовал и сам хозяин чемодана.

– Шеф… – заорал я носильщику и запрыгал, махая руками и привлекая внимание, – шеф, давай сюда.

Носильщик повернул лицо, густо покоцанное оспой, и солидно пророкотал: – Не видишь, сынок, я клиента обслуживаю…

Владелец чемодана, явно местного проживания, тоже с осуждением бросил на меня взгляд и попытался сделать замечание. Но я уже был «в атаке»: – Какой на хрен клиент? Это я клиент – плачу десятку за четыре чемодана… И за его чемодан тоже…

Эффект был мгновенный. Тележка мигом остановилась и носильщик тут же снял чемодан и поставил его на пыльный асфальт перрона: – Тут вам немного осталось. Сами донесёте… – и, не оглядываясь на возмущённые вопли мужика, ринулся к проходу, чтобы зарулить ко мне.

Дальше пошло весело. Закинули мои чемоданы, баул и мы сначала подскочили к багажному отделению, куда сдали мои чемоданы, потом к полевому банку, отделение которого размещалось с другого конца вокзала. А через пятнадцать минут я грузился в такси.

Дверь квартиры мне открыла красивая блондинка. Ни фига себе. Она мило улыбнулась и я затащил «небольшую посылку» в квартиру. А тут из комнаты вышел и сын командира, которого я узнал по фотке. Совсем не похож на туркмена и такую русскую молодую жену себе отхватил. Ну что ж… Всё правильно – дети должны жить лучше, чем родители.

Меня усадили за стол, пошли расспросы про отца – Как здоровье? Как у него дела? И мне пришлось всё подробно рассказывать. Подробно, но не всё. Наверно всё и не надо им знать. Например, как он приболел в летних лагерях. И как хитрым своим азиатским умом сумел раскрутить начальника госпиталя, отчего офицеры потом с неделю смеялись…