Месть демонов

— Со мной все в порядке.

Я попытался отказаться от помощи: врачи всегда вызывали у меня неприязнь. Не люблю, когда меня пытаются лечить. Приятно это выходило только у мамы.

Мои еле слышные протесты врачи пропустили мимо ушей.

— Да какое там в порядке? У тебя давление двести на сто сорок! Того и гляди упадешь.

Пришлось смириться и ждать, пока меня облепят датчиками, дадут с десяток разномастных таблеток и какую-то горькую жидкость вместо воды. Я сомневался, что поможет, но, впрочем, врачам виднее.

— Вот теперь лучше, — вынес вердикт главный врач, глядя на графики моих показателей.

Лучше мне не стало, но я был благодарен медикам за заботу.

— Но все же рекомендую полететь с нами в Долину Жизни.

— Нет, только не Долина! — последние воспоминания о ней сильно резанули по сердцу. — Я полечу на Зару. Сам. На «Экстриме». Я в силах.

Сам не знаю, откуда пришла такая уверенность. Может, её не было вовсе, просто очень хотелось немного побыть одному?

— В Стационар? — тут же спросил один из сотрудников.

Стационаром сотрудники между собой называли главное здание Совета Галактической Безопасности. Я совсем о нем не подумал, но зайти туда и впрямь было не лишним. Странно, но я уже не злился на ГалаБез. Надоело мне злиться, да и сил эта злость отнимала немало.

— Да, в Стационар, — кивнул я послушно. — Надеюсь, мне там не влепят какую-нибудь статью.

— Что ты, тебя наградят! — говоря это, сотрудник глядел чуть в сторону: наверное, ему было стыдно за их общую ошибку.

Мне захотелось сказать этому добродушному парню, что он ни в чем не виноват, но вместо этого я ответил:

— Надо же. Не ожидал.

На самом деле я не испытал радости, узнав о награде. На реакцию ГалаБеза мне было плевать.

— Ты это заслужил. Так что лети. И отвези туда данные: мы хотим, чтобы они попали в Управление как можно раньше, а по сети отсюда не переслать.

— Хорошо, отвезу.

Когда мне отдали диск, я последний раз окинул взглядом друзей, едва заметно кивнул Нике с Доланой, которые решили остаться, и забрался в салон «Экстрима».

Только заведя двигатели и услышав их мерный гул, я до конца прочувствовал своё возвращение. Теперь все будет, как прежде. По крайней мере, почти.

Вести корабль мне не хотелось, и потому, едва он вылетел из подгорного тоннеля, я настроил автопилот и провалился в глубокий сон. Первый настоящий сон за много дней бесконечного путешествия, которое вот-вот должно было завершиться на той же самой планете, где началось.

***

Внутренние часы космического скитальца разбудили меня, когда «Экстрим» заходил на посадку. Ещё каких-нибудь триста метров, и всё — твердая земля под ногами. Встроенный в корабельный компьютер таймер мерно отсчитывал последние секунды моего странствия. Посадка ознаменует конец.

Но я не хотел, чтобы все кончилось так: не успел и глазом моргнуть, как стоишь у главного здания ГалаБеза, а еще мгновением позже заполняешь кипу наискучнейших отчетов и бланков, куда положено писать лишь цифры и факты. А я не знал, что писать. В голове не удержалось ничего, что показалось бы занимательным нашему аналитическому отделу.

Мне хотелось оттянуть завершающий миг посадки. Почему? Сложный вопрос. Вряд ли дело было лишь в нежелании заполнять документы. Я просто чувствовал, что ещё рано. Что еще не случилось чего-то важного.

Поэтому я отключил автопилот, резко сбавил скорость и зафиксировал высоту — теперь «Экстрим» лавировал меж высотными домами и башенными шпилями, на которых один за другим зажигались вечерние огни. А потом открыл панель управления и нажал неприметную белую кнопку. Я еще ни разу так не делал. Давно хотел, но подходящего случая не было.

В тот же миг крыша над моей головой исчезла, будто растворившись в вечерних сумерках, и «Экстрим» превратился во флаэр.

Холодный порывистый ветер растрепал мои и без того спутанные волосы. Я представлял, как дико выгляжу со стороны, но меня это не тревожило.

Потоки воздуха грубо ласкали лицо, и мне нравилось это ощущение свежести. Даже странно, что другие не любят подниматься на открытых флаэрах так высоко. Они не знают, как прекрасен морозный ветер, и какую ощущаешь свободу, и какой необъятный простор открывается с такой высоты.

Я поглядел на небо, будто заранее зная, что там меня ожидает открытие. И точно. На лазурный шелк небосвода словно бы кто-то, нечаянно или нарочно, разил тысячи красок. На этом бескрайнем полотне нашлось место всему: и темно-сизым свинцовым тучам на северо-западе, и легким перистым облакам, которые не заметишь, пока не присмотришься, и белоснежным воздушным айсбергам, и сиреневым лентам, и золотисто-багряной кромке на горизонте, и густым алым отсветам, и первым звездам, и раннему полумесяцу, и, разумеется, солнцу, которое вот-вот должно было скрыться.

«Наверно, это все не случайно, — непривычно спокойно подумал я, не в силах оторвать взор от небесного полотна. — Наверно, кто-то всё это специально нарисовал. Как я раскрасил «Экстрим» перед самым отлетом. Может, и небо каждый раз кто-то красит, вплетая в закат свою душу, а может, он просто рисует наш мир, но пока еще никто не понял всей гениальности этой картины?

— Пап, а почему на вечернем небе так много красок? — будто издалека, сквозь пространство и время, донесся до меня голос Ричарда.

Это был вечер того дня, когда Ника и Рэй увезли из резиденции ничего не подозревающую Фриггу. Тор тоже улетел ближе к обеду, и мы с Ричардом остались вдвоем.

Рич предложил развести костер и поужинать у моря, а я не нашел в себе сил ему отказать. Вот мы и сидели у прибрежной кромки, глядя, как тихие волны то с шелестом откатывают, обнажая песчаное дно, то возвращаются, рассыпаясь белоснежными брызгами.

Ноги у нас были мокрыми, но мне даже нравилось. Каждый раз, когда вода уходила, Ричард с потрясающей ловкостью извлекал из песка ракушку, кусочек коралла или необычный камешек, и зажимал их в кулаке. Когда рука наполнялась, он высыпал находки в небольшую стеклянную банку, которую вынес из дома как раз для этого.

Как-то раз ему попалась крохотная морская звезда. Она была еще живой, и Ричард бережно опустил её в воду: пусть плавает. И звезда уплыла, подхваченная очередной волной, а Рич продолжил собирать свою морскую коллекцию.

Я наблюдал за ним и поражался, с какой скоростью он подмечает и хватает интересные вещи. Сам не знаю, зачем, я попробовал повторить. Но пока мой взгляд блуждал по песку, возвращалась волна, а потом приходилось начинать всё сначала. Так я и не собрал ничего.

— На, держи. — Очередную порцию сокровищ Ричард высыпал не в банку, а в мою ладонь. Он заметил тщетность моих попыток, и его это развеселило.

Я рассмотрел подарок. Чего там только не было! Одних ракушек я насчитал семь видов — и плоские, и скругленные, и спиральные, и перламутровые, и синие… Попалась жемчужина. Крохотная, но очень красивая.

— Настоящая редкость, — прокомментировал Ричард. — Мне только три раза попалась. И я её всегда отпускаю обратно, как ту звездочку.

— Почему? Она ведь не живая.

— Ну и что? Зато таких жемчужин очень мало. И если я заберу все, много лет спустя другой ребенок будет сидеть здесь и плакать, удивляясь, почему они ему не попадаются. Отпустим её?

— Отпустим, — сказал я и опустил драгоценность на мокрый песок. Жемчужина тут же унеслась вглубь, увлекаемая солеными водами.

— Её ждет целое путешествие, — задумчиво сказал Ричард, вновь запустив руку в песок. — Что в этих штуках самое интересное, так это их истории. Океан такой невыносимо огромный! И они, такие крохотные, болтаются по нему. Они сами не знают, куда их занесет волнами, и где выбросит на берег, и кто их подберет. Я не знаю, как выразить, но есть в этом что-то… что-то… Не знаю. Вроде и чушь какая-то, но это меня притягивает. Жаль, что они ничего не могут нам рассказать. Их истории было бы интересно послушать.

— Конечно, — кивнул я и, не глядя, высыпал оставшиеся на ладони трофеи в банку.