Страница 22 из 26
Они скрепили руки в цепком пожатии – да ещё сдавили сильнее, энергичнее, чтобы кровь и впрямь смешалась. Перед глазами у Назара всё поплыло, да и друг его заметно побледнел – похоже, ему тоже несладко. Непонятно только, отчего: порезы-то неглубоки… Впрочем, нельзя отвлекаться. Нужно доделать начатое.
– Клянусь, – Назар с трудом разлепил немеющие губы. – Быть рядом и в беде и бою, прийти на помощь, и жизни не пожалеть побратима ради. А ты?
– Кля… нусь… – прошептал Пьер. И, вскрикнув, зажмурился, будто ослеплённый.
Его голос потонул в целой какофонии звуков, обрушившихся на Назара.
Уже разошлись по домам усталые хлопотуньи-служанки, довольные щедрой наградой и угощением; уже Али проверил на прочность магический барьер, невидимый глазу, но плотным кольцом опоясавший дом и сад; и в ясном небе всплыл месяц, жёлтый, как обрезок сыра, а цикады завели нестройную многоголосую песню, обещая грядущий тёплый день; и взбивались подушки и перины, обещая сладостные сны и негу на новом месте, и углы спальни окуривались жасмином и амброй, дабы навеять любимый хозяйкин аромат… когда деликатно, но настойчиво застучало под чьей-то рукой одно из медных, начищенных до блеска колец на входных дверях.
Ночные гости?
Ирис несказанно удивилась.
Но, поскольку, за собственной защитой, которую она чувствовала и могла усилить в любую минуту, можно было не страшиться нападений, она отправила Али глянуть, кто это там пришёл в неурочное время. Даже ей, не слишком сведущей в столичных обычаях, показалось, что слишком уж поздний час для визитов. Но вот нубиец вернулся – и почтительно доложил, что прибыла её подруга, маркиза де Клематис, и не одна, а в сопровождении герцога Эстрейского-старшего. Впрочем, господин Арман, убедившись, что его спутницу встретили, как полагается, сослался на назначенную ему важную встречу и откланялся, пообещав навестить хозяйку на следующий день.
– Аннет! – радостно вскрикнула Ирис, обнимая подругу. Но тотчас отстранилась в недоумении. Несмотря на тёплую июньскую ночь, молодая женщина куталась в меховую накидку. И не оттого, что её знобило, нет! Пушистый холодный мех сверкал капельками подтаявшего инея. Да и руки подруги оказались ледяными.
– Перчатки забыла, – виновато пробормотала Аннет. – Кто ж знал!.. Арман предупредил, что в полёте будет холодно, а я вот… не сообразила.
Ирис округлила глаза.
Не очень-то она верила слухам о второй ипостаси Старого Герцога, но теперь… волей-неволей пришлось поверить.
– Вы прилетели вместе? – восторженно уточнила. – О-о! Расскажи! Нет, постой… Мэгги, готовь немедленно горячий чай, нашей гостье надо согреться! Сейчас, Аннет, мы разожжём камин…
Домашнее волшебство, установленное ею заранее, повинуясь щелчку пальцев, объяло пламенем заготовленные в каминном проёме дрова.
– Садись ближе, – Ирис подтянула кресло к разгорающемуся огню. – Я так тебе рада! Но почему ты здесь? Случилось что-нибудь?
Аннет с наслаждением рухнула в кресло, обложенное подушками. Протянула озябшие руки к огню.
– Надоело сидеть в клетке. Решила: хватит. Пора ехать домой и приниматься за дела, там без меня Хью и Джон с ног сбились. Да вот напоследок загорелось тебя навестить, посмотреть, как ты тут устроилась, да рассказать кое-что – так, о нашем, о женском…
Она помолчала. Дождалась, когда Мэгги наскоро накроет на стол – благо, чайник с кипятком у хлопотливой ирландки, пристрастившейся к травяным чаям, был всегда наготове. Сомкнула ладони вокруг горячей пиалы, помедлила. Обвела взглядом уютную гостиную.
К бледным щекам её постепенно возвращался румянец.
– Хорошо у тебя, мило… Настоящий дом. Ты и впрямь волшебница: только заселилась – а уже всё обжитое, будто с младенчества. У меня долго такого не было. Гостиница первого мужа так и не стала мне родной, трактир он и есть трактир, одно слово – проходной двор. А Шато-Клер пришлось долго приводить в порядок, по комнатушкам, по кусочкам, но уж в него я вложила не только деньги… Хорошо у тебя.
– Энн… – Ирис заботливо укутала ей ноги шалью. – Я счастлива, что ты здесь. Но я же вижу – у тебя сердце не на месте. Ты ведь сбежала тайком, да? Иначе чинно-мирно приехала бы в карете, как знатная госпожа, и белым днём. Ну, давай, рассказывай.
– Что с тобой поделать…
Маркиза со вздохом осушила пиалу, сбросила, наконец, меховую накидку и отстегнула пелерину с платья.
– Теперь жарко… Слушай же. Ты так восторгалась Генрихом, и всё не верила, когда я тебе говорила, что король – не мужчина. – Она смешалась. – Я хотела сказать – в первую очередь он государь, а потом уже рыцарь, кавалер, и прочая, и прочая. Такие, как он – люди особого вида, они и на мир, и на остальных людей смотрят по-другому. Не сказать, что плохо, просто иначе. Для страны это, может, и хорошо, а вот для нас с тобой…
Ирис переполошилась.
– Он тебя оскорбил? Унизил?
– Ах, нет. Почти нет, если не считать унижением разговоры о предстоящей женитьбе на Бриттании и этой рыжей Бесс. Но с этим я давно смирилась, и знаю, как жить дальше. Речь сейчас не обо мне.
И вот, собравшись с духом, Аннет выложила подруге все подробности разговора в Лабиринте, подслушанного ими со Старым Герцогом.
– Я подумала: ты должна это знать, – добавила после паузы. – Ужасно быть куклой, за которую всё решают. Да, случается, что женщине порой просто некуда деваться; тут-то и выходят за того, кого предложили, будь он даже старый, больной и горбатый. Смиряются, и терпят, и живут. Но мы-то с тобой свободны! По какому праву эти мужчины решают за нас? Мы свободны, Ирис!
– Вот и матушка Камилла говорит о том же, – пробормотала феечка и спрятала лицо в ладонях. – Ох, как это всё…
Щёки горели, и не из-за тепла камина.
Так вот для чего, вернее, для кого обихаживалось женское крыло в доме де Камилле! Не для гостьи – а для будущей жены.
А ведь она было совсем простила Филиппу его бестактность, решив, что он приглашает её в свой столичный особняк всего лишь от избытка гостеприимства! Возможно, даже набравшись восточных обычаев, где для почётного гостя не жалели самого лучшего… А оно вот как, оказывается. И его постоянное, хоть и ненавязчивое, внимание, и прогулки по Роану, и интересные беседы…
И странное нежелание стать её крёстным… Разумеется, ведь тогда он не смог бы на ней жениться!
– Ну почему они все… – начала с горечью. – Все думают о себе, будто настолько неотразимы, что женщины сами на них виснут и за счастье почитают быть им подаренным… Аннет, неужели они все – павлины? И даже твой Генрих? Ой, прости!
Маркиза фыркнула.
– А что – Генрих? Он и есть главный павлин среди всех. Наверняка возле каждой цыпочки хвост распускает.
– Не скажи. Говорят, у него уже давно нет фаворитки.
– А-а, не верю. Возможно, он слишком хорошо её прячет. – Аннет дёрнула плечом. – Не хочу больше о нём… Но ты – ты не удивлена? Я-то думала, моя очередь отпаивать тебя чаем и чем-нибудь покрепче.
– Я не привыкла к вину, да и не хочу привыкать, – слабо улыбнулась Ирис. – Печально, конечно, что всё так складывается, неприятно, но… Да, не удивлена. Было бы странно, если бы меня не попытались использовать в политических целях. А я-то удивлялась, почему султан разрешил мне, наконец, называться настоящим именем…
Задумавшись, повертела в руках фарфоровую чашку.
– А ведь Филипп, в сущности, неплохой человек. И очень сильный. Столько лет сопротивляться привороту, да ещё постоянно подпитываемому, не каждый сможет. Я лишь недавно поняла – или мне показалось, что поняла – отчего он такой бесстрастный. Он настолько привык держать в узде чувства, что теперь, когда сбросил оковы чужой воли, остаётся таким же по привычке. Это уже часть натуры. Но он оттаивает, правда, Аннет, я вижу!
Она смешалась, опустила глаза.
– Он тебе нравится? – прямо спросила подруга.
Ирис покачала головой.
– Не более остальных. Мне нравится и маршал Винсент, и герцог Жильберт – вот прекрасные образчики мужчин; отчего-то кажется, что уж они никогда и никому не позволят распоряжаться женским сердцем и судьбой. Я, должно быть, наивна, да?