Неожиданность (ЛП)

Не успел он закончить, и не успела Рей ответить – или даже подумать об ответе – как его телефон завибрировал.

– Придержи эту мысль, – Бен встал с дивана, наклонился к спинке кресла и чмокнул Рей в губы. И почему-то это показалось ей более интимным, чем то, что они творили этой ночью на диване. Телефон продолжал звонить, и Бену пришлось ползать по полу в поисках штанов. – И кто, мать его, трезвонит мне в семь утра?

***

Рей соврала, что Хан – её свёкр. Закончив у стойки регистрации, Рей встретилась с лечащим врачом, тот задал ей пару вопросов и рассказал о случившемся. Квартиросдатчик нашёл Хана на полу без сознания в прачечной, которая была в подвале дома в Вашингтон Хайтс, где сейчас жил Хан. У него в желудке разорвалась язва, и он потерял много крови. Пока они стояли в коридоре, врач сообщил, что опасность миновала, но прогнозы неутешительные.

– Привет, детка, – сказал Хан, когда Рей прокралась в его палату. В лучшем случае он выглядел недовольным. – Не нужно было приходить. Со мной всё нормально.

Рей осторожно села на стул рядом с его кроватью.

– Бен дома с малышкой, – объяснила она, хотя Хан не спрашивал. – Он не хотел, чтобы она нахваталась микробов.

– Я и не ждал, что он придёт, – отрезал Хан. Они замолкли, и через секунду он добавил. – Ты должна вытащить меня отсюда. У меня нет денег на всё это дерьмо.

– Обо всём уже позаботились, – перебила его Рей. – Оставайся сколько потребуется. Бен хотел, чтобы ты это знал.

Хан бросил взгляд на свои руки, лежавшие поверх больничного одеяла. Они выглядели как руки старика, очень костлявые. Его голос был тихим – совсем не как обычно.

– Передай ему от меня «спасибо», – он немного повёл плечами и грубо добавил, – но я не хочу оставаться. Не хочу помереть в больнице.

Рей тяжело сглотнула. У неё возник порыв – весьма щедрый, как всегда – пригласить его пожить у неё в квартире. Но она знала, что Бен никогда такого бы не позволил.

– Этого не будет.

– Ну, я умру, – криво улыбнулся Хан. – Но, чёрт подери, не здесь.

***

Когда Рей вернулась домой, Бен был в её постели. Ханна спала на спине посередине кровати, и Бен, с его длинными ногами и руками, обернулся вокруг неё полумесяцем. Он взглянул на Рей, переступившую порог спальни, и опустил глаза на спящую дочь. Его губы сжались в тонкую нить.

– Он говорил, что у него в запасе ещё пять лет, – очень тихо говорил Бен. – И что прогнозы хорошие.

Рей тихо присела на край кровати.

– Он не проходит химию.

– Почему? – Бен не отрывал глаз от Ханны.

– Сказал, что в его возрасте оно того не стоит, – ответила Рей, хотя не вполне сама в это верила.

– Так значит… – было очевидно, что и Бен этому не верит. Он едва ли не начал злиться. – Сколько?

– Может пара месяцев, – признала Рей.

Бен сжал зубы.

– Вот ублюдок, – тихо выдохнул он.

– Бен.

Он перекатился на спину и закрыл рот рукой. Бен лежал так пару секунд, будто сдерживая слова, которые так и норовили вылететь. И когда он отнял руку от лица, они всё же вырвались.

– Это так эгоистично. Умереть просто так, когда можно было лечиться и жить, – Бен сделал судорожный вздох. – Он всегда был таким эгоистом.

Рей легла на кровать и погладила маленькую ножку Ханны в носочке. Она не вполне понимала горе Бена. Казалось, он не любил своего отца, но эмоции, проступившие у него при мысли о неминуемой смерти Хана, вырвались из глубины его души.

– Я считала свою мать эгоисткой, – открылась ему Рей. – Потому что она наложила на себя руки. Она не рассказала отцу о моём рождении, поэтому я осталась и без матери, и без отца. И я думала, что это самое эгоистичное решение, которое только можно принять, – Рей видела, что Бен её слушает, хотя он глазел в потолок. Она заметила блестящую каплю, которая поползла из уголка его глаза к виску. – Но теперь я понимаю, что она была больна и должна была уйти. Я бы хотела сказать ей, что прощаю её. Надеюсь… надеюсь, она не умерла с чувством вины.

Бен хранил молчание. После долгих минут в тишине он сказал, еле слышно:

– Ты лучше меня. Не знаю, смогу ли простить его.

Рей наклонилась к нему и смахнула слезинку с его лица. Он вздрогнул.

– Ещё осталось немного времени.

Бен взял её руку в свою и прижал к щеке, не сказав и слова.

========== Часть 22 ==========

Бен теперь спал в одной постели с Рей. По большей части они действительно спали, изнурённые родительством, а иногда просто тихонько разговаривали, чтобы не разбудить Ханну.

Бен всегда думал наперёд. Когда они что-то обсуждали, он мыслил масштабно, абстрактными понятиями, и строил далеко идущие планы. Рей же не задумывалась ни о прошлом, ни о будущем. Для неё каждый день был словно маленькая жизнь, полная разных деталей. Иногда унылых или даже депрессивных: например, сегодня она целый день проходила в пижаме, потому что так и не нашла ни одной вакансии для специалистов с её образованием. Другие детали заслуживали большего внимания: Ханне исполнилось два месяца, и она теперь могла поднять голову, когда её клали на живот. Она почти научилась смеяться по-настоящему.

Рей рассказывала ему, как прошёл их день с Ханной, он говорил, что в этом или в следующем месяце покажет малышке, как желтеют осенние листья, и, в конце концов, неизбежно, руки Бена оказывались у Рей под рубашкой и в трусиках. Каждый раз он шептал ей один и тот же вопрос, едва отрывая губы от её шеи: хочет ли она, чтобы он отнёс Ханну в детскую?

Её ответом всегда было «нет», но с каждым разом ей становилось всё труднее и труднее выговаривать это короткое слово. Особенно было трудно, когда Бен спускался ниже, обжигал дыханием внутреннюю часть её бедра и закидывал одну её ногу себе на плечо. Рей не хватало воздуха, но ей приходилось закрывать рот рукой, пока он ласкал её между ног, лишь бы не начать вторить «да, да, да!»

***

Бруклинский хоспис не был похож ни на больницу, ни на тюрьму. Бен ждал в палате, внимательно разглядывая небольшие картины с цветами на стенах. Одна, с лилией, висела прямо напротив кровати. Бену показалось странным, что её поместили именно сюда – она была бы последним, что ждущий неминуемой смерти человек увидел бы перед своей кончиной. Хотя, решил он, это было лучше икон. По крайней мере, в случае его отца.

– Бен.

Он повернулся на зов. Его отец выглядел маленьким в своей инвалидной коляске.

– Привет, пап.

Когда Хан услышал это, он выглядел так, словно не знал, смеяться ему или плакать. Бен уже много лет его так не называл. Наконец он сказал, как всегда грубым голосом:

– Милое местечко.

– Тебе не обязательно здесь оставаться, – Бен глядел на свои туфли. – Ты мог бы вернуться в больницу и начать курс химиотерапии.

– Я уже достаточно насиделся в больнице, – сказал ему Хан. Он провёл там две недели. – Да и поздно для этого.

– Почему? – Бен ненавидел, как по-юношески наивно и разочарованно это прозвучало. Чтобы добраться из Вест-Виллидж на самый юг Бруклина, он сначала поехал на метро, а потом взял такси, лишь бы побольше времени провести в дороге. Он убеждал себя, что нужно держаться. Он репетировал, что собирался сказать отцу. Но следовало догадаться: что бы он ни сказал, это прозвучит как слова мальчишки.

– Я смог подержать на руках внучку. Познакомился с будущей невесткой, – в ответ на это Бен усмехнулся, сам того не желая. Хан улыбнулся: ему нравилось слышать смех сына. – Бен, я готов.

– А я нет, – выпалил он. – Я… – он провёл рукой по волосам и зашагал по комнате. Та была небольшой. Может, чуть больше тюремной камеры. – Мне нужно… кое-что. Поставить точку, – гнев, что копился у него многие годы, так и норовил выплеснуться наружу. – Я знаю, что должен бы простить тебя перед смертью. Но я ещё не готов. И не думаю, что когда-нибудь буду.

Хан неотрывно глядел в окно. Он не ответил на тираду Бена.

– Возвращайся на следующей неделе, – он очень осторожно сжал пальцами колёса своего кресла, затем заблокировал их и с большим усилием встал. – Я всё ещё буду здесь.