Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 85

— Я подумаю над твоими словами… — сказал он так, будто за душой имел слабое, но всё же подозрение в предательстве. — Пойду я… — прокашлялся Кино, когда рана начала затягиваться.

— Идите, ваша милость, идите… — сказал ему Мерц вслед, теряя благодетельный тон. У него внутри играла злоба, как ему приелось это вылизывание, а тут ещё и змея померла, отдав последние силы на то, чтобы стать камнем. Как ему повезло, что Кино оказался настолько доверчив. Будь то взрослая особь, хотя бы метра в полтора-два, то он почувствовал бы такую слабость, что проспал бы полдня, а этот детёныш только разогнал кровь. «Теперь мне нужен новый план… — задумался Мерц, подумывая над тем, нужна ли ему Ева живой и что теперь делать с любимым племянником. — Отныне попадаться нельзя, — понял это он. — Нужен новый план, либо время… Да, время, оно решит всё!» — подумал он, намереваясь вновь заслужить безграничное уважение.

***

Ночь Кровавой луны — в эту ночь происходят самые страшные вещи. В мире людей об этом прямо заявил Скотленд-Ярд, указывая на то, что фазы луны влияют на уровень насилия в обществе, для них не секрет, что тёмные дни — это дни, когда правит страх, агрессия и смерть. Нет хуже смены для полицейского, чем смена в один из плохих лунных дней, в такую ночь поспать или пофилонить за рабочим столом не получится.

Мир людей — место скучное, монотонное, но по-своему прекрасное. Юма и Азуса остались в поместье одни. Коу, как только вернулся, отправился на съёмки, и вот уже несколько дней поместье Муками практически пустовало. Юма занимался садом, а Азуса наблюдал за ним из дома.

На небе собирались тёмные облака, солнце заходило за горизонт, окрашивая запад алыми раскатами.

— Розы зацвели… — сказал Юма вслух, расправляя напряжённые плечи. Он похрустел суставами, выгнулся в спине и посмотрел на небо. Мутная, покрытая красной пеленой луна просыпалась.

— Рано… в этом году, — вышел Азуса на улицу.

— Да… — посмотрел на него Юма, а потом подошёл к бархатным розам. — Я впервые сажаю такие… — наклонился он к бардовым бутонам, чувствуя их нежно-сладкий аромат. — Можно сказать, что они у меня самые лучшие.

— Для кого… ты их посадил?

— Не для кого! Для самого себя… — вздохнул он, после того как слегка повысил голос.

— Боишься… за них…

— Переживаю…

— Руки… знает, что делает…

— Иногда он слишком много знает и бежит от этого…

— Думаю… ты боишься… что он пойдёт напролом… Я тоже… об этом думал. Он сломан… подавлен… что-то происходит… — закрыл он медленно глаза, набирая в лёгкие прохладного воздуха. Пахло росой и травой. В саду у Юмы всегда было хорошо, по-домашнему уютно и тепло. — За горизонтом… что-то зашевелилось… Целый год было… тихо, а сейчас… зашевелилось. Думаю, Руки… почувствовал это раньше… нас. У меня в голове… звучит голос… Он говорит мне: «Ева»… «Ева»…

— Ты устал… — ответил ему Юма, отрицая то, что тоже слышит этот голос.

— А ты… не думал, где сейчас Руки? Почему… он не вернулся домой?

— Думал! И продолжаю думать… Он ничего не сказал, вестей тоже не было…

— Давай… проверим…

— Ты хочешь спросить у них?

— Да… — кивнул Азуса. — Хочу… чтобы кто-то из детей отца… сказал, что с Руки… всё хорошо.

— В эту ночь они всё равно никуда не пойдут, — посмотрел Юма на небо. — А вот сегодня вечером уже будет поздно… Пойдём! Я тоже хочу услышать, что нам не о чем переживать! Да и тошно здесь! Больше не могу смотреть на эти стены!



— Тогда… идём… прямо сейчас…

— Идём… — сказал Юма, посмотрев на свои грязные руки.

Вампиры отправились в поместье Сакамаки, не зная, что Кино отправил им личный подарок.

Они ушли недалеко - миля, не больше…

— Что это? — остановился Юма, когда услышал вой.

— Горит… — увидел Азуса дым, что поднимался из-за кромки леса.

— Особняк! — дёрнулся Юма. — Чёрт!

— Юма… — остановил его брат. — Бесполезно… уже… ничего не спасти… Несчастливое место… в третий раз горит… Пойдём… а то и нас… на костёр… отправят…

Запах гари и чёрный дым осквернили воздух, позволяя двум вампирам бесследно скрыться.

***

Юи очнулась ближе к полудню, в уединённой комнате где-то в башне старого замка. Разбудили её слуги. Бара пришла чесать волосы, а другие девушки готовили ванну. По их печальным лицам сразу можно было сказать, что они соболезнуют ей и её положению, но они молчали. Когда Бара закончила с волосами, то она уже себя в зеркале не могла узнать. Волосы вились и спадали до колен, ногти сияли здоровым блеском, вот бы такой же блеск её помутнившимся глазам. После этого они принесли платье и сказали отдыхать.

«Я хочу сбежать отсюда… — подумала Юи. — Уже неважно, что скажут гости, не могу оставаться в этом замке… — призналась себе Комори всерьёз, намереваясь уйти, но, открыв дверь, она увидела, что её охраняют люди Мерца. Священнослужитель в зелёных одеждах стоял за дверьми и караулил её. Увидев лицо, скрытое под капюшоном, она попятилась и захлопнула дверь. — Мне никогда не сбежать… — упала она на колени, испытывая страх. — Как Руки собрался забрать меня? Как? — в панике прокричала она, но на деле не издала и звука. — Мерц очень силён, я чувствую его ужасные руки на своей шее и вижу глаза того, кто решил защитить меня… Ты сказал, что лента не завяжется на моей руке и все поймут, что я уже состою в браке… Но когда все поймут это, то что произойдёт? Что будет с Кино? Он очень ждёт этой ночи, а я… я думаю как бы мне сбежать и обнять тебя…» — говорила она так, будто Руки здесь, рядом. От этих мыслей ей становилось легче, появлялись силы и желание жить, а не будь их, то, скорее всего, она выбросилась бы из окна, забыв о том, что от её действий зависят жизни братьев. Пережить стресс от ещё одного предательства было слишком сложно. А думать об этом ещё сложнее. Она хотела винить Мерца, хотела кричать на всю комнату о том, что он предаёт племянника, родную кровь, но не могла… В такие моменты Юи вспоминала, что сама предаёт Кино. Собственноручно уничтожает и затаптывает его в грязь. Такой позор тяжело отмыть, если вообще возможно.

— Надо верить, что всё будет хорошо! — говорила Комори, подбадривая себя всеми возможными силами, методами и способами.

Она просидела в полупустой комнате до самого вечера. Бара оставила её в одной ночной рубашке и возвращаться не спешила. Юи прошла туда-сюда уже раз сто. Она обошла деревянную кровать с одной стороны, потом с другой… Присела на стул возле окна, посмотрела, что делается снаружи: там бегали слуги, таскали цветы, бочонки с вином, а когда солнце медленно обогнуло их замок, то Юи заметила, как на улице начало смеркаться.

При виде сада в тени Комори побледнела, чувствуя, как что-то внутри у неё умирает, делая её холодной и безразличной до всего. Она подошла к овальному зеркалу, в котором отражалась вся её худощавая фигура, а потом услышала шаги и разговоры пешек Мерца.

— Что, уже пора? А не рано для праздничных одежд? Луна взойдёт только к восьми вечера?

— Пора… — услышала Юи другой, более молодой голос. — Я сменю тебя… Иди…

— Спасибо, брат. За девушкой придут служанки, — сообщил он и на этом ушёл.

“Кто это?..” — подумала Комори, чувствуя себя в опасности, но только она об этом подумала, как дверная ручка опустилась, и дверь приоткрылась.

Юи быстро попятилась к окну и, не рассчитав, уселась на стул, пялясь на высокого служителя в плаще цвета красной меди.

— Кто вы? — начала она беспорядочно оглядываться по сторонам. — Прошу вас, покиньте мою комнату! — зажмурилась Юи, видя, что незнакомец приблизился слишком близко. — Нет же! — прокричала Комори, когда почувствовала холодные пальцы мужчины на своей щеке. Она дёрнулась в сторону, уронила стул и прижалась лицом к зеркалу. — Не прикасайтесь ко мне…

— Тебе идут длинные волосы… — услышала она голос незнакомца столь чётко, что не успела осознать, правда это или ложь. “Руки…” — пронеслось у неё в голове, и в отражении она увидела часть бледного лица. Его не скрывала накидка, поэтому она смогла увидеть тонкие губы и едва уловимую улыбку на них.