Страница 193 из 225
— Как я могу отказаться, когда ты так решительно настроен, — насмешливо произнёс Того, оставляя Карлу в покое. — Но я не планировал умирать сегодня, Руки, — леденящим душу тоном произнёс бессмертный, нанося первый опасный удар, разнося скрежет столкнувшегося вместе оружия, довольно всматриваясь в лицо приёмного сына, видя, кого воспитал.
— Я знаю, — спокойно ответил Муками, отражая удар кинжала, зная, что один неверный шаг и его уже будет не спасти. — Но я не вижу иного пути, — признался брюнет, делая первые опасные выпады.
— Странно, а последние сто лет видел, — прищурился Карлхайнц, не злясь на непослушное дитя, ведь он знал, что этот день настанет и его предаст тот, кому он доверял больше всего, предаст ради светлого будущего.
— Да, видел, — согласился Руки, начиная двигаться так быстро, что только блики схлёстывающих противников, мелькали среди приглушённого света старых свечей. — Но мне дали шанс на лучшую жизнь, и я намерен воспользоваться им, — заявил бессмертный, смыкая свой круг. — Я не могу быть Адамом, не могу дать того, что так хотел мой господин и отец, но я могу подарить ей жизнь, настоящую, не прикрытую масками лести и мнимой благодетели, — заговаривал он зубы, загоняя Карлхайнца в ловушку.
— Руки, ты же не думаешь победить меня в честном бою? — посмеялся Того, подозревая подвох. — Я не вижу, что ты задумал, ведь сейчас ты говоришь мне чистую правду, но как долго продлится твоя любовь к моей дочери? Сколько у вас есть времени, если этот мир развалится, оставшись без сильного правителя?
— Дочери? — услышал Карла, оглядываясь на Юи, смотревшую на всё чуть дыша. — Не может быть… Ребёнок Мене, неужели она? — остолбенел он, догадываясь о коварном плане их короля.
— Время беспощадно, — сказал Руки, не ослабляя бдительности, — но сколько бы оно ни продлилось, я сохраню в памяти каждый момент, — яростно выкрикнул он, выбивая кинжал из рук Того, занося священный меч, разрубая вампира, но, как и ожидал, развеял лишь белый туман.
— Прости меня, Руки, но это конец, — покачал головой владыка, подобравшись со спины, намереваясь пронзить сердце вампира.
— Попался! — проревел Юма, обхватив Того с медвежьей силой. — Руки подозревал, что ты сделал ещё несколько копий этого кинжала, — рассмеялся он, ощущая вкус победы.
— А теперь и моя очередь, — жизнерадостно улыбнулся Коу, выныривая из-под потолка, приземляясь рядом со спокойным, как ни в чём не бывало господином. — Покажи мне свои секреты, — ухмыльнулся блондин, пронзая древнего своим оком, которым был столь щедро одарен. И картины минувших лет предстали перед ним, ослабляя куда больше его. Стоны и крики боли целых семей были как на ладони. Умирая от расовой болезни, они мучались и исцелялись и так день за днём, пока не приходил один из докторов этой семьи и не забирал столь ценную жизнь. — Да что ты за монстр?! — покатился на пол Коу, хватаясь за голову.
— Уж какой есть, — посмеялся Карлхайнц. — Основатели не могли умереть сами собой, но, страдая, они просили о смерти, тогда мой дядя при помощи этого кинжала исполнял их последнюю волю, а когда эта вещь отошла моей семье, то эта обязанность легла на мои плечи.
— Ты грязный предатель, — задрожал в голосе Карла, слетая с катушек. — Я тебе голову оторву! — бросился он, отвлекая Руки и остальных.
— Не так…быстро… — выпрыгнул из-за колонны Азуса, продырявливая основателя своими ножами, заставляя его остудить пыл, пока кровь и нависшая слабость не давала ему двигаться.
— Шу, что там происходит? — запаниковала Юи, потеряв всех из виду, когда свечи неожиданно потухли, оставляя их в кромешной тьме, и даже свет от изливающейся кровью луны не освещал эти чертоги. — Луна, она чернеет… — отшатнулась в страхе Комори, заглянув в окно.
— Отец слабеет. Коу отвлёк его и если бы Карла не вмешался, то вполне вероятно, что это был бы конец, — взволнованно ответил Шу, разглядывая сквозь тьму, лежавшие на полу тела братьев Муками. — Чтобы контролировать время, природу и даже собственные клоны, необходима концентрация. Руки это знал, но, кажется это конец, — прошептал он, закрывая Юи глаза, видя, как согнулся брюнет, больше не в силах использовать этот меч, пока владыка медленно подступал к сыну, что не оправдал надежд.
— Шу, что происходит? — тяжело задышала Комори, хватаясь за сжавшуюся на её глазах ладонь, желая поскорее убрать её и увидеть, что все её опасения неправда. — Шу, отпусти меня! — забилась Юи, но ей не давали и шага вступить.
— Она готова броситься за тебя даже в огонь, — потёр лицо Того, отворачиваясь от согнувшего спину Руки, посматривая сквозь колонны на единственную дочь. — Как бы она ненавидела меня, как бы ни презирала, невозможно отрицать, что я люблю её больше всех моих детей, — признался он, возвышаясь над Муками, отталкивая ногой тот самый меч, которым отрубил голову бывшему королю. — Оградив её от нас, я позволил ей вырасти такой живой, настоящей, — улыбнулся он, вспоминая эти счастливые черты детского лица, на которые он иногда приходил посмотреть. — Руки, ты же понимаешь, почему я хочу уничтожить вампиров, ныне живущих на этой земле? — потрепал он юношу по голове, приподнимая его непоколебимое лицо, заглядывая в глаза, в которых всегда видел то, чего так желал — уверенность и верность выбранному пути, горела ярким огнём, не признавая поражения. — Они как красивые статуи, живые произведения искусства, лишённые души, личности, мнения… Всё застыло. Руки, я горжусь своей семьёй, я был горд называть тебя сыном, но время пришло, — чуть слышно сказал Того, давая юноше кинжал.
— Дождь пошёл, — сказала Юи, услышав, как капли тёплой воды застучали в окно, смывая кровавые слёзы, отправляя их на вечный покой. — Шу, почему так тихо? — дрожа всем телом, спросила она, ощущая свежеть летнего дождя, не зная, что луна вновь засверкала серебром, озаряя церковные чертоги, обнажая истинные чувства возможно самого сильного существа на этой земле.
— Гордость мне не позволит разрешить оставаться рядом с ней, а душа будет изнывать, если я заставлю её выйти замуж силой, ведь тогда и она окаменеет, оставляя после себя сожаления. Моё время пришло, Руки, — улыбнулся Карлхайнц, приставляя сжавшуюся с кинжалом кисть юноши к груди. — Выполни обещание, ведь я выбрал тебя, оправдай мои ожидания, как делал это всегда, — попросил он, ощущая неуверенность в руках приёмного сына, понимая, что в отличие от чистокровных вампиров в нём, так же как и в Юи когда-то тлелась жизнь.
— Я понял, — сухо сказал Муками, находя этот поток равновесия, в котором всегда пребывал. — Прощай, отец, — произнёс он, проглотив ком в горле, толкая окаменевшую кисть второй рукой, тут же пронзая величественное сердце.
***
Гробовая тишина нависла над мрачными церковными чертогами, собирая вампиров по своим кружкам, медленно отходивших от полученных ран.
Бывший владыка и предводитель всех вампиров безмолвно лежал на полу рядом с Руки, продолжая смотреть на этот мир, пусть и неживыми, но всё такими же золотыми глазами, потускневшими, но поистине королевскими.
— Спи спокойно, отец, — прошептал Муками, осторожно прикрывая веки Карлхайнца, скрещивая его руки на груди, чувствуя, как слёзы застыли в его глазах, надрывая иссушенное горло, щемя где-то в душе. «Осталось последнее дело, и на этом мой долг будет уплачен», — подумал он, прикасаясь к карману на внутренней стороне пиджака.
— Руки… — чуть слышно позвала его Комори, переступая через огненный круг, который после смерти Того более не имел такой силы, затухая с последними каплями уходящего полнолуния, приоткрывая двери в рассвет. «В порядке ли он? На нём лица нет…» — неуверенно посмотрела она, желая броситься к нему как можно скорее.
— Ты умер слишком легко, — поднялся на ноги Карла, ненавистно глядя на Сакамаки, которого всегда мечтал сам стереть с лица земли. — Тебе бы познать то унижение, которому ты подверг моего отца, но коль это уже невозможно, значит, я устрою тебе поистине королевские похороны, — сверкнул глазами Тсукинами и, растолкав Райто и Канато, встретившихся ему на пути, схватил погасшую свечу, зажигая её тем самым пламенем, за которым пряталась Юи. — Прощай! — высокомерно произнёс он, бросая толстую свечу Того на грудь. Огонь тут же объял своими горячими языками изысканные одежды вампира, принимаясь и за его бренное тело, медленно превращая его в прах.