Страница 177 из 202
— Ты чего делаешь? — у Май прорезался более пронзительный голос.
— Если ты собралась достать меня глупыми вопросами, то выход вон там, — он легко кивнул на дверь. — Я хочу попить кофе и прилечь отдохнуть!
— Я поняла, чего ты хочешь, но тебе лучше не употреблять такие напитки, как кофе или зелёный чай, — прочитала лекцию она.
— Ты уже забыла — кофе в моём офисе ты подавала ненамного реже чая. Я более чем здоров, мне всего-то нужно не выходить из себя, но если строго следовать фактам, то одна ты справляешься с этим в рекордно-короткие сроки.
— Ну уж прости за то, что мне есть до тебя дело! — негодующе воскликнула она. — Да, я задела твою несчастную гордость, но моя, между прочим, пострадала куда больше твоей. Ты знаешь, чтó я пережила этой ночью? Понимаешь, чтó почувствовала, когда попросила тебя заплатить мне? Ничего ты не понимаешь! Ты же, кроме своей гордости, как слепец никого не замечаешь! Не будь ты таким правильным, то понял бы, что тебе бы эта женщина никогда не открылась бы. Да, я сдуру повторила ошибки её дочери, и она, оскорбившись этим, появилась. Но ты не имеешь малейшего понятия, через чтó я прошла там… — она подняла глаза на Нару и, поняв, что он терпеливо слушает её, продолжила уже спокойнее. — Я понимаю, что задела твоё самолюбие, прости меня за это, но иного плана у меня не было…
— Я закрою глаза на легчайший налёт вульгарности в наших с тобой отношениях, если ты успокоишься. Я бы хотел провести эти часы в тишине, — принял он её извинения с небольшим условием.
— Да не стану я тебе мешать! Спи уже… — Май дёрнула за дверную ручку. Вниз и вверх, и никакого эффекта. — Не поняла, почему заперто?..
Этот Нао! О боже, он нас запер здесь! Да что за человек?! — врезалось ей в голову.
— Иди спать, — Сибуя поставил белую чашку на стол и пригласил Май вновь. — Нас разбудят около пяти…
Так говорит, будто не прилагает никаких усилий! Хоть бы покривился от неприязни, всё же я накричала на него, сорвалась, а он даже лицом не повёл, — Май призналась себе, что ожидала более яркой реакции, а не отеческой нежности.
— А вот возьму и пойду! — зашагала она к кровати, завалившись на левый край, поближе к окну, более чем демонстративно.
Нару посмотрел на скованное тело Май, её полыхающее лицо, которое она пыталась сделать более выразительным, окрашивая его исключительно чертами оскорблёнными и обиженными, после чего накрыл её простынёй, намереваясь избавиться от брюк.
— И да, — Танияма резко присела и ткнула указательным пальцем в сторону потолка, — ты мне заплатил пятьсот йен, вот это, я считаю, было унизительным!
Нет, ты точно напрашиваешься! — губы Нару тронула нездоровая нервная улыбка.
— Считаешь меня мелочным, что ж, в этой комнате триста тысяч наличными, неплохой такой заработок нынче, я могу себе позволить немного больше, чем обычно, но только учти, что и отрабатывать придётся на уровне.
Что-то несмешная шутка, — испытала Май настоящий испуг, ведь Сибуя не больно-то славился какой-либо щедростью, не считая хамства и грубости.
— И где ваш ответ, госпожа Танияма? — Нару надавил ладонью на матрас и приблизился к лицу Май, назло рассматривая её приоткрытые губы, шокированные глаза и дёргающиеся от жара щёки.
— Воздержусь! — проговорила она на той предельной ноте, после которой чаще всего следует крик, но она спрятала его в кулачке, завернувшись в простыню с головой.
Нару, ты настоящий дурак! — она прижала руки к груди, пряча в одной из них ту самую монетку в пятьсот йен. Пусть это казалось смешным и сентиментальным, но для неё она и вправду значила нечто большее. Май прятала её в кармашке на юбке, и когда Нару уснул, как ей показалось, то вынула её, чтобы погрустить немного в одиночестве.
Благодаря тебе, мне было спокойнее… — она смотрела на блестящие края, широкие листья на обратной стороне монеты и тихо вздыхала.
За спиной послышался шум. Нару перевернулся к ней лицом и, закинув на неё свою тяжёлую руку, притянул к себе.
— Не надо ко мне подлаживаться, — сонно зашептал он через простыню. Май ощутила тепло, проходящее сквозь ткань, стесняясь так даже больше. — Я ценю твою честность и веру в свою интуицию. Я не говорил, что ты не помогла. Ты… очень рисковала. И хотя у меня к тебе масса претензий, ведь ты не слушала меня вовсе, но я рад, что ты и никто другой не пострадал. Всё могло закончиться куда хуже, я бы даже согласился с Такигавой, не верится, что всё вот так легко разрешилось… — он поцеловал её туда, где пряталась её щека, и вновь придавил головой белую подушку.
— Я не слушалась тебя потому, что голос в моей голове запрещал мне это делать, — Май, остыв телом, раскрыла правду. — Мне шептали: “не смей поднимать головы, ты повинна”; “не защищай его, ни то он умрёт”; “идёт твоё наказание, прими его, дитя…”. Нару, — она вылезла из своего укрытия и развернулась к утомившемуся исследователю паранормального, — если я в следующий раз соберусь сделать нечто подобное, то свяжи меня, пожалуйста…
— Непременно… спи! — он поцеловал её в лоб и сам прикрыл режущие от усталости глаза.
VIII
В тот день Оливера накрыла необъяснимая нежность. Май была рядом с ним, живая, невредимая. Этого хватало для того, чтобы на ближайшие два часа, которые оставались у них после сна, он позабыл о проблемах его окружающих. Рядом с ней он задыхался, чувствовал, как девушка, полюбившая его, пустила свои корешки в его хорошо удобренную, сбалансированную почву. Он-то планировал найти брата, достичь карьерных высот, не обнадёживая и не захламляя свою жизнь, словно тот вакуум, в который он заключил своё сердце — это его личная мера предосторожности. Каким же было его удивление, когда щебетания Май Таниямы перестали действовать ему на нервы, когда он начал отслеживать каждый её сделанный шаг. Май кидалась по окнам, надеясь увидеть хоть кого-то, чтобы им открыли дверь, а он злился, что её снова чего-то не устраивает. Он-то получал от этого наслаждение: остаться рядом с ней в тихом, уединённом месте, о котором, по его личным умозаключениям (почему-то он был уверен, что Нао никому о них не расскажет), никто не знал. Наконец, Танияма смирилась, поддавшись убеждениям Нару о разумности заслуженного перерыва. Так и прошёл этот день. В объятиях друг друга они встретили вечер.
— И почему вы надумали уезжать? Я не понимаю такой спешки… — Такигава сквозь смеженные веки делал обиженный вид, провожая вместе с коллегами сразу четверых: Масако, Ясухару, Нару и Лина.
— Прошу простить меня за такую спешку, — поклонилась Хара уважительно. — Мои причины не так уж важны. Скорее важно то, что здесь я свою работу сделала. Пора вернуться к другой. Да и не все хотят закончить свою жизнь неучами, — съязвила она, косясь тем временем на Май.
Завидуй! С меня многого и не спросят! — Танияма едва сдерживалась, чтобы не показать Масако язык.
— Но ты уверена, что стоит ехать на такси? — спросила Аяко. Пересадки в транспорте её немного смущали. — Лин и Нару едут в Токио. Вам бы хватило места в фургоне…
— Всё в порядке, — вместо Масако ответил Ясухара. — У меня в Хаконе ещё были дела. Хара согласилась составить мне компанию. Одному совсем скучно со всеми этими брошюрами возиться.
— Ну раз так… — жрица не нашла чего возразить.
— А парнишка-то как следует в свой шанс вцепился, — шепнул ей Такигава, помахивая ладошкой в ответ на прощание довольного Ясухары. Он махал рукой, как флагом, высовываясь из-за дверки белого такси. — Думаю, они хорошо проведут время…
— Да… — засмотрелась Аяко на отъезжающее такси, уловив боковым зрением возвращение Лина. Он погрузил оставшиеся вещи в чёрный фургон и захлопнул дверки. — Масако понять можно, но я не понимаю, почему уезжаете вы?
— Появились срочные дела. Мне и Лину надо ехать. Мы постараемся вернуться завтра к вечеру. Подготовьте всё, — отдал последний приказ Сибуя. — Май, подойди…
— Я? — переглянулась она с коллегами, те пожали плечами, кто-то закатил глаза, а посему пришлось идти.