Страница 17 из 27
– Да не надо, ребята, – сказал он. – Ещё уроните, блин…
Рамон выскользнул из толпы. Ему был необходим свежий воздух.
Кай Эйхманн помчался к западным воротам колонии на своём лендровере, едва тёмно-зелёная спираль и розовый защитный контур «пружины» растаяли в воздухе. Кай увидел дыру в воротах, распластанные тела и толпу людей около одного из «кайманов». Там кого-то качали с энергичными криками, длинное тело то и дело взмывало в воздух. Эйхманн остановился перед опрокинутым полицейским «фордом». Отсюда Кай не мог видеть, кого там качают, но думал, что знает, кто это. Эйхманн вышел из джипа. На броне своей машины стоял один из близнецов Штайнбреннеров и вопил во всё горло. Кай прищурился. Это оказался тот из братьев, кого Кай и искал – на лице у парня не было шрама. Алоиз тоже заметил руководителя Шербе и отрицательно покачал головой.
Эйхманн прислонился к боку лендровера, стащил с головы пилотку и вытер лицо.
Вот и всё. Можно ехать домой.
Из-за перевёрнутой легковушки прямо на руководителя Шербе вышел темноглазый мужчина в грязном белом халате. Эйхманн узнал его – это он оттащил его от Курта. Врач тоже узнал его и сказал приветливо:
– Ваш сын сегодня прямо герой дня.
– Вы его врач?
Мужчина кивнул.
– Кай Эйхманн, руководитель Шербе, – глава нацистов протянул руку.
– Рамон Гонзалес, психиатр, – представился тот, отвечая на рукопожатие.
– Хотелось бы побеседовать с вами, Гонзалес, – сказал Кай. – Пойдёмте в джип.
– Вы понимаете, что я не всё могу вам рассказать? – Рамон пристально смотрел на руководителя Шербе.
– Что-то лучше, чем ничего, – Эйхманн криво усмехнулся. – Прошу.
Он сел в лендровер. Рамон обошёл машину. Эйхманн перегнулся через сиденье и открыл пассажирскую дверь.
Кай Эйхманн задумчиво постукивал крагой по рулю.
– Вот, значит, как обстоят дела, – заговорил наконец руководитель Шербе.
– Да. Общую картину я вам обрисовал, – ответил Рамон. – Ничего фатального в этом нет. Но наблюдаться надо. И, безусловно, сменить образ жизни. Больше Курту так жить нельзя.
– Вы подтвердите свои слова об этом учёном перед президентом Александром? – спросил Кай.
– Хоть сейчас.
– Тогда поедем, – Эйхманн завёл машину.
– Ваш сын был красивым подростком? – спросил Рамон.
В жёстком лице главы нацистов что-то сломалось. Волевые черты поплыли, как снег на дороге весной.
– Так он вам и об этом рассказал, – прошептал Кай Эйхманн.
Рамон смущённо потёр переносицу.
– Нет. Я не думаю, что Курт может обсуждать эту тему с кем бы то ни было, – сказал Рамон. – Но если я скажу, что увидел те события в голове одного из ваших парней, вы мне вряд ли поверите.
– Поверю, – выдохнул Эйхманн. – Вы удивительный человек, Гонзалес. Да и я видел, как вы разговаривали с Алоизом Штайнбреннером.
– Что Курт с ними сделал? – тихо спросил Рамон. – Как…
– Курт был очень хорошим гранатомётчиком, а стрелковое оружие никогда не любил. Говорил, что он не девчонка, чтобы вышивать бисером, – с трудом произнёс Эйхманн. – Но в доме Руделя была старинная винтовка, трофейная… Никто уж не узнает, как Курт до неё добрался. Фьессу и Шефферу он прострелил… самый низ живота. А Руделю вогнал в задний проход раскалённую кочергу и запер их, ещё живых, умирать в подвале.
– Если бы какие-нибудь выродки потребовали моего ребёнка, чтобы сотворить с ним такое, – негодовал Рамон, – я бы его застрелил или сам лёг, но не отдал бы! Или, может, вас не было в Шербе, когда это произошло?
– Я был дома, когда это случилось. Но я ничего не мог сделать, – сухо выговорил Эйхманн. – Между кланами Руделей и Эйхманнов старая вражда. Во время войны Рудель был в вермахте, а мы – в СС. Они взяли его… для того, чтобы раздавить меня.
– Им это удалось, – сказал Рамон безжалостно.
Президент и его секретарь стояли напротив раскуроченных центральных ворот колонии. Это направление прорыва было ложным, но бились монстры по-настоящему. Президентская свита куда-то исчезла. Винченцо умчался, скорее всего, потрошить трупы в поисках Нобелевской премии. Эйхманн уехал за сыном сразу, как только спираль отработала. Рамирес сказал, что такое дело надо отметить, и ушёл за тем, чем обычно отмечают. Александр только сейчас заметил электрошокер, который секретарь неуверенно крутил в руках.
– Где вы это раздобыли, Мигель? – спросил президент.
– Мне дал один парень из оцепления, – смущённо ответил тот. – Сказал, что вид у меня какой-то слишком ботанический…
Александр хмыкнул. Из-за угла колонии вывернул джип руководителя нацистов. С другой стороны появились Винченцо и Рамирес с бутылкой в руках. Они оказались рядом с Александром одновременно с лендровером Эйхманна. Винченцо раздавал пробирки, протирая их полой халата. Руководитель Шербе выпрыгнул из джипа.
– Присоединяйтесь, – предложил ему Рамирес.
– У нас не принято пить за рулём, – отказался Кай Эйхманн.
Александр увидел на пассажирском сиденье человека.
– Ну пусть хоть Курт с нами выпьет, – сказал президент.
Эйхманн дёрнул щекой. Дверца открылась. Из джипа выбрался полный мужчина в бушлате и очень грязном халате. Александру он показался смутно знакомым.
– Я уж и не чаял увидеть вас в живых, Гонзалес, – сказал Винченцо.
Александр сообразил, что видел Гонзалеса в записи допроса Курта.
– Говорят, вы с Куртом во время прорыва отмочили нечто невероятное? – Президент протянул Рамону свою наполненную пробирку.
– Это всё Курт, – ответил Рамон. – Я только прикрыл его.
– Обеспечение тылов – одна из самых важных стратегических задач во время боя, – наставительно произнёс Рамирес.
Александр взял себе пробирку из рук Винченцо. Учёный сердито покосился на Гонзалеса – из-за него он остался без тары. Президент и его свита выпили молча, без тостов.
– Нам пора возвращаться, – сказал Кай Эйхманн.
– Разрешите поблагодарить вас, – начал президент. – Правительство Аргентины в моём лице готово…
– Мне ничего не нужно, – перебил его Эйхманн.
Рамирес от такой дерзости поперхнулся спиртом.
– Я приезжал сюда за сыном. Но он отказался вернуться домой, – продолжал Эйхманн. – Я знаю, что по вашим законам Курт считается преступником. Нельзя ли как-нибудь решить этот вопрос… амнистия, например.
– Меня тоже бы очень устроило, если бы ваш сын уехал в Шербе, – вздохнул Александр. – Хорошо. За то, что он сегодня сделал, многое простится. Я думаю, даже всё. Но как же нам быть дальше? Один такой человек, как Курт, находящийся на свободе, опаснее всех этих монстров… – Он пнул валявшийся рядом труп медведя.
– При президенте Пероне существовал пост советника президента по делам идеологических меньшинств, – подал голос Мигель. – И если руководство Шербе утвердит кандидатуру Курта Эйхманна…
– Утвердит, – заявил Кай.
Рамирес налил всем по второй.
– Вот и замечательно, – сказал Александр. – Вы уверены, что не хотите выпить с нами? Посадите за руль кого-нибудь…
– Ничего, что из моей пробирки? – спросил Рамон.
Эйхманн махнул рукой и взял пробирку у молодого врача. Винченцо совсем потемнел лицом – уже второй круг его обходили.
– Прозит, – и Эйхманн выпил.
– Я вас очень прошу, – голос нацистского руководителя прервался, но он справился с собой и продолжал: – Не ставьте над Куртом больше никаких… опытов.
– Так это ведь не мы, герр Эйхманн, – начал Александр.
Кай Эйхманн молча посмотрел на учёного.
– Винченцо? – спросил президент.
Тот опустил глаза и забормотал:
– Ну, вы понимаете, мы хотели изучить этот вирус… Мы искали вакцину…
– И для этого били бедного парня током? – безжалостно спросил Рамон.
Рамирес тихо крякнул. Александр прищурился, лицо его стало жёстким.
– Мигель, – обратился он к секретарю, – дайте-ка эту штучку герру Эйхманну.
Винченцо попятился.