Страница 25 из 87
На этот раз поездка длилась недолго. Привычный шорох дверей — оба вышли в тихий полутемный коридор.
— Белый город, уровень минус пятьдесят, — негромко сказал Ник. — Дальше пойдем пешком. Мы с тобой теперь пробираемся тайно, этот лифт на самом деле тоже как бы не существует, числится нерабочим. Его энтузиасты поддерживают в нормальном состоянии. Он раньше был служебным, вот, видишь, привез нас в служебное помещение. Можешь посмотреть на местных, если хочешь, — он подвел приятельницу к маленькому окошечку, забранному пыльной сеткой. Мадлон приникла к окну, не обращая внимания на пыль, от которой зачесалось в носу.
По ту сторону оказался чистый светлый коридор с рядами дверей по обе стороны. Это место напоминало больницу и тюрьму одновременно, какими их показывают в кино. По коридору, почти все в одном направлении, двигались люди лет от двадцати до шестидесяти. Детей, подростков и пожилых среди них Мадлон не увидела. Одежда у всех выглядела заношенной, многие были в штанах и рубахах одинакового покроя с большими буквами на рукавах и спинах: «Обеспечение неимущих». На лицах людей застыло одинаковое равнодушно-сонное выражение. «На работу, — подумала Мадлон. — Смена, похоже». Она знала, что обитателей Белого города обеспечивают простыми бездумными занятиями — что-то упаковывать, сортировать, собирать. Они делали все то же самое, что могли бы быстрее и качественнее выполнять автоматы, но ведь оставить людей без работы нельзя, надо, чтобы они хоть чем-то занимались, хотя бы по шесть часов в день. А кроме такой простой работы эти люди ни к чему не были способны — во всяком случае, не способны в степени, достаточной для того, чтобы найти работу в Верхнем городе.
— Ник, а что они делают в свободное время?
Ник неохотно отозвался:
— Я слышал, они спят тут по десять-двенадцать часов, им специально всякую дрянь в еду подмешивают. А оставшееся время проводят в виртуальном мире. Дядя рассказывал, что все эти компьютерные игрушки, которые у нас не приветствуются, здесь очень распространены. Ну, знаешь, грубые игрушки, где почти не надо думать, а так, на рефлексах проходишь, зато ощущений сколько хочешь — кровавые стрелялки, страшилки, эротика. У нас в такие мало играют, считается признаком дурного вкуса. А эти гоняют по несколько часов, ни на что другое мозгов не хватает. Дядя говорил: потому и не хватает, что их специально отупляют. Замкнутый круг, — он отступил от окошечка. — Пойдем, что ли? А то как бы Мортон раньше нас наверх не вернулся.
Через полчаса они вышли в темный тоннель. Ник включил фонарик и пояснил:
— Мы почти на месте. Нижний город, уровень минус двести пятьдесят.
— А почему здесь нет света?
— Это необитаемая часть, мы ведь пришли закоулками.
— Получается, любой верхний может спуститься сюда? А любой местный так же легко может подняться наверх?
— Может, но совсем не легко. Надо знать дорогу в обход контрольно-пропускных пунктов — потому что на каждом КПП тебя мигом распознают по лицу, походке, отпечаткам пальцев и еще десятку признаков — достать глушилки, отражатели, а для местных — подделать документы, чтобы пройти контроль на Нулевом уровне. Там, наверху, таких тайных путей, какими мы с тобой сейчас пробираемся, не найдешь. То есть, наверное, можно найти, но надо здорово постараться, особенно после путча.
Под ногами что-то зачавкало, Мадлон отскочила.
— Тут грязь!
— Ну да, а ты что, никогда грязи не видела?
— Непривычно как-то, — пробормотала она. — Я думала, грязь только снаружи или в искусственных болотах, которые в парках наверху… Или на Нулевом уровне для антуража, как мусорные кучи.
— Можешь считать, что это местный парк, — хихикнул Ник. — Здесь и озеро есть, — он посветил фонариком, и Мадлон увидела, что широкий тоннель впереди залит водой. — Обойдем вдоль стенки. Видишь выступ? Иди осторожно, не свались… Это Озерный туннель, мы раньше жили поблизости. В нем всегда стояла вода, а лет десять назад, после землетрясения, подтопило и окрестности. Потом-то воду откачали, но вначале тут прямо страшно было. А вон там, подальше, старые склады. Туда никто не ходит, говорят, там очень опасно, в любой момент может случиться обвал.
— Я не думала, что здесь все такое… Такое запущенное. Ведь эти нижние уровни — тоже часть города, и…
— Что, хочешь сказать: «Куда смотрит ремонтная служба?», — Ник протянул ей руку, помогая перебраться через кучу песка и щебня вперемешку с мусором. — Да верхним плевать на Дно. Когда из этого туннеля хлестала вода, наверху хоть бы кто почесался. Потом-то, конечно, прислали гуманитарную помощь и пару ремонтных киберов, через две недели, ага. А когда возле складов перекрытие обрушилось, думаешь, сюда примчались спасатели? Ха-ха… Я не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что наводнение и другие аварии были подстроены. Жители Дна у всех как бельмо на глазу. Сюда ведь бегут те, кому не нашлось места наверху, но при этом им не нравится ходить строем в Белом городе. Да хоть мою мать возьми — думаешь, она всегда тут жила? Они с дядей родились в Верхнем городе, а потом — тесты, проверки, выявление способностей, и вот дядя учится в Технологическом университете, а ей предлагают работать официанткой на Нулевом. Она этому не обрадовалась и связалась с какими-то экстремистами, чуть ли не с «Новыми луддитами», они-то ее сюда и заманили. А потом их банду разогнали, часть сбежала к дикарям наружу, а она сошлась с моим отцом, родила меня и осела здесь. Это мне отец рассказывал, сама-то она ничего о своей молодости не говорит.
— Я не понимаю… Получается, что жители этих нижних уровней существуют как бы автономно, они независимы от города?
— Не совсем. Сюда идут поставки. Здесь-то производства почти никакого, разве что продукты. Хлорелла, овощи в гидропонных теплицах, соевое мясо… Отец у меня как раз на пищевом комбинате работает. По сравнению с верхними продуктами местная еда — дрянь, но если не сравнивать, то нормально. Зайдем в какое-нибудь кафе — попробуешь. Ну, одежда частично своя. А вот электроника, медикаменты, медтехника — почти вся сверху.
— Секс-ботов тоже поставляют? — спросила Мадлон, вспомнив его рассказ про бордель некоего Вебера.
Ник кивнул.
— Да. Я сначала удивлялся, потому что ведь это уже, типа, предметы роскоши, а потом дядя сказал, что это еще один ненавязчивый и приятный способ снизить рождаемость. Это у нас наверху дети никому нафиг не нужны, а здесь они для многих смысл жизни. Особенно если кто долго завести ребенка не может, так вообще… Ну да это не про мою мать, — он ожесточенно поддал ногой камешек. — Короче, Верхний город поддерживает нижние уровни, но при этом был бы рад от них избавиться. Но ведь нельзя вытравить местных, как тараканов, это негуманно и вообще зверство. Поставок тоже не лишают, потому что никому не нужен еще один конфликт. Худой мир лучше доброй ссоры. Дядя даже говорит, что местная нищета создается искусственно. Дескать, пусть они здесь помучаются, а когда устанут, сами поднимутся на минус пятьдесят и будут жить по расписанию, никому не доставляя хлопот. Он говорит, что у нас достаточно ресурсов, чтобы обеспечить всем необходимым вдвое большее население, да только вопрос — чем будет заниматься это население? Вот так и получается, что жизнь наверху не для всех, а недовольные уходят сюда. Идиотская система.
— Придумай лучше, — раздраженно сказала Мадлон. Ей система казалась пусть не идеальной, но в целом довольно удачно расставляющей людей по местам. А если кого-то не устраивает его место, пусть он докажет, что достоин большего — в чем проблема?
— Не могу, — огрызнулся Ник, — я же не социолог. Да мне наплевать, если честно. Хоть я и вышел отсюда, — он нервно провел рукой вокруг, — я ненавижу это место. Если бы не родители, ноги моей здесь не было бы. Я пока не могу их увести отсюда — если забрать кого-то из Нижнего города, придется платить бешеный налог. Но как только у меня будет больше денег, я переселю их хотя бы на Нулевой уровень.