Страница 45 из 46
И было ясно, что Виддершинс и Ольгун стали слишком часто спотыкаться.
Она отпрянула от пальцев Ируока, оттолкнулась ногой от старого дерева, надеясь ударить, пока он не готов. Она повернулась в воздухе, клинок резко пошел вниз — и Ируок отошел от рапиры и поймал ее. Его раненая ладонь сжала ее запястье, пальцы и обрубки впились в ее плоть, удерживая рапиру. Другая сжала ее шею.
— Немного печально каждый раз, — сказал он заговорщически, двигая плечами, избегая атак ее друга, — когда мне надоедает с кем-то играть.
Виддершинс пыталась бороться, но не могла. Пыталась говорить, но смогла лишь пискнуть. Кровь шумела в ушах, в груди пылало.
— Если тебя это утешит, — продолжил Ируок, — мне есть с кем поиграть в твоем красивом городе. Меня это точно утешает.
Ее кожа горела от его пальцев. Она ощущала, как кожа рвется, когда он двинулся, как течет кровь. Ее ладонь содрогнулась, рапира упала. Она не знала, почему остальные перестали атаковать, не знала, куда делся Джулиен, и поняла лишь, когда ее меч упал, что они висели над землей. Кончиками пальцев, что сжимали ее горло, Ируок забрался на десяток футов по стволу дерева. Другие ничего не могли сделать.
Она не могла двигаться, не могла дышать.
«Ольгун, я не хочу так умирать…».
Сквозь веки, которые она пыталась открыть, она посмотрела мимо Ируока, его ног, что свисали идеально параллельно стволу. Джулиен бежал к ним, она увидела, как он прыгнул, ощутила слабый порыв силы Ольгуна. Но она ощущала, как ослабел бог, знала, что Джулиен не достанет до них…
Но он махал не рапирой, а посохом епископа Сикара, который Ферранд использовал как дубинку.
Изогнутый край зацепился за руку Ируока. Виддершинс на миг обрадовалась, увидев, как существо раскрыло рот, и вес тела Джулиена сорвал их с дерева.
Они ударились о землю, прокатились, кора и кожа цеплялись к пальцам Ируока. Виддершинс с болью вдохнула, и только вдох помешал ей кричать от боли в запястье и горле. Она оказалась на коленях, кашляя. Ладонь сжала ее плечо, она чуть не ударила, но узнала Сикара, он дал ей сделать глоток из фляги.
Она потянулась к фляге, хрипя… а потом лицо епископа побелело, губа задрожала. И она ощутила…
Страх захлестнул ее, но она держалась только из-за памяти о жизни, что он спас…
Боль, ревущая боль. Плоть рвалась, ломались кости, взрывалось сердце…
Радость, что он преодолел сомнения. Что она узнала до конца.
«Виддершинс… Адрианна… Я люблю тебя…».
Вспышка магии, Ольгун отдал почти все, чтобы оборвать связь, пока не поздно.
И Джулиен Бониард пропал.
Никаких криков. Никаких слез. Виддершинс встала, все в ней онемело. Ируок стоял в паре ярдов от нее, рапира Джулиена торчала из его груди, он даже не замечал этого. Изломанное тело Джулиена висело в его кулаках.
Ируок беспечно отбросил труп. Тот влажно отскочил от ствола дерева и ударился о землю. Эврард и Ренард стояли близко, их рапиры дрожали от усталости.
— Сейчас, — сказал Ируок, сжимая рукоять рапиры двумя пальцами, медленно вытаскивая ее из тела, — может, мы сможем…
Виддершинс оттолкнула Сикара, не слушая его испуганный вопль. Руки ее были без оружия, но один кулак сжимал что-то, сверкающее на солнце, и она пошла вперед к существу, которое ненавидела больше всего в мире. Она не атаковала, не была вооружена, и Ируок дал ей подойти.
— Что-то случилось? — бодро спросил он, вытащив меч из тела с влажным хлопком.
— Да.
«Ольгун, продержись еще немного…».
— Исцели это!
Виддершинс бросилась, раскрыла пальцы, показывая амулет Вечного ока, что она стянула с шеи епископа, толкая его. Она вонзила его в медленно закрывающуюся рану, оставленную клинком Джулиена.
Крик Ируока разнесся над кладбищем, двойной голос стал выше на десяток октав. Он рухнул на колени, стал терзать плоть груди, отбрасывая рассеивающиеся дымящиеся куски мышц и костей, пытаясь выкопать священный символ из тела. Виддершинс спокойно смотрела на его усилия, отмахнулась, когда остальные подошли с оружием.
Наконец, серебро в пятнах вылетело, и Ируок выдохнул с облегчением, не замечая зияющую дыру в груди.
Дыру, куда Виддершинс сунула руку, ладонь покалывало от последних капель силы Ольгуна. Она сжала сморщенное, не бьющееся сердце Ируока.
Он посмотрел на руку, торчащую в его груди, а потом на лицо девушки, убившей его.
— Ну… проклятье.
Виддершинс дернула. Голоса детей завыли вдали и пропали. Тело Ируока упало к ее ногам, взорвалось пылью, разлетевшейся по ветру. В кулаке она сжимала комок белой слизи с личинками.
Оно пахло мятой.
— Все кончено, Шинс, — выдохнул Ренард за ней. — Ты это сделала.
— Да, — ее голос был хриплым, мрачным, слова ранили горло. — Все кончено, да?
Она пошатнулась, упала на колени рядом с телом Джулиена и просила — молила — слезы пролиться.
Но сил не было даже на скорбь.
ЭПИЛОГ
Моя дорогая Робин,
Я пишу тебе это, потому что, если честно, у меня не хватит сил — и смелости — смотреть тебе в лицо, говоря это. Я знаю, как ты себя чувствуешь. Прости.
Я покидаю Давиллон. Я не хочу, чтобы ты думала, что я бросаю тебя (или Ренарда, или кого-то еще). Но другого выбора нет. Все, кого я люблю, тут, но этот город ядовит для меня. Сначала Женевьева и Александр, теперь Джулиен… Мне нужно уйти от призраков, Робин. Мне нужно время и спокойствие, тут я их не найду.
Ты не останешься одна, и «Дерзкая ведьма» не будет страдать. Я вернула рубин, который Ренард забрал из рапиры Эврарда…
Ренард охнул, потянулся к мешочку на поясе, но не дал пальцам даже развязать его. Если она сказала, что забрала его, то сделала это, даже если это казалось невозможным. Он невольно улыбнулся, хоть губы дрожали. Он вернулся к записке.
из рапиры Эврарда, и спрятала его под половицами под кроватью в моей комнате. Там мешок монет и других ценных вещей с других работ. Попроси Ренарда продать их для тебя. Он поворчит, но продаст их неплохо. Этого должно тебе хватить, и таверна проработает еще год или больше.
Надеюсь, что в «Ведьме» у тебя получится устроить бизнес, чтобы продержаться дальше. Епископ Сикар клянется, что не вернется в Давиллон, пока не убедится, что кардиналы запретили церкви притеснять город, а Игрейн говорит, что у него есть шансы. Если он сможет, то все наладится (насколько это возможно). Если нет — если ты проснешься и увидишь нового епископа — значит, все прошло плохо. Но мы постараемся выжить, да?
Не переживай из-за Эврарда. После того дня на кладбище он отказался от дуэли со мной. Он сказал, что это на время, что будет не честно пользоваться преимуществом, но он не звучал уверенно. Похоже, он сомневается в мести. Может, у него все-таки есть душа? Думаю, сражение бок о бок с кошмарным монстром могут изменить человека. Даже если он решит отомстить, он не тронет тебя, пока меня нет. (А если тронет, можешь попросить Ренарда сразиться с ним за разумную плату). Следи за ним, если увидишь, но не переживай.
Скажи всем, что я буду скучать. Не забудь, что нам еще нужно разобраться с протекающей бочкой слева сзади под зелеными бутылками. Доверяй себе, ты всегда управляла таверной лучше меня.
И не возненавидь меня, прошу. Знаю, ты можешь не верить в это сейчас, но я не вынесу, если лишусь всей оставшейся семьи. Мне просто нужно время разобраться во всем.
Однажды я вернусь. Обещаю.
С любовью Ренарду, со всей любовью тебе, Робин. Будь сильной ради меня, может, тогда и я вспомню, как быть сильной.
Шинс.
Буквы расплывались, Ренард моргнул пару раз, повернулся на стуле, кривясь, когда движение потревожило медленно заживающие раны на левом плече. Он осторожно отдал письмо девушке с красными глазами и румяными щеками. Она выглядела так, словно весь мир был против нее.
— Мне жаль, — сказал он. Это было неправильно, но лучше всего, что он мог сказать.