Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11



Зрители не спеша потянулись в зал. Начинался спектакль. И опять Марию Леонидовну охватило волнующее чувство чего-то необычного. Ни в одном театре мира с ней не случалось такого. Она словно растворилась в этой музыке, словно оказалась внутри её. Или музыка наполнила её саму. Это невозможно было понять. Ей казалось, что все, кто находится сейчас в зале – и музыканты, и актеры, и зрители, и сама сцена, – все качаются в такт музыке на ярких разноцветных волнах, а она откуда-то сверху дирижирует этим сводным оркестром. И она так спокойна и так счастлива…

Смолкли последние аккорды. Мария Леонидовна невольно зажмурилась от вспыхнувшего яркого света.

– Какая прекрасная музыка. Уходить не хочется, – Сергей дотронулся до ее руки, – вам понравилось?

– Очень! Это просто волшебно, – ответила она, открывая глаза. – Спасибо вам.

– Спасибо вам, – улыбнулся Сергей, и они стали пробираться к выходу.

Шли не торопясь. Прекрасная музыка не отпускала. Она летела за ними, заполняя собой улицы, дома, воздух, небо, их самих. Хотелось громко-громко крикнуть и полететь на упругих волнах этой волнующей парижской музыки. Внутри опять что-то словно защекотало. «Опять это ощущение», – подумала Мария Леонидовна. Но ей совсем не хотелось, чтобы оно проходило. Словно ожидание чего-то прекрасного и таинственного, нежного, доброго, теплого…

Они остановились. Внизу под гранитным парапетом тихо плескалась Сена, старинные замки на другом берегу были искусно подсвечены и, словно алмазные подвески, спускались на землю из самой глубины темного парижского неба, мимо медленно проплывали прогулочные катера с танцующими парами на освещенных палубах, где-то звучал аккордеон…

Сергей положил руки на плечи Марии Леонидовны и немножко развернул ее к себе. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, не моргая, не шевелясь, не дыша. Они стояли здесь, на этой ночной парижской набережной, но их словно здесь не было. Они летели туда, в неведомую высь, и чувствовали, что волны чарующей музыки снова и снова подхватывают их и кружат, кружат над этим пьянящим городом.

О, Париж, Париж!

Город безумства и удали, величия и бесчестия, страсти и разочарования, город любви!

Показались знакомые очертания отеля. Только в нескольких окнах еще горел свет. Люди отдыхали после нелегкого туристического дня.

Мария Леонидовна и Сергей вошли в приглушенно освещенный холл, обменялись приветствием с понимающе улыбнувшейся девушкой за стойкой «Reseption» и направились к лестнице. Ее дверь. Они остановились. Мария Леонидовна опять почувствовала приближение накатывающейся волны томительно-тягучей завораживающей истомы.

– Вы поедете завтра со мной? – шепотом спросил Сергей.

– Да, – еле слышно ответила она.

– Встречаемся за завтраком. Спокойной ночи, – он нежно поцеловал ее руку и пошел вдоль длинного коридора.

– Спокойной ночи, – машинально ответила Мария Леонидовна и открыла дверь номера.

Утро было светлым и солнечным. «Завтра – домой», – подумала Мария Леонидовна, глядя на легкие белые облачка, медленно плывущие по синему небу. И ей вдруг так захотелось, чтобы быстрее наступило это «завтра», чтобы она опять оказалась среди родных и безумно любимых людей. Несмотря на частые разъезды, она так и не научилась не скучать по ним. А может, этому и не надо учиться. Ведь они – часть ее жизни, а значит, без них ей никак нельзя.

«Ой», – память вдруг опять вернула ее во вчерашний вечер, – «А куда я сегодня еду? И сколько сейчас времени?»

Мария Леонидовна быстро привела себя в порядок и спустилась в ресторан. Сергей и его сестра уже заканчивали завтрак. Они приветливо кивнули ей. Мария Леонидовна поставила на поднос традиционный набор из кофе, теплого круассана и кукурузных хлопьев с молоком и села за свободный столик.



– Приятного аппетита, – услышала она голос Сергея. – Как настроение? У вас не изменились планы?

– Нет, – ответила Мария Леонидовна, размешивая ложечкой давно растаявший сахар. – Туристическая программа выполнена, сегодня – свободный день. Магазины меня не интересуют. Так что я готова. А куда мы едем?

– Вот и отлично! Сестре из-за ноги опять придется остаться дома. По дороге я все расскажу. Сколько вам нужно времени на сборы?

– Минут 15–20.

– Хорошо, через 20 минут я жду вас в холле.

Арендованный темно-синий «Пежо», мягко урча, катил по ровному шоссе. Мимо проносились ухоженные деревеньки, невысокие часовенки, ровно очерченные виноградники. Чувствовалось, что люди, живущие в этой относительно небольшой стране, ценят и любят каждый сантиметр своей земли.

Ехали молча. Сергей был задумчив, и Марии Леонидовне в какой-то момент показалось, что он вообще забыл о ней. «Ну, и ладно, в конце концов это он меня пригласил. Пусть это будет еще одной экскурсией», – нашла она мудрое решение и стала внимательно рассматривать пейзаж за окном.

– Мария Леонидовна, – голос Сергея прозвучал устало и глухо, словно он только что вернулся откуда-то издалека. – Я Вас очень прошу ни о чем меня не спрашивайте сейчас, я все расскажу сам. Извините меня.

И он снова замолчал, словно опять уплыл куда-то в глубину своих воспоминаний.

Наконец у щита с названием какого-то городка они свернули на небольшую дорогу и спустя 10 минут подъезжали к свежевыкрашенным домикам с аккуратными садиками вокруг них. Люди, попадавшиеся на пути, с любопытством смотрели им вслед. Было видно, что не так часто к ним наведываются гости. В основном это были пожилые люди, такие маленькие и чистенькие, что, казалось, от них должно пахнуть клубникой и молоком.

Мария Леонидовна и Сергей проехали через весь городок и оказались среди огромного виноградника. Дорога немного сузилась, но все равно была достаточно ровной. Темно-зеленое необъятное поле ровными рядами виноградных лоз подходило к подножию небольшого холма, покрытого соснами. А где-то там, высоко, сквозь высокие стройные деревья блестел на солнце купол часовни. Это было необыкновенно красиво, и Мария Леонидовна даже пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат.

Почти на вершине холма сосны вдруг словно расступились, освобождая место для небольшого ровного плато, на котором покоилось тихое кладбище, обнесенное высоким забором, больше, наверное, для формы, чем из-за необходимости.

Сергей припарковал машину.

– Можно мне с Вами? – неуверенно спросила Мария Леонидовна.

– Я бы очень этого хотел, – тихо ответил Сергей. Он купил букетик ярко-синих цветов, похожих на васильки, в маленьком пластмассовом стаканчике с водой, и они пошли по ровной дорожке между надгробий почти одинакового размера и формы.

Сергей остановился у одной из могил. Он поставил стаканчик с цветами на плиту, а сам положил руку на памятник, поглаживая пальцами холодный камень.

«Моника Ришар, 1946–1991», – прочитала Мария Леонидовна надпись на гранитной плите. С овальной фотографии на нее смотрела молодая женщина. Светлые волосы были разделены косым пробором так, что длинная прядь почти закрывала ей правую половину лица. Было такое ощущение, что во время съемки женщина чуть-чуть наклонила голову и улыбнулась. И теперь этот неуловимый момент навсегда застыл в тяжелом камне.

– Это – моя жена, – тихо сказал Сергей, – мы прожили почти два года. Авиакатастрофа. Она была старше меня. Это было наваждение, страсть, безумие. Только началась перестройка. Первые совместные предприятия, первые поездки за рубеж, первые деньги. И тут – она, специалист с французской стороны. Настоящая француженка до последней ниточки. Что она во мне нашла? До сих пор не могу понять. Мы могли часами сидеть и смотреть на звезды. И нам было хорошо от того, что блестит асфальт, что цветет виноград, что летит самолет или идет дождь. Нам было хорошо. Командировка кончалась. Куда мы только ни обращались, чтобы оформить наш брак. Везде получали отказ. Моника смеялась и говорила, что это совсем не обязательно, что она и так моя жена. Но для меня это было очень важно. Потом она прилетела в Москву. Опять заявления, письма, отказы. Но стоило нам оказаться вдвоем, мы словно погружались в другой мир, наш мир, такой чистый, спокойный и надежный. Я больше сюда не смог выбраться, а она прилетала. Часто. Как только могла. Если бы не эта нелепая, ужасная, роковая случайность. Еще не успели взлететь. Почти над самым Парижем. Париж, Париж…